сами, используя свои естественные мальчишеские симпатии к морскому и
боевому быту. В это именно это время было введено в колонии правило: на
всякое приказание как знак всякого утверждения и согласия отвечать словом
"есть", подчеркивая этот прекрасный ответ взмахом пионерского салюта. В
это время завелись в колонии и трубы.
колонии. Теперь мы купили два корнета, и несколько колонистов ежедневно
ходили в город к капельмейстеру и учились играть на корнетах по нотам.
Потом были написаны сигналы на всякий случай колонистской жизни, и к зиме
мы сняли колокол. На крыльцо моего кабинета выходил теперь трубач и бросал
в колонию красивые полнокровные звуки сигнала.
колонией, над озером, над хуторскими крышами. Кто-нибудь в открытое окно
спальни пропоет тот же сигнал молодым, звенящим тенором, кто-нибудь вдруг
сыграет на рояле.
надолго сделалось нашем прозвищем. Все равно, я и так был огорчен много,
учитывать еще одно маленькое огорчение не было охоты. И ненкогда было.
стоящие англичане, и поэтому они дорогой старшно протестовали против
переселения в колонию и все время проваливались в какую-то дырку в возу.
Поросята возмущались до истерики и злили Антона.
малышей нашлось больше чем достаточно. В это время во второй колонии жило
до двадцати ребят, и жил там же воспитатель, довольно никчемный человек,
со странной фамилией Родимчик. Большой дом, который у нас назывался
литерой А, был уже закончен, он назначался для мастерских и классов, а
теперь в нем временно расположились ребята. Были закончены и другие дома и
флигели. Оставалось еще много работы в огромнов двумэтажном ампире,
который предназначался для спален. В сараях, в конюшнях, в амбарах с
каждым днем прибивались новые доски, штукатурились стены, навешивались
двери.
агронома, и полям колонии заходил Эдуард Николаевич Шере, существо,
положительно непонятное для непривычного колонистского взора. Было для
всякого ясно, что выращен Шере из каких-то особенных сортовых семян и
поливали его не благодатные дожди, а фабричная эссенция, специально для
таких Шере изобретенная.
и не восторгался, всегда был настроен ровно и чуточку весело. Ко всем
колонистам, даже к Галатенко, он обращался на "вы", никогда не повышал
голоса, но и в дружбу ни с кем не вступал. Ребят очень поразило, когда в
ответ на грубый отказ Приходько: "Чего я там не видел на смородине? Я не
хочу работать на смородине!" - Шере приветливо и расположенно удивился,
без позы и игры:
как-нибудь случайно не назначил вас на какую-нибудь работу.
другом месте работу найдете.
разговорами.
презрительнол плечами и отправился на смородину, которая только минуту
назад так вопиюще противоречила его назначению в мире.
до обалдения своей постоянной уверенностью и нечеловеческой
работоспособностью. Колонистам представлялось, что Шере никогда не ложится
спать. Просыпается колония, а Эдуард Николаевич уже меряет поле длинными,
немного нескладными, как у породистого молодого пса, ногами. Играют сигнал
спать, а шере в свинарне о чем-то договаривается с плотником. Днем шере
одновременно можно было видеть и на конюшне, и на постройке оранжереи, и
на дороге в город, и на развозке навоза в поле; по крайней мере, у всех
было впечатление, что все это происходит в одно и то же время, так быстро
переносили Шере его замечательные ноги.
мог понять и почувствовать, как это можно к такому живому и симпатичному
существу, как лошадь, относиться так математически, как это настойчиво
рекомендовал Эдуард Николаевич.
Говорит, вот тебе норма: и не меньше и не больше. И норма какая-то
дуракцая - всего понемножку. Лошади подохнут, так я отвечать буду? А
работать, говорит, по часам. И тетрадку придумал: записывай, сколько часов
работали.
Коршуна, потому что Коршун, по проектам Антона, должен был через день
совершать какие-то особые подвиги. Эдуард Николаевич сам вошел в конюшню,
сам вывел и запряг Коршуна и даже не глянул на окаменевшего от такого
поношения Братченко. Антон надулся, швырнул кнут в угол конюшни и ушел.
Когда он к вечеру все-таки заглянул в конюшню, он увидел, что там
хозяйничают Орлов и Бублик. Антон пришел в глубоко оскорбленное состояние
и отправился ко мне с прошением об отставке, но посреди двора на него
налетел с бумажкой в руке Шере и, как ни в чем не бывало, вежливо
склонился над обиженной физиономией старшего конюха.
неделю. Видите, здесь точно обозначено, что полагается делать каждой
лошади в тот или другой день, когда выезжать и прочее. Видите, вот здесь
написано, какая лошадь дежурная для поездки в город, а какая выходная. Вы
рассмотрите с вашими товарищами и завтра скажите мне, какие вы находите
нужным сделать изменения.
стриженную под машинку острую голову шере склонившимися над моим столом за
важным делом. Я сидел за чертежным столиком за работой, но минтуами
прислушивался к их беседе.
Бандитка...
касается.
удовлетворялась одной дежурной лошадью. Калина Иванович ничего не мог
поделать с Шере, ибо тот сразил его воодушевленную хозяйскую логику
невозмутимо прохладным ответом:
ваши продукты на чем хотите или купите себе лошадь. У меня шестьдесят
десятин. Я буду очень вам благодарен, если вы об этом больше говорить не
будете.
Ивановича. Через час, уходя из кабинета, он предупредил меня:
день уезжаю из колонии.
навозить, и дров подвезти, и продукты во вторую колонию...
второй колонии, и новая фигура подтянутого колониста, и прежняя бедность,
и нарастающее богатство - все это многоликое море нашей жизни незаметно
для меня самого прикрыло последние остатки подавленности и серой тоски. С
тех пор я только смеяться стал реже и даже внутренняя живая радость уже
была не в силах заметно уменьшить внешнюю суровость, которую, как маску,
надели на меня события и настроения конца 1922 года. Маска это не
причиняла мне страданий, я ее почти не замечал. но колонисты всегда ее
видели. Может быть, они и знали, что это маска, но у них все же появился
по отношению ко мне тон несколько излишнего уважения, небольшой
связанности, может быть, и некоторой боязни, не могу этого точно назвать.
Но зато я всегда видел, как они радостно расцветали и особенно близко и
душевно приближались ко мне, если случалось повеселиться с ними, поиграть
или повалять дурака, просто, обнявшись, походить по коридору.
Когда все это изменилось и наладилось, никто не успел заметить. Как и
раньше, кругом звучали смех и шутки, как и раньше, все неистощимы были на
юмор и энергию, только теперь все это было украшено полным отсутствием
какой бы то ни было разболтанности и несообразного, вялого движения.
Гаврюшки, на которого Шере не посягал, - ибо какой же толк в одном воле? -
было сделано одинарное ярмо, и он подвозил воду, дрова и вообще исполнял
все дворовые перевозки. А в один из прелестных апрельских вечером вся
колония покатывалась со смеху, как давно уже не покатывалась: Антон
Шилова Юлия
Эриксон Стивен
Посняков Андрей
Никитин Юрий
Дальский Алекс
Никитин Юрий