вторгаться. Кашин больше не поднимет этого вопроса. Макарцеву с его
инфарктом будет не до нравственности. Зачем ему, интересно, такое
понадобилось? Для какой корысти? Ревновал кого и хотел счеты свести? А
может, еще какой-нибудь ход? Так или иначе с этим вопросом покончено!
скомканную бумажку. Он разгладил ее на стекле и стал просто так, для
проверки своей интуиции и наблюдательности, смотреть, кто же все-таки в
редакции с кем живет. Он заложил ладонью правую колонку, читал мужские
фамилии слева и старался угадать, какие могут быть под ладонью женские. Но
из примерно двадцати перечисленных фамилий определил он двоих и еще двоих,
отношения которых были и без списка у всех на виду. Список был
неполноценный. Что значит "живет"? Постоянно или случайная связь? Есть семья
или нет? Имеет ли связь с кем-либо еще одновременно? Где встречаются? Часто
ли меняют эти женщины мужчин и мужчины женщин? Хоть бы с социологией
познакомился Валентин, прежде чем браться за работу! Дурак Кашин, услужливый
дурак. Надо учесть это и его не переоценивать. Видимо, не только из-за
травмы и частных ошибок перевели его из органов на гражданку. Запомнив
фамилии, Ягубов тщательно разорвал листок на мелкие клочки и выбросил в
корзину. Он вызвал Анну Семеновну. Ее в списке не было.
закурил. Он обязан был поднять свой авторитет в редакции в сжатые сроки.
Люди же типа Раппопорта, называемые в социологии неофициальными лидерами,
представляли для него наибольшую опасность. Авторитет неофициального лидера,
да еще такого иронического циника, будет противиться авторитету Ягубова,
надо попытаться направить Якова Марковича в желаемое русло. Жаль, что его не
было в списке Кашина.
Трофимович вошедшего к нему Таврова. -- Прошу садиться...
в дальнем углу кабинета.
Ягубова вполглаза, а вполглаза -- на портрет Ленина над Ягубовым.
для нас, чтобы уровень газеты во время отсутствия редактора не снизился. Вы
согласны?
в окно, хотя за переплетами, еще оклеенными на зиму полосками бумаги, ничего
не было видно, кроме сероватого неба. Не чувствуя контакта с собеседником,
Степан Трофимович еще больше напрягся, но продолжал говорить, не повышая
голоса.
газете, а я -- человек новый. Могу я на вас опереться?
крючок не нанижешь. -- Можно привлечь и молодежь. Но вы -- мозговой центр!
мгновенно включилась внутренняя цензура и запретила произнести то, что
родилось в мозгу.
в бирюльки. Выступаем по мелочам. Наверху нас за это ругают и, будем
самокритичны, справедливо. Давайте подумаем, посоветуемся.
правде" заговорили и вверху, и внизу! Я ведь знаю, что это вы предложили
Макарцеву начать движение за коммунистический труд.
Он только посопел, как старые часы, которые хотели пробить время, но
шестеренки не сцепились и боя не произошло.
После возвращения Макарцева или до?
деловой.
воздухе, а нам ждать, пока ее перехватят другие газеты?
Осознав подвох, он поспешно добавил:
имени, это само собой.
который корчит из себя черт-те что. Однако идти на обострение нельзя.
располагающе улыбнулся. -- Хотя знаю, что у вас с ним старые дружеские
отношения.
случай Раппопорт. -- Я хотел только уточнить как технический исполнитель, не
расходится ли ваше поручение с позицией редактора, чтобы мне не вкалывать
зря...
шумной газета быть не должна. Вы меня поняли? Другими словами, старался не
высовываться. Мы делали газету не хуже, но и не лучше других. Вы предлагаете
-- чтобы о нас заговорили. А если заговорят не там или не так?..
спинку. -- Кампания, которую мы поднимем, будет, как я представляю, не
только тщательно разработана, но и тщательно согласована с Большим домом.
Это я беру на себя. Поэтому для беспокойства у вас не должно быть причин.
нос. -- За вас...
поиздевался. Но решил лучше посчитать это серьезным.
только понадобится, я вам выделю из других отделов столько, сколько скажете.
Главное -- идея!
как-нибудь сам...
а затем крепко пожал вялую, корявую руку Якова Марковича. В дверях Раппопорт
столкнулся с Локотковой, вбежавшей по вызову.
месяца три...
Макарцеву я смог бы пройти посоветоваться? Врачи пустят?
доктора слова сказать не велят, полный покой! А вам очень нужно? Тогда,
может, я еще позвоню его жене, спрошу?
спрашивать, отвечайте, что я у Макарцева. Полосы -- что уже набрано -- пусть
мне тиснут. Возьму с собой. Да, оттуда заеду в Большой дом, так что
задержусь...
навестить, в газете все нормально, коллектив ждет скорейшего выздоровления
своего редактора.
на свете существуют больницы. Он был уверен -- не для него. Ему было жаль
Макарцева. Стать запасным игроком -- шутка рискованная. После травмы не так
просто войти в основной состав. Макарцев, без сомнения, был честным
партийным работником, но слишком чувствительным. Играл в интеллигента, то
есть просто отставал от времени. Болел за дело не в меру, вот и заболел сам.
и решил, что это неправильно. Игорь Иванович поправится.
голову Макарцева, теперь будут падать на него. Но он был уверен, что
перенесет это легче, а пользы извлечет больше. Не подвели бы только кадры.
Впрочем, не все же такие расхлябанные, как Раппопорт. А Степану Трофимовичу,
несомненно, удалось втянуть и его в нужное русло.
медленно топал по коридору, задевая встречных фалдами расстегнутого пиджака.
Мозговой центр журналиста Таврова уже отсеял шелуху разговора, выделил
главное и включился в работу, хотя внешне Раппопорт казался, как всегда,
сонным, думал о случайных вещах, не имеющих отношения ни к газете, ни к нему
самому. В последние дни он, прочитав заметку в Большой советской
энциклопедии, размышлял об островах Фиджи. Это была райская страна. Там
всегда тепло, и спины не ноют от сырости. Там все есть в магазинах. А
главное, там рано выходят на пенсию. Хорошо бы еще, чтобы на Фиджи не было
письменности, думал Яков Маркович. Так он отдыхал на ходу, бредя к своему
отделу. Желудок у него поднывал, требуя наполнения. У самой двери Таврова
окликнули. Он оглянулся. К нему спешила Надя Сироткина из отдела писем.
Акунин Борис
Конюшевский Владислав
Шилова Юлия
Никитин Юрий
Бажанов Олег
Прозоров Александр