глубине каких-то предгорий Кавказа. Как ни странно, но день, придуманный для
нас волшебницей Региной Петровной, стал моим днем рождения на всю жизнь. Я
думаю, может, и правда, я тогда по-настоящему только и родился? Я глядел по
сторонам, желая выявить эту разительную перемену мира. Но все было как было:
и небо, размытое к вечеру, но чистое, ни облачка. И теплые, нагретые за день
травы, и запах сухой, полынный, горьковато-грустный от жесткой здешней
земли. И смирная лошадь Демьяна, что паслась невдалеке, - темный силуэт на
фоне гор, но не летящий, не распластанный, как на знакомой картинке, а
смирно опущенный мордой вниз, - дополняла нашу идиллическую картинку. Я
знал, я наверняка знал, что так не бывает, а если и бывает, то не к добру,
уж слишком хорошо, чтобы потом не было еще хуже. Но именно тогда,
предчувствуя всякое недобро, я впервые вдруг понял, что я живой, что я
взаправду существую, а потом я умру. Это щемящее чувство скоротечности того,
что я только что узнал, меня поразило на всю жизнь, как удар молнии, как
осколок в самое сердце шоферицы Веры! Как не хотелось никогда умирать, боже
мой! Но только впоследствии я понял, прочтя некую научную статью, что во мне
проснулся в то мгновение "ген смерти", который дан всем живым людям, но до
поры, до времени он себя не выявляет, а лишь в ранней юности в какую-то
особую минуту... И потом уже на всю жизнь. А дети, как и я до той поры,
живут, не ведая ни о чем преходящем, и потому бессмертны они.
25
засобирался в обратный путь. Положил в телегу две желтые большие тыквы,
камыша настелил.
застегивая на груди рубашку.
спать в мазанке на полу, якобы от холода, а потом полез в постель, будто бы
перепутал по пьянке, а она его прогнала. Из мазанки прогнала. Он устроился
на камыше возле крепко спящих ребят. Всю ночь чадил самокруткой, ждал
рассвета. Вспоминал, как в госпитале под Бийском пришел он к реке топиться:
в письме написали, что жену и двух детишек сожгли фашисты вместе с избой, а
сам-то калеченый, никому не нужный... Его еще не списали по чистой, он при
госпитальном хозяйстве был.
не то что в равнинной России, круговерть да буруны. Да рев на всю округу.
все внутри и снаружи выгорело!
Как уж она оказалась на том берегу, гуляла, что ли. Увидела и говорит...
Хотите, говорит, спирту, Демьян Иваныч? Пойдемте, у меня припасено.
Согласился. Хлобыстнул стакан, полегчало. Закурил. А она еще наливает.
"Пейте, не бойтесь. Вы куда отсюда поедете-то?" Он принял еще полстакана.
Буркнул: не знаю. А самому подумалось: "Чуть вот не уехал... В омут
головой".
Мужика ждут. А чего бы не попробовать! Тридцать лет не возраст, это у мужика
вроде подросткового, все еще зарастает...
хоть дюжину.
а может, она при нем, на лесоповале вкалывал. Тоже не сахар, если посудить,
жизнь у них. А он-то, Демьян, вольный, может, и правда, выдюжит. Хуже,
рассудил, не будет. Чего терять, в самом деле! И поехал, дивясь на
непривычные горы, на землю, жирную, черную, ветку воткнешь, а она уже цвести
хочет!
дому камнем уложил и тополем по обеим сторонам засадил...
наварил бутыль. Оглянулся, все есть, а чего-то не хватает! Ему? Да ему вот
горсть кукурузы и корочка хлеба нужны. Больше ничего и не надо. Это надо,
когда тут живут, когда дети бегают, животная скотина мычит и кукарекает, и
тебя встречают у порога с кувшином, и воду льют, и смотрят, как ты, фыркая,
смываешь пот с лица от дня работы.
и нет ничего. Так и не было. Вот в чем дело. Это лишь иллюзия, что
показалось, что живой... Оживел... Баба-врач, хоть и мудрая женщина, но и
она не все во внутрях рассмотрела. Вот к чему он пришел. Когда ехал первый
раз на подсобное хозяйство, все на рельсы поглядывал, часто ли поезд
проходит. Омутов тут нет, так рельсов сколь хошь. Лег, и вся недолга. Тем
более и поезд пролетал, лишь эхо от него до гор и обратно.
солнца.
волосы, как у ведьмы, можно вокруг узлом завязаться. Да еще и лицо без
помады, жаль, дуреха, курит. Так это можно и отучить. Кнутом или еще как.
доверяешь? Думаешь, вертопрах Демьян! Развратник такой-сякой? Да?
устроена, что... Вот, глупая такая! - сказала она и все щурилась от солнца и
на него не смотрела. - А у меня мальчик заболел... Переел он, что ли, всю
ночь несло. А то бы, конечно, сама поехала. Мне как раз не хочется
именинников посылать! Боюсь за них!
от куриного жалудка сушить и молоть, так попкой и зовется: от любых поносов
и расстройств лечит...
лишь довезите, а я на ишачке встречу... А?
оборачиваясь, бросил на ходу:
ухайдакались, спросонья ничего не разберут. Растормошила, полила водой,
чтобы умылись, велела поесть что-нибудь. Но они от еды отказались.
Еще туда бутерброды положила, бутылку с молоком. В эту бутылку, если выйдет,
они на обратном пути нальют постного масла.
Никак не могли проснуться. У каждого под мышкой сверток: вчерашний подарок с
собой прихватили.
оставить?
такое богатство везти!
что в заначку.
не тронет. Я вам обещаю. Ну? Братья переглянулись, отдали ей свертки.
рукой. - Если директор спросит, скажите, что живем тут нормально, все есть.
Могут колонистов присылать для сбора...
я, как договорились, завтра встречу.
самый лоб. Из-под козырька в упор глянул на воспитательницу. Глаза у него
при утреннем свете были насквозь голубые, детские.
есть по-фронтовому оценил. Наших бойцов в гору на машинах везли да везли.
Столько везли, будто они окружение под Сталинградом делали. А обратно
энтих... черных... Вывозили...
побледнев. - Живых, надеюсь?
было. Так, думаю, с ними покончили - жисть станет спокойнея...
Иль тебе, прости, по-другому хотелось? Мало страху тебе задали?
прокурора генералом своим сделал! У них резать русских - это национальная
болесть такая!
вряд ли было ему смешно. - За лошадь, шашнадцать лет было. В кулаки
Маккарти Кормак
Перумов Ник
Шилова Юлия
Лукьяненко Сергей
Шилова Юлия
Рыбаков Вячеслав