доброго. Храни вас Господь!?), а капитан Уэнтуорт не подарил ее ни словом,
ни взглядом! Он вышел из комнаты, даже не взглянув на нее!
послышались приближающиеся шаги; дверь отворилась; то был он. Он просит
прощения, но он позабыл перчатки, и, перейдя через всю комнату к письменному
столу и стоя спиною к миссис Мазгроув, он вынул из-под разбросанных бумаг
письмо, положил его перед Энн, устремив на нее заклинающий взор, схватил
перчатки и сразу исчез, так что миссис Мазгроув даже почти не заметила его
появления. Все свершилось в один миг!
сердце Энн. Письмо, не очень внятно адресованное ?Мисс Э. Э.? <По правилам
этикета времен Джейн Остен молодым людям, если только они не были официально
помолвлены, считалось неприличным состоять в переписке. Однако влюбленные в
романах Джейн Остен, даже если они и не помолвлены, переписываются, что, в
свою очередь, показывает, каких свободных и широких взглядов по этому поводу
придерживалась писательница>, и было, без сомнения, то самое письмо, которое
складывал он с такой поспешностью. Он писал не только к капитану Бенвику, он
писал и к ней! От этого письма зависело все счастье жизни ее, вся ее
будущность. Все могла она вытерпеть сейчас, все могла снесть, кроме
неизвестности. У миссис Мазгроув сыскались какие-то дела, и, надеясь на их
прикрытие, Энн опустилась на тот самый стул, где только что сидел он, и
принялась безотлагательно пожирать глазами следующие строки:
мне средствами. Вы надрываете мне душу. Я раздираем между отчаянием и
надеждою. Не говорите же, что я опоздал, что драгоценнейшие чувства Ваши
навсегда для меня утрачены. Я предлагаю Вам себя, и сердце мое полно Вами
даже более, чем тогда, когда Вы едва не разбили его восемь с половиной лет
тому назад. Не говорите, что мужчина забывает скорее, что любовь его скорее
вянет и гибнет. Я никого, кроме Вас, не любил. Да, я мог быть несправедлив,
нетерпелив и обидчив, но никогда я не был неверен. Лишь ради Вас одной
приехал я в Бат. Я думаю только о Вас. Неужто Вы не заметили? Неужто не
угадали моих мечтаний? Я и девяти дней не ждал бы, умей я читать в вашем
сердце, как Вы, полагаю, умели читать в моем. Мне трудно писать. Всякий миг
я слышу слова Ваши, которые переполняют, одолевают меня. Вот Вы понижаете
голос, но я слышу нотки его и тогда, когда они недоступны для любого другого
слуха. Слишком добрая! Слишком прекрасная! Вы справедливы к нам. Вы верите,
что мужское сердце способно на верную любовь. Верьте же неизменности ее в
сердце навеки преданного Вам Ф. У.
едва найду возможность. Одно слово Ваше, один взгляд - и я войду в дом отца
вашего нынче же - или никогда?.
могли бы ее успокоить; те же десять минут, которые удалось ей побыть наедине
со своими мыслями, не принесли успокоения. Покамест каждая минута несла
новые тревоги. Счастье ее переполняло. И не успела она хоть немного прийти в
себя, явились Чарлз, Мэри и Генриетта.
сдаться. Не понимая ни слова из того, что ей говорили. она принуждена была
сослаться на нездоровье. Тогда они разглядели, какой больной у нее вид, и
приступили к ней с сочувствием и заботой. А уж это было несносно. Догадайся
они уйти и оставить ее одну, лучшего бы ей не нужно лекарства; но они
обступили ее. не отступали, и в смятении она объявила, что должна идти
домой.
скорее и хорошенько отдохните до вечера. Жаль, Сары нет, она бы вас живо
вылечила, а сама-то я лечить не умею. Чарлз, вызови-ка ты портшез. Ей нельзя
идти пешком!
возможности поговорить с капитаном Уэнтуортом, тихо бредя по городу (а она
очень подозревала, что встретила бы его) - нет, это было немыслимо. Портшез
был решительно отринут, и миссис Мазгроув, которая могла думать о болезни
лишь одного-единственного свойства, тщательно удостоверясь, что Энн не упала
и не ушиблась, что нет, в последние дни ей не случалось поскользнуться,
упасть, ушибить голову, да, она совершенно убеждена, что не падала, -
отпустила ее наконец с легким сердцем, в надежде увидеть вечером совершенно
оправившейся.
напомнить остальным, что мы ждем вас всех у себя сегодня вечером. Как бы не
вышло ошибки. Вы уж убедите капитана Харвила и капитана Уэнтуорта, что мы
надеемся видеть их обоих.
капитана Харвила и в мыслях ничего другого нет.
об этом упомянуть, когда увидите их? Вы ведь их еще до обеда увидите.
Обещайте же мне.
капитана Харвила, не забудь исполнить поручение мисс Энн. Но право же, моя
милая, вам не к чему тревожиться, капитан Харвил считает, что он дал слово,
уверяю вас. И капитан Уэнтуорт тоже, я убеждена.
вдруг могли омрачить ее радость. Впрочем, и всякое недоразумение ведь должно
было тотчас рассеяться. Если он и не явится на Кэмден-плейс, она может
подать ему явственный знак через капитана Харвила. Тут, однако, случилось
еще одно досадное обстоятельство. Сердобольный Чарлз, искренне озабоченный
ее недугом, вознамерился сопровождать ее до дому, и никакими силами нельзя
было его отговорить. Это было на редкость некстати. Но Энн не умела долго
оставаться неблагодарной; он пожертвовал ради нее свиданием с оружейных дел
мастером, и она отправилась вместе с ним, не выказывая никаких иных чувств,
кроме признательности.
дали ей возможность подготовиться к встрече с капитаном Уэнтуортом. Он
догнал их, но, словно в нерешительности, подойти ли ему или пройти мимо, ни
слова не сказал и лишь посмотрел на нее. Энн успела овладеть собой
настолько, что отважно и отнюдь не сурово встретила его взгляд. И щеки,
только что бледные, вспыхнули румянцем, и движения из неуверенных стали
решительными. Он пошел с нею рядом. Вдруг Чарлз сказал, пораженный внезапной
идеей:
что, если так, я без зазрения совести оставил бы Энн на ваше попечение. Она
нынче переутомилась и не может идти одна, а мне бы надо к этому малому на
Маркет-плейс. Он обещался мне показать одно отменное ружьецо, которое он как
раз отсылает; сказал, не станет его паковать до самой последней минутки,
чтоб я, стало быть, на него поглядел; а если я сейчас не поверну, мне не
поспеть. Судя по описанию, очень похоже на ту двустволку, из которой вы,
сами помните, как-то стреляли в Уинтропе.
согласие могли быть явлены взору наблюдателя; и удерживались улыбки, и
тайком ликовали сердца. В один миг Чарлз оказался в самом начале
Юнион-стрит, а парочка наша проследовала далее; и после немногих
вступительных слов они отправились в сторону более тихой и пустынной аллеи,
дабы ничем не нарушаемой беседой сделать сей час поистине благословенным и
достойным тех счастливейших воспоминаний, которых надлежало ему стать
неиссякаемым источником. Там вновь обменялись они завереньями и обещаньями,
какие некогда уже, казалось, решили их участь, но сменились долгими, долгими
годами разлуки и отчуждения. Там вновь воротились они в прошедшее, еще более
счастливые, быть может, обновленным своим союзом; чувства их сделались
нежнее, испытанней, они лучше узнали душу, верность, любовь друг друга. И
там, неспешно бредя вверх по пологому склону, никого не видя кругом, ни
важных мужей государственных, ни суетливых хозяек, кокетливых барышень,
нянек с детьми, они обменивались признаньями и воспоминаньями, более же
всего о том, что прямо предшествовало сей прогулке и было, уж разумеется,
самым важным и занимательным. Перебирались самомалейшие подробности событий
минувшей недели; о вчерашнем и нынешнем дне было говорено без конца.
грузом, вечным сомнением, пыткой. Она начала его терзать в тот самый час,
когда он встретил Энн в Бате; после недолгой передышки она сгубила ему
радость концерта; она же отзывалась во всем, что говорил он и о чем он
умалчивал в последние двадцать четыре часа. Незаметно начала она уступать
место надежде, какую ободряли в нем иные взоры Энн, слова и поступки; и
наконец была вовсе побеждена теми суждениями, какие достигли его слуха во
время беседы Энн с капитаном Харвилом; под их-то неодолимым воздействием и
схватил он лист бумаги, дабы излить свои чувства.
не любил. Он никогда и не надеялся заменить ее другою. Он не встречал
женщины, ей равной. Да, в этом он принужден был признаться: он был верен ей
невольно, нет, против воли; он хотел забыть ее, он верил, что ее забыл. Он
казался себе равнодушным, а он бесился; он знать не желал ее необыкновенных
качеств, ибо жестоко от них пострадал. Образ ее неизгладимо запечатлелся в
душе его, как само совершенство, чистейший образец стойкости и нежности; но
он принужден был признаться, что лишь в Апперкроссе узнал он ей настоящую
цену, что лишь в Лайме начал он понимать самого себя. В Лайме получил он не
один важный урок.
доме у Харвилов показали ему, как высоко стоит она надо всеми.