хорошеет.
не избаловали комплиментами.
перчатку, пальчиками, направляется к дубовой лестнице, у которой дожидается
сэр Лестер, чтобы по-рыцарски проводить супругу наверх. Древний Дедлок,
написанный в натуральную величину на панно, такой же тучный, каким был при
жизни, и такой же скучный, смотрит со стены, выпучив глаза, словно не знает,
что и подумать; впрочем, он и во времена королевы Елизаветы *, должно быть,
неизменно пребывал в недоумении.
расточает хвалы леди Дедлок. Она такая приветливая, такая изящная, такая
красивая, такая элегантная, у нее такой нежный голос и такая мягкая ручка,
что Роза до сих пор ощущает ее прикосновение! Миссис Раунсуэлл, не без
личной гордости, соглашается с нею во всем, кроме одного, - что миледи
приветлива. В этом миссис Раунсуэлл не вполне уверена. Она никогда ни единым
словом не осудит ни одного из членов этого достойнейшего семейства, - боже
сохрани! - и осо-бе-нно миледи, которой восхищается весь свет; но если бы
миледи была "немножко более свободной в обращении", не такой холодной и
отчужденной, она, по мнению миссис Раунсуэлл, была бы более приветливой.
"почти", ибо в такой благодати, как семейная жизнь Дедлоков, все обстоит как
нельзя лучше, и думать, что это не так, граничит с богохульством), - я почти
готова пожалеть, что у миледи нет детей. Вот, скажем, будь у миледи дочь,
теперь уже взрослая молодая леди, миледи было бы о ком заботиться, а тогда,
мне кажется, она обладала бы и тем единственным качеством, которого ей
теперь не хватает.
говорит Уот, который съездил домой, но быстро вернулся - вот какой он
любящий внук!
миледи, дорогой мой, - с достоинством отвечает домоправительница, - это
такие слова, которых я не должна ни произносить, ни слушать.
основание гордиться.
гордости и тщеславии, предназначенный для простонародья, - говорит Уот. -
Простите, бабушка! Я просто шучу!
годится.
соглашается Уот, - так что я смиренно прошу у него прощения. Надеюсь,
бабушка, что, хотя сюда съезжаются и хозяева и гости, мне можно, как и
любому проезжему, пробыть еще день-два на постоялом дворе "Герб Дедлоков"?
познакомиться с этой прекрасной местностью.
глаза и очень смущается. Однако, по старинной примете, у Розы сейчас должны
были бы гореть не ее свежие, румяные щечки, но ушки, ибо в эту самую минуту
камеристка миледи бранит ее на чем свет стоит.
юга, из-под Авиньона или Марселя, большеглазая, смуглая, черноволосая
женщина, была бы красивой, если бы не ее кошачий рот и неприятно напряженные
черты лица, - от этого челюсти ее кажутся слишком хищными, а лоб слишком
выпуклым. Плечи и локти у нее острые, и она так худа, что кажется
истощенной; к тому же она привыкла, особенно когда сердится или
раздражается, настороженно смотреть вокруг, скосив глаза и не поворачивая
головы, от чего ей лучше было бы отвыкнуть. Она одевается со вкусом, но,
несмотря на это и на всякие побрякушки, которыми она себя украшает,
недостатки ее так бросаются в глаза, что она напоминает волчицу, которая
рыщет среди людей, очень чистоплотная, но плохо прирученная. Она не только
умеет делать все, что ей надлежит делать по должности, но говорит
по-английски почти как англичанка; поэтому ей не приходится подбирать слова,
чтобы облить грязью Розу за то, что та привлекла внимание миледи, а сидя за
обедом, она с такой нелепой жестокостью изливает свое негодование, что ее
сосед, любимый камердинер сэра Лестера, чувствует некоторое облегчение,
когда она, взяв ложку, на время прерывает свою декламацию.
держали на расстоянии, а эта кукла, эта марионетка, не успела она поступить
сюда, как ее уже обласкала - прямо-таки обласкала - хозяйка! Ха-ха-ха! "А ты
знаешь, дитя мое, какая ты хорошенькая?" - "Нет, миледи". (Тут она права!)
"А сколько тебе лет, дитя мое? Берегись, как бы тебя не избаловали
комплиментами, дитя мое!" Ну и потеха! Лучше не придумаешь!
может этого забыть, и еще много дней, за обедом и ужином и даже в кругу
своих соотечественниц и других особ, служащих в той же должности у
приехавших гостей, она порой внезапно умолкает, чтобы вновь пережить
полученное от "потехи" наслаждение, и оно проявляется в свойственной ей
"любезной" манере еще сильнее напрягать черты лица, бросать вокруг косые
взгляды и, поджимая тонкие губы, растягивать до ушей крепко сжатый рот -
словом, выражать восхищение собственным остроумием при помощи мимики,
которая нередко отражается в зеркалах миледи, когда миледи нет поблизости.
после длительного отдыха. Они отражают красивые лица, глупо ухмыляющиеся
лица, молодые лица, лица, что насчитывают добрых шесть-семь десятков лет, но
все еще не желают поддаваться старости, словом, весь калейдоскоп лиц,
появившихся в январе в Чесни-Уолде, чтобы погостить там одну-две недели, -
лиц, на которых великосветская хроника, грозная охотница с острым нюхом,
охотится с тех пор, как они, впервые поднятые с логовища, появились при
Сент-Джеймском дворе *, и вплоть до того часа, когда их затравят до смерти.
выстрелы и звучат голоса; на дорогах в парке оживленное движение: скачут
всадники, катят кареты; слуги и прихлебатели заполонили деревню и постоялый
двор "Герб Дедлоков". Ночью издалека сквозь просветы между деревьями видны
освещенные окна продолговатой гостиной, где над огромным камином висит
портрет миледи, и эти окна - как цепь из драгоценных камней в черной оправе.
По воскресеньям в холодной церковке становится почти тепло - столько в нее
набирается молящихся аристократов, и запах, напоминающий о склепе Дедлоков,
теряется в аромате тонких духов.
образованных, неглупых, мужественных, честных, красивых и добродетельных. И
все-таки, несмотря на все его громадные преимущества, есть в нем что-то
порочное. Что же именно?
хуже!), так что некому поощрять моду на Дендизм; теперь уже нет
накрахмаленных галстуков, которыми обматывали шею, как полотенца навертывают
на валики; теперь уже не носят фраков с короткой талией, накладных икр,
мужских корсетов. Теперь уже нет карикатурных женоподобных модников, которые
все это носили и, восседая в ложах оперного театра, падали в обморок от
избытка восторга, после чего их приводили в чувство другие изящные создания,
совавшие им под нос нюхательную соль во флаконах с длинным горлышком. Теперь
не найдешь такого светского льва, который вынужден звать на помощь четырех
человек, чтобы впихнуть его в лосины, который ходит смотреть на все
публичные казни и горько упрекает себя за то, что однажды скушал горошину.
- Дендизмом гораздо более опасным, проникшим вглубь и порождающим менее
безобидные причуды, чем удушение себя галстуком-полотенцем или порча
собственного пищеварения* против чего ни один разумный человек не станет
особенно возражать?
гостят некоторые леди и джентльмены именно в этом новейшем вкусе, и они
вносят Дендизм... даже в Религию. Томимые мечтательной и неудовлетворенной
жаждой эмоций, они за легким изысканным разговором единодушно сошлись на
том, что у Простонародья не хватает веры вообще, - то есть, скажем прямо, в
те вещи, которые подверглись испытанию и оказались не безупречными, - как
будто простолюдин почему-то обязательно должен извериться в фальшивом
шиллинге, убедившись, что он фальшивый! И эти леди и джентльмены готовы
повернуть вспять стрелки на Часах Времени и вычеркнуть несколько столетий из
истории, лишь бы превратить Простой народ в нечто очень живописное и
преданное аристократии.
новомодные, зато чрезвычайно элегантные и сговорившиеся наводить ровный
глянец на весь мир и скрывать все его горькие истины. Им все должно казаться
томным и миловидным. Они изобрели вечную неподвижность. Ничто не должно их
радовать или огорчать. Никакие идеи не смеют возмутить их спокойствие. Даже
Изящные Искусства, которые прислуживают им в пудреных париках и в их
присутствии пятятся назад, как лорд-камергер в присутствии короля, обязаны
одеваться по выкройкам модисток и портных прошлых поколений, тщательно
избегать серьезных вопросов и ни в малейшей степени не поддаваться влиянию
текущего века.
членов своей партии, который изведал, что такое государственная служба, и с
величайшей важностью заявляет сэру Лестеру Дедлоку после обеда, что
решительно не понимает, куда идет наш век. Дебаты уже не те, какими они были
когда-то; Парламент уже не тот, каким он некогда был; даже Кабинет министров
Володихин Дмитрий
Сертаков Виталий
Сертаков Виталий
Володихин Дмитрий
Орловский Гай Юлий
Афанасьев Роман