за вас замуж выйдет.
губки для поцелуя, - и я сама выйду за вас замуж.
подумал Браун. Любезная хозяйка со всей присущей старому времени женской
скромностью и ласковым простодушием, прощаясь с гостем, подставила ему щеку
для поцелуя.
но если вам что-нибудь нужно...
вас об одной услуге: не будете ли вы добры соткать мне или заказать у
кого-нибудь точно такой же серый плед, как у вашего супруга?
страны и знал, что хозяева с большой радостью исполнят его просьбу.
плед у вас будет, - заявила хозяйка, вся просияв от радости, - и плед такой,
что лучше и не сыскать. Я завтра же поговорю с Джонни Гудсайром, ткачом в
Каслтауне. До свидания, капитан; как вы людям счастья хотите, так и я вам
желаю, а ведь сами знаете, не каждому такие слова скажешь.
погостить до весны в Чарлиз-хопе. Он предвидел, что Шмель может помешать ему
в пути при столкновении с обстоятельствами, требующими осторожности и тайны.
Поэтому он доверил пса попечению старшего сына Динмонта, который обещал, как
говорится в старой песне, "с ним вместе спать и вместе есть" и не брать его
с собой ни в какие опасные предприятия, от которых так жестоко пострадали
отпрыски Перца и Горчицы. Итак, распростившись на время со своим верным
другом, Браун готовился выйти в путь.
фермер хорошо ездит верхом и с утра до вечера не слезает с седла. Вероятно,
привычка эта вызвана необходимостью за короткое время объезжать огромные
пастбища; быть может, однако, какой-нибудь ревностный антикварий отнесет ее
возникновение к временам "Песни последнего менестреля", когда двадцать тысяч
всадников съезжались на свет маяка. Одно лишь не подлежит сомнению: фермеры любят ездить верхом, и их
трудно убедить, что не только бедность иди крайняя необходимость заставляют
людей ходить пешком. Так и Динмонт настоял, чтобы гость его во что бы то ни
стало ехал верхом, и сам проводил его до ближайшего городка в графстве
Дамфриз, куда Браун приказал доставить свои вещи и откуда он собирался
продолжать свой путь в Вудберн, где жила Джулия Мэннеринг.
толком о нем не узнал, так как оказывается, что ловчий получил место как раз
в то время, когда Динмонт ездил по ярмаркам.
он из цыган. Но только он не из тех молодцов, что тогда на нас напали: тех я
бы живо признал, кабы встретил. А промеж цыган тоже иной раз неплохие ребята
бывают, - добавил Динмонт, - и коли я когда встречу эту старуху долговязую,
так и быть, я уж ей деньжат на табак дам: теперь я вижу, что она мне и
впрямь добра желала.
сказал:
все хватило: и аренду заплатили и теперь Эйли себе новое платье сошьет да
ребятишек оденет, а уж что останется, я, чем на сахар да на водку тратить,
лучше хотел бы поместить куда-нибудь в верные руки. Я слыхал, что в армии
иногда себе чины покупают. Так вот, если сотня-другая вам поможет, то
черкните мне только словечко, да знайте, что для меня ваше слово больше
всяких денег значит. Ну, словом, как надумаете, так и берите.
деликатной форме сам предлагал ему свою помощь. Он очень тепло поблагодарил
своего внимательного друга и обещал ему, что не преминет воспользоваться его
предложением, если когда-нибудь представится случай. На этом они дружески
распрощались.
Глава 27
почтовую карету, с тем чтобы ехать в Кипплтринган; прежде чем сообщать мисс
Мэннеринг о своем приезде, он хотел разузнать о том, что делается в
Вудберне. Ехать туда надо было миль восемнадцать - двадцать по совершенно
безлюдной равнине. В довершение всего вскоре пошел снег. Кучер, однако, в
течение всего времени вез его довольно уверенно. И только когда уже
совершенно стемнело, он поделился с Брауном своими опасениями, что они
сбились с пути. Усилившаяся метель вселила в него еще большую тревогу: снег
залеплял глаза и ложился вокруг сплошною белою пеленой, не давая возможности
ни разглядеть дорогу, ни вообще сколько-нибудь ориентироваться в местности.
Браун вышел из кареты в надежде увидеть какое-нибудь жилье и там расспросить
о дороге. Но так как ничего не было видно, он рискнул ехать дальше. Дорога
шла посреди обширного саженого леса, и Браун был уверен, что неподалеку
должен быть господский дом. Наконец, проехав с большим трудом еще около
мили, кучер остановил карету и заявил, что лошади больше шагу не сделают. Но
он сказал, что видел за деревьями огонек и что, верно, там есть дом, где
можно будет узнать, как ехать дальше. Он сошел в снег, как был, в своем
необъятном балахоне и в сапогах, которые толщиной могли сравниться с семь
раз обтянутым щитом Аякса. Видя, что во всем этом облачении он намерен
двигаться по снегу, Браун не вытерпел: он выскочил из кареты и, к великому
удовольствию кучера, велел ему оставаться с лошадьми, а сам направился в
сторону огонька.
рассчитывая таким путем подойти к дому. Пройдя некоторое расстояние, он
отыскал наконец в изгороди проход и тропинку, которая углублялась в саженый
лес. Решив, что она ведет к жилью, Браун пошел по ней, но очень скоро
потерял ее среди деревьев. Тропинка эта сперва была довольно широкой и
хорошо протоптанной, но теперь она совсем скрылась, и только белизна снега
немного выручала путника. Стараясь держаться, насколько это было возможно,
более открытых мест леса, он прошел около мили. Впереди, однако, не было
никакого огонька и ничего сколько-нибудь похожего на жилье. И все же Браун
был уверен, что ему следует идти именно этой дорогой. Вероятнее всего, свет,
который он только что видел, шел из хижины лесничего; вряд ли это мог быть
ignis fatnus - слишком он равномерно светил.
Наконец местность стала неровной, хоть Браун и чувствовал, что все еще
ступает по тропинке; она то поднималась вверх, то круто спускалась вниз, а
все вокруг было застлано сплошным белым покровом. Раза два Браун уже падал и
стал подумывать о том, чтобы вернуться назад, тем более что снегопад,
которого он вначале в своем нетерпении почти не замечал, становился все
сильнее и сильнее.
шагов вперед и вдруг, к своему удовольствию, заметил не очень далеко на
противоположной стороне ложбины огонек, который, казалось, был на одном
уровне с ним. Вскоре он, однако, обнаружил, что это было не так; спуск вел
все дальше и дальше вниз, и он понял, что на пути его лежит лощина или
овраг. Он все же продолжал осторожно спускаться, пока не достиг глубокого и
узкого ущелья, по дну которого еле пробивалась извилистая речка, почти
совершенно заваленная сугробами снега. И тут он вдруг очутился среди целого
лабиринта полуразвалившихся хижин; почерневшие фасады и стропила крыш
отчетливо виднелись среди белого снега; боковые же стены, давным-давно уже
обрушившиеся, громоздились рядом бесформенными кучами; все это было занесено
снегом, и нашему путнику нелегко было пробираться вперед. Но все же он
упорно продолжал идти. Хотя и с трудом, он перебрался через речку и в конце
концов, ценою больших усилий и невзирая на опасность, взобрался на
противоположный крутой берег и очутился у того самого строения, где горел
огонек.
себя представляла эта небольшая четырехугольная постройка с совершенно
разрушенным верхом. Возможно, что в былые времена это было жилище
какого-нибудь земельного собственника средней руки, а может быть, и убежище,
где мог скрыться и даже в случае необходимости защищаться от врага
какой-нибудь владетельный феодал. Но сейчас от всего осталась только нижняя
половина здания; сводчатый потолок служил теперь одновременно и крышей.
Браун направился прежде всего к тому месту, откуда виден был свет, - это
была длинная, узкая расселина или бойница, какие обычно бывают в старых
замках. Решив сначала разведать, что это за странное место, прежде чем туда
входить, Браун заглянул в эту щель. Более страшной картины, чем та, которую
он увидел, нельзя было, кажется, себе представить. На каменном полу горел
огонь, клубы дыма извивались по всей комнате и уходили через отверстия в
сводчатом потолке. Стены, озаренные этим дымным светом, имели вид развалин
по меньшей мере трехсотлетней давности. Тут же валялись бочки и разбитые
ящики. Но больше всего Брауна поразили люди, которых он там увидел. На
соломенной подстилке лежал человек, укутанный одеялом; он совсем уже не
дышал, и его можно было принять за мертвеца, не хватало только савана.
Однако, присмотревшись к нему пристальней, Браун увидел, что он еще жив;
раза два были слышны его глубокие и тяжкие вздохи, какие обычно возвещают
близкий конец. Склонившись над этим печальным ложем, сидела женщина,
закутанная в длинный плащ; локти она уперла в колени и, повернувшись спиной
к железному светильнику, глядела умирающему прямо в глаза. Время от времени
она смачивала ему чем-то губы, а сама между тем тихо и монотонно пела одну
из тех молитв, или, скорее, заклинаний, которые кое-где в Шотландии и в
Орлов Алекс
Конюшевский Владислав
Гуревич Георгий
Никитин Юрий
Посняков Андрей
Роллинс Джеймс