руках и тут увидел, что обнаженные стрелки стоят на половине первого. Еще
немного, и наступит время послеполуденной трапезы -- ленча, время сидеть в
столовой во главе стола, смотреть на своих домашних, давать указания насчет
завтрашней охоты. Я подошел к голубятне, под защиту ее круглых стен,
закрывающих меня от окон замка. Здесь, должно быть, играла утром Мари-Ноэль:
на качелях лежал забытый ею джемпер. Постоял у костра, шевеля угли носком
ботинка, пока не повалил горький, едкий дым и мне не стало щипать глаза. И
внезапно это напомнило мне колодец перед домом управляющего на стекольной
фабрике. Здесь тоже все было в запустении, заросло крапивой, и качели
Мари-Ноэль казались такими же старыми и заброшенными, как тот колодец.
Веревка снова порвалась и свисала вниз, бесполезная, как конец лопнувшей
цепи, и когда я глядел на нее, перед моим мысленным взором возникла
колодезная цепь, обмотанная вокруг обвисшего тела мужчины, скручивающая его,
и само это тело, летящее в глубокую черную дыру колодца, в воду, на дно. Я
видел группу мужчин, которые, держась за ручку ворота, смотрят вниз, а
затем, в смертельном страхе, хватают горсть за горстью осколки из груд
отходов позади фабричных строений и кидают их в темную воду, где плавает
мертвое тело, чтобы утопить его, погрузить его вглубь, пока, наконец, не
засыпают его стеклом, и там ничего больше не видно, кроме отражения клочка
ночного неба.
неожиданно, как перед моими глазами возник мертвец, я понял, что мне надо
делать. Я подождал и, когда дым рассеялся, швырнул зажатые в пальцах часы в
огонь. Они упали на груду красных углей. Тогда я наклонился и сунул руку в
угли, стараясь вытащить часы. Я громко вскрикнул от жгучей боли и боком упал
на траву, зажав другой рукой обожженное место, хватая траву, листья, все,
что угодно, лишь бы прикрыть ожог. Часы, забытые, валялись рядом.
рвоты, которые не мог подавить, а затем, подгоняемый острой болью, поднялся
на ноги и побежал к замку. Мной владело одно желание -- заглушить боль,
спрятаться от света, от воздуха в мрак распахнутых окон. Я помню, как,
спотыкаясь, перешагнул в гостиную через порог высокого окна, увидел
напуганное лицо Рене, услышал, как она вскрикнула, и упал на диван, --
темнота, к которой я стремился, обволокла меня со всех сторон, хотя боль не
стихла. Я слышал, как Рене зовет Поля, а Поль -- Гастона, меня окружали
встревоженные лица, раздавались встревоженные голоса. Они пытались
высвободить мою руку, прикрытую пальто, но я по-прежнему прижимал ее к себе.
Я мог только качаться взад-вперед и трясти головой, не в силах сказать им,
чтобы они ушли и оставили меня одного, потому что для меня существовало
сейчас лишь одно -- боль.
выбежала из гостиной; я слышал, как Поль крикнул, что пойдет звонить
доктору, и в моем помраченном сознании забрезжила мысль: как хорошо было бы
впасть в беспамятство, тогда исчезла бы и боль.
коленях Гастон.
имей я возможность ругаться и сквернословить по-английски, мне стало бы
легче.
те же фразы: .
мной, на месте Гастона, очутилась Бланш. Она протянула руку, чтобы взять
мою, но я вскрикнул:
плечи и прижали к подушкам дивана.
разбрызгивая содержимое тюбика по всей поверхности ожога. Затем наложила
свободную повязку, сказав окружающим, что минуты через две боль утихнет.
один и тот же вопрос: как это могло случиться? -- и медленно, очень медленно
всепоглощающая боль стала отступать, уже можно было терпеть ее, я больше не
был воплощением страдания, я почувствовал, что состою не только из
обожженной руки, у меня есть вторая, есть тело, ноги, глаза, которые могут
раскрыться и посмотреть на собравшихся рядом людей, что, наконец-то, я в
состоянии объяснить им, что произошло.
отпустила меня надолго.
мел, она не сводила с меня огромных глаз.
рюмку коньяка, которого я не хотел, стоял встревоженный и огорченный Гастон.
не хотелось их лишиться, я наклонился, чтобы поднять их, и обжег руку. Сам
виноват. Полез, как дурак, в огонь. Что может быть нелепей!
любой деревяшкой, которая валялась у костра.
самую середину, -- сказала Рене.
тоже меня подвело.
знает ли Франсуаза. Я сказал: . Он предупредил, чтобы мы ни в коем
случае ничего ей не говорили. Такая вещь очень ее расстроит.
сотворила чудо.
сможешь.
меня. Во всяком случае, часы я спас. Они лежат там где-то, в золе.
слышала о таком глупом, бессмысленном поступке.
господина графа все еще в починке в Ле-Мане. Господин граф надевал свои
старые стальные часы, те, что месье Дюваль подарил ему на совершеннолетие.
Сентиментальность.
коньяком на стол, минуту спустя Поль предложил мне сигарету.
Пострадала в основном тыльная сторона кисти, кромка рукава даже не
загорелась.
скоро встану.
от копоти часы. Я не заметил, как она за ними выбегала. Должно быть, это
заняло у нее всего несколько минут.
хорошенькую суматоху. Хватит на одно утро. Ленч уже остыл. Давно пора
начинать. Должно быть, уже второй час. -- Я задумался. -- Франсуаза
удивится, почему я не зашел к ней. Лучше будет, если ей передадут, что я
ушел с Робером и еще не вернулся. И пусть кто-нибудь заткнет рот этой
Шарлотте, вечно она выбалтывает все маман, там, наверху. Уходите, оставьте
меня одного. Я есть не буду. Когда приедет Лебрен, проводите его сюда.
столько на самом деле, сколько в воображении: с ужасающей ясностью я видел
перед собой воспаленные, нежные ткани моей обожженной кисти. Я закрыл глаза,
и все снова вышли. Некоторое время спустя раздался звонок, и минуты через
две надо мной склонилось немолодое бородатое лицо доктора Лебрена в пенсне
на большом носу; рядом с ним с отчужденным видом стояла Бланш.
валяли дурака с огнем.
самого начала и, чтобы подкрепить свои слова, вытащил из кармана часы.
делал глупостей? Давайте посмотрим, что там. Мадемуазель Бланш, размотайте,
пожалуйста, повязку.
смазал ожог какой-то мазью, которую он принес с собой, и снова перевязал
руку, сделав из бинтов кокон; к моему большому облегчению, ни он, ни Бланш
не причинили мне боли. Она все еще не оставила меня, но теперь была глухой.
серьезного, уверяю вас, через несколько дней вы и места того не найдете, где
был ожог. Мадемуазель Бланш, повязку надо менять два раза -- утром и
вечером, и я думаю, все обойдется. Меня больше волнует, что завтра вы не
Лукьяненко Сергей
Белов Вольф
Посняков Андрей
Афанасьев Роман
Посняков Андрей
Лондон Джек