легко ранен. Попал в Сталинград - в резерв фронта. Там около месяца
проторчал и вот сейчас получил назначение в наш полк комбатом.
Стараюсь найти в нем хоть какую-нибудь перемену. Нет, все тот же - даже
голубой треугольник майки выглядывает из-за расстегнутого ворота.
эту сторону Дона. Но маловероятно. Я всю эту сторону исколесил - ни разу не
встретил.
Начальника разведки - Гоглидзе. На машине проехал. Рукой махал. Ну, кого
еще? Из медсанбата девчат. Парторга Быстрицкого... Да! - Он хлопает ладонью
по столу.- Как же! Друга твоего, химика, как его?
фугасы, тому подобная хреновина.
сказал мне, что он в Банном овраге. Я и двинул туда. А там знаешь что
делается? За три шага ничего не видно. Дым, пыль,- черт-те что... "Певуны"
как раз налетели. Я - в щель. Даже не в щель, а так что-то. Потом вижу дверь
деревянную. Давай туда, хоть от осколков спасет. Влезаю внутрь. Потом, когда
они уже улетели, хочу уходить, а меня кто-то за руку. Смотрю - Игорь твой.
Не узнал даже сначала. Усики сбрил. Черный весь, закопченный. По глазам
только и узнал.
знаю - и все. Пожалели мы, пожалели, а потом он и говорит, будто в Сто
восемьдесят четвертой ты. Боялся только, что цифру перепутал. Но я записал
все-таки. Решил обязательно к тебе попасть. Вакантных мест теперь в дивизии
знаешь сколько. В штабе армии и попросился в Сто восемьдесят четвертую. Они
с распростертыми объятиями. А в дивизии узнал, в каком ты полку.
знаешь сколько было?
наоборот. Ширяев еще наливает.
недовольный. Говорит, что комдив чуть не снял его за то, что в прошлую, не в
эту, а в прошлую ночь атаку сорвал. Но что он мог поделать,- полк опять
собирались передислоцировать. Затем отменили.
материалы для передачи батальона.
луны мы с Валегой отправляемся на берег. Карнаухов и Чумак все еще на
передовой, я с ними так и не попрощался.
добрыми глазами.
него какая-то длинная и заковыристая, никак не упомнишь, даже козыряет,
перехватив винтовку из правой руки в левую.
выбираюсь из траншеи. Боец с заковыристой фамилией деликатно подталкивает
меня под зад.
Лисагора великолепен - чудо подземного искусства. Семиметровый туннель -
прямо в откосе. В конце направо комната. Именно комната. Только окон нет.
Все аккуратненько обшито досками: тоненькими, подогнанными, ножа не
воткнешь. Пол, потолок, две коечки, столик между ними. Над столиком
овальное, ампирное зеркало с толстощеким амуром. В углу примус,
печка-колонка. Тюфяки, подушки, одеяла. Что еще надо? Напротив, через
коридорчик, саперы все еще долбят. Уже для себя.
для винтовок и инструмента, стол, скамейку, угол кухонный. В коридоре склад
для взрывчатки. Знаешь, сколько над нами земли? Четырнадцать метров! И все
глина. Твердая, как гранит. В общем, всерьез и надолго.
половина, то, во всяком случае, четверть успеха. И я три дня наслаждаюсь
этой четвертушкой.
провернешь, потом чаем из собственного самовара. Он уютно шумит в углу.
Подложив подушку под спину, я решаю кроссворды из старых "Красноармейцев" и
наслаждаюсь чтением московских газет.
активность английских патрулей. Мы восстановили дипломатические отношения с
Кубой и Люксембургом. Авиация союзников совершила небольшие налеты на Лаэ,
Саламауа, Буа на Новой Гвинее и на остров Тимор. Бои с японцами в секторе
Оуэн-Стэнли стали несколько более интенсивными.
с кем-то - трудно понять с кем - воюют и даже пленных захватывают.
Немировича-Данченко - "Прекрасная Елена"...
передовой, о которой говорит сейчас весь мир, я чувствую себя так уютно, так
спокойно, так по-тыловому. Неужели же есть еще более спокойные места?
Освещенные улицы, трамваи, троллейбусы, краны, из которых, повернешь
вентиль, и вода потечет? Странно...
что все в мире относительно, что сейчас для меня идеал - эта вот землянка и
котелок с лапшой, лишь бы горячая только была, а до войны мне какие-то
костюмы были нужны и галстуки в полоску, и в булочной я ругался, если
недостаточно поджаренный калач за два семьдесят давали. И неужели же после
войны, после всех этих бомбежек, мы опять... и так далее, в том же духе.
наружу.
на Волге, на том, а иногда и на этом берегу, снуют лодки по реке, и немцы их
обстреливают. Но мало уже кто обращает на это внимание. Даже когда парочка
шальных "мессеров" обстреливает берег и "юнкерсы" для разнообразия
сбрасывают бомбы не на "Красный Октябрь", а на нас, никто особенно не
волнуется. Заберутся куда-нибудь под бревна или в щели и выглядывают оттуда.
Потом вылезают и, если кого-нибудь убило, закапывают тут же на берегу, в
воронках от бомб. Раненых ведут в санчасть. И все это спокойно, с
перекурами, шуточками.
происхождения толстой трубе, я болтаю ногами. Курю сногсшибательную,
захватывающую дух смесь, наслаждаясь последними теплыми солнечными лучами,
голубым небом, церквушкой на том берегу, и думаю... нет-пожалуй, ни о чем не
думаю. Курю и болтаю ногами.
останавливаться что-то стали. Он их рассматривает, встряхивает, говорит, что
дрянь цилиндр, и тут же у моих ног, положив на колени дощечку, начинает
чинить их. Движения у него поразительно точные, хотя, казалось, часы должны
были бы сразу раздавиться и смяться от одного прикосновения здоровенных
мозолистых ручищ.
а он успел уже и часовщиком, и печником, и водолазом в ЭПРОНе, и даже
акробатом в цирке побывать, и три раза жениться, и со всеми тремя регулярно
переписываться, хотя у двух из них уже новые мужья.
Бажанов Олег
Шилова Юлия
Аникина Наталья
Якубенко Николай
Херберт Фрэнк
Шилова Юлия