Чтение 40–й страницы книги ~Любимец женщин~

класса, цветы, которыми меня завалили при отплытии, обеды за капитанским
столом еще как вскружили мне голову. Я и задремала, совсем как зрители на
первой части моей чепуховины, которая и доставила мне всю эту роскошь.
Очнувшись, я распсиховалась так, что все подумали, будто у меня украли
ребенка. Джикс дал объявление в разные газетенки, где обещал озолотить
того кто вернет мне мишку живым и невредимым, и чуть не убедил своих
друзей в сенате начать кампанию за распространение закона Линдберга на
плюшевых медведей. За считанные недели я получила по почте тонну мишек
всех цветов радуги, но моего Пинко среди них не было. Я их потом сбагрила
на Филиппины, тамошнему Обществу охраны детства. Рассказываю это, чтоб вы
поняли, насколько я была счастлива с Фредериком.
В Гибралтаре англичане обшарили всю "Пандору", словно это была пирамида
Хеопса. Моему голубчику пришлось спрятаться в вентиляционную шахту, после
чего он трое суток никак не мог очухаться. Поверьте, он был не из тех, с
кем я бы стала трахаться кое-как, например, в лифте. Впрочем сомневаюсь,
что ему приходилось хоть раз им пользоваться, хотя бы из любопытства.
Кстати, пирамиду Хеопса я помянула не случайно. Джиксу взбрендило
посетить ее и сестричек поменьше, чтоб их использовать как декорацию для
фильма, который доверит отснять Стокаммеру. Мне в нем доставалась роль
авантюристки в шортах, которая отыскала мумию, нашпигованную бриллиантами,
чтобы, разумеется, прокормить очередную крошку. Однако Джон Керредайн или
там Бэзил Ресбон ничем не брезгуют, чтобы увести у меня добычу, просто
житья не дают. А Рей Милланд в это время чинит свою этажерку, потерпевшую
аварию в пустыне. Жанр, как видите, знакомый. К счастью, Средиземное море
превратилось в стрельбище для военных кораблей и нам пришлось сменить
курс. По радио все кому не лень подавали нам советы подобру-поздорову
вернуться в Америку, на что Джикс отвечал, что не какому-то вшивому
австрийскому ефрейтору нарушить его планы, и поэтому он решил продлить
плавание на полгода, чтобы обогнуть Африку.
Не подумайте, что все время Фредерик сидел в трюме согнувшись в три
погибели. Примерно через недельку я поселила его в своей каюте - точнее, в
трех каютах на главной палубе прямо напротив трех кают Джикса. В свой
чулан он отлучался только по утрам, когда Толедо делала уборку.
Наткнувшись пару раз на разбросанные по каюте мужские шмотки, она,
наверное, решила, что я трахаюсь с кем-нибудь из морячков, а может, кто
знает, и со всей дюжиной. Однако ж вопросов не задавала ни словом, ни
выражением своей румяной мордашки цвета огайского яблочка.
Умасливать Толедо мне не пришлось, хватало мелких чаевых, которые я ей
подбрасывала. Зато матросики оказались настоящими кровопийцами: в каждом
порту мне приходилось идти отыскивать американский банк. Только
китаец-прачка оказался человеком бескорыстным. Деньги его не интересовали.
Взамен он попросил, чтобы я как-нибудь ему показала свою штучку, со всем
прочим в придачу. Мол, он даже пальцем ко мне не притронется. Просто часок
поглазеет, и все дела. Разлучились мы с ним неожиданно, вы еще узнаете
как, и с тех пор я его не видела. Но если как-нибудь я его повстречаю в
закоулках какого-нибудь чайна-тауна, то тут же затащу его в ближайшую
гостиничку и расплачусь точно по часам, чтоб не сомневался, что я человек
честный. Про китайца я могу говорить свободно - во-первых, Джикс его давно
уже вышвырнул, а потом, он даже не полюбопытствовал, за что я готова с ним
расплатиться. Правда, если даже вначале он проворонил пташку, то уж,
наверно, обнаружил, когда она в очередной раз вылетала из клетки.
Короче говоря, все или почти все на нашей посудине в результате узнали
о беглеце, кроме Джикса и баб. Только через много месяцев его обнаружила
самая большая идиотка и все испоганила.
В конце осени мы пристали в Касабланке. Удивительный город, где моряки,
с чьей бы они ни были посудины, стоило только сунуться в кабачок парню в
немецкой форме, дружно запевали "Марсельезу". Я это видела в фильме,
который потом посмотрела в Америке. Фредерик побоялся сойти на берег, чтоб
его не сцапали петэновцы, а я, как вы уже знаете, по натуре не туристка.
Как всегда, на "Пандоре" появилась свора холуев и стряпчих, с которыми
Джикс просиживал дни, а случалось, и ночи напролет в своей каюте. Кажется,
он закупал беспилотные самолеты или еще какие-то летающие гробы, черт его
знает. О своих делишках он не слишком откровенничал, разве что мог
поболтать о кино. Поначалу я допытывалась у Фредерика, что он думает о
Джиксовых делишках. Ему было наплевать, как, впрочем, и всей компашке,
которая тратила свои извилины разве что на игру в скрэббл.
До конца года мы проболтались в порту, и все было отлично. Но вдруг, в
день святого Сильвестра, когда мы готовились к новогоднему ужину, на
"Пандору" нагрянула французская морская полиция. Как снег на голову.
Фредерик едва успел смыться в свою шахту. Здорово повезло, так как на этот
раз именно его-то и разыскивали. Мне было просто стыдно за своих
соотечественников. Морских полицейских я не виню, такая уж у них поганая
работенка, и делали они ее спустя рукава. Но с ними еще была одна тыловая
крыса, зануда и горлопан, болван из болванов. Его подручные, наверно, сами
не могли взять в толк, чего это он вдруг так взъелся на нашу посудину да
еще под швейцарским флагом. Звали его майор Скотиньяк. Имя мне назвал
Фредерик, когда я по свежим следам его описала. Узнав, что эта скотина
преследует его по всему Средиземному морю, Фредерик затрясся, как тогда в
Гибралтаре. Но уже не от клаустрофобии, а от бешенства. Сказал:
- Если мы с ним как-нибудь встретимся на узенькой дорожке, я его
придушу. Даже если это будет последним добрым поступком в моей жизни.
Однако ж на этот раз пронесло, и мы весело отпраздновали Новый год.
Ровно в полночь я чмокнула всех по очереди в щечку, после чего выковыряла
контактные линзы и залилась слезами. Я сообщила, что Фру-Фру уходит к
себе, мол, ей сейчас не до праздника. Она удаляется в каюту, чтобы там
оплакать свою мать и школьных подруг, томящихся в плену у неприятеля.
Сценка удалась, так что, может, я не такая уж дерьмовая актриска Даже
Эсмеральда отвернулась, чтобы скрыть, до какой степени тронуто ее суровое
сердце Даже Орлом-и-Решкой рассиропилась. Даже единственный волосок на
голове Стокаммера встал дыбом, так же гордо и непреклонно, как в былые
годы, когда Гарбо еще пешком под стол ходила, а он измывался над сестрами
Гиш и Глорией Свенсон. О горе симпатяги Матье и говорить нечего, оно, сами
понимаете, было безмерно.
К тому же повезло, что мой номер сопровождался "Прощальной песней". Она
звучала, когда я заперлась в каюте и наконец впилась своими
изголодавшимися губами в такие же изголодавшиеся губы Фредерика Там уже
был накрыт роскошный стол Секрет, с помощью какого из моих помощников я
раздобыла икру, гусиный паштет, омара, индейку с каштанами, шампанское,
помероль 1928 года. Как положено, Фредерик получил подарки, в частности
американский пуловер морской и небесной голубизны в белую полоску ручной
вязки. Шел он ему обалденно. Но где его носить? Одевался он только в
матросскую робу с крупной надписью "Пандора" на груди Это на случай, если
его в коридоре застукает Джикс или какая-нибудь из наших дурынд. Примерил
он этот чертов пуловер всего два раза. Первый раз в новогоднюю ночь,
сообщив при этом, что в детстве, когда он учился у иезуитов, у него был
почти точь-в-точь такой. О второй ночи, когда он его примерил, я чертовски
не люблю вспоминать. Мне, разумеется, он не мог преподнести другого
подарка, как самого себя. Но для меня и это было выше крыши. Кажется, и
ему самому было недурно. Только под конец он слегка окосел и раскис.
Принялся вспоминать супругу. Начал пороть, что непременно исхитрится
добраться до той дыры, называемой Сена-и-Марна, где она по сю пору
проживает, чтоб только раз увидеть в окошке ее ангельский лик. Чтоб она
его не узнала, он переоденется клошаром. Что и говорить, роль мне
досталась поганая, но я все сделала, чтобы его отговорить. Ему ведь и так
чуть не влепили вышку. Если он вернется в свою дыру, то не позднее чем на
рассвете его сцапают. В конце концов он уныло со мной согласился.
- Ты права, Фру-Фру. Как ни случись, она только хлебнет со мной горя.
Для нее самой же будет лучше меня забыть. Пусть кого-нибудь подцепит, пока
не перевелись ухажеры.
Он, наверно, представил картинку, как супруга отбрасывает свое вязанье
и прыгает в постель к любовнику. Думаете, эта фантазия его взбодрила?
Взбодрить его мог только помероль, который я ему подливала и подливала.
Наконец часа в четыре утра Фредерик хныча принялся мне вываливать кучу вое
поминаний юности. Как он перебрался в Париж, чтоб поступить в Сорбонну,
как на площади Дофин познакомился с Констанс, которая в ту пору стучала на
машинке, как они поселились в гостинице на улице Шевалье-де-ла-Бар, у
подножия Монмартра, как для красоты он вырезал звездочки на каком-то
вонючем абажуре, как, заголившись, они воспаряли в небеса. Я заверила, что
очень ему сочувствую. Просто жутко вся испереживалась, почти как он сам.
Предложила ему холодной водички из холодильника. Короче, была на высоте.
Именно в эту ночь он и сделал страшное признание, что он не хотел бы меня
потерять. Черт побери, я тоже ревела, роняя слезы в шампанское. Я уже
позабыла, что мы бултыхаемся в море, и собиралась вызвать такси, и пусть
он катится в свою Сену-и-Марну. Если эта святоша не желает поделиться
своим муженьком, пускай им подавится. А я возвращусь в Монруж и там
отравлюсь газом. В общем, у нас у обоих крыша поехала. Проснулись мы уже
под вечер, валялись на ковре вповалку, даже не помню, кто сверху, кто
снизу.
Понятно, что я храню самые нежные воспоминания о Касабланке, но
все-таки была рада оттуда убраться. Следующая стоянка была на Канарах.
Проболтались мы там с полмесяца, и стоило Джиксу отвернуться, как Фредерик
сбегал на берег Канары - офигенная штука. Куча закрытых на зиму отелей,
куча бассейнов без воды. Куча лавочек, где можно приобрести целую
коллекцию вырезанных из камня апостолов. Пальмы урны, и все вокруг чешут
по-испански.
Дакар по сравнению с Канарами просто атас. Ну, во-первых, в порт нас не
пустили, пришлось пристать к островку напротив него, а они там, даю голову
на отсечение, держали каторжников. Вдобавок Фредерик за что-то на меня
надулся. Но зато именно в Дакаре я разжилась звуковым кинопроектором, и с
тех пор мы с Фредериком стали в моих трехкомнатных хоромах устраивать