беспокойся. Ты помнишь о шпингалете?"
возился с машиной".
это дело, а не я... Пальто ничуть не хуже. Даже лучше. Безопаснее. И если уж
тебе все так тяжело дается, могу сказать... В буфет завезли кефир".
Это уже кое-что".
войти в дверь, обернулся. Скамейка была пуста. Анфертьев нервно взбежал на
второй этаж, подошел к запертому буфету и, наклонившись, приник к еле
заметной щели. В тесном закутке мерцали голубовато-зеленые бутылки с
кефиром. Все правильно, четыре ящика. Бутылки, видимо, совсем недавно стояли
в холодильнике - на них сверкали маленькие капельки влаги. Проволочные ящики
тихонько вздрагивали от ударов кузнечного пресса в Соседнем цехе, и из
буфета доносился еле слышный перезвон бутылок.
она рановато сегодня, подумал он.
подъезжаем к банку, а тут директор. Здрасьти, говорит, Светлана Николаевна,
что-то вас давно не видно! И под локоток, под локоток в общий зал, к окошку.
дверь увидел всеведущую физиономию Автора. Дверь захлопнулась, и Автор
исчез. Да и был ли он?
хотя слова его были негромки и сказаны безразличным тоном, в бухгалтерии, в
самых дальних и ближних ее углах, наступила тишина. Из своей каморки
выглянула даже Зинаида Аркадьевна и настороженно уставилась на Вадима
Кузьмича.
остановило.
вам нужно.
сделала со своим лицом, оно сморщилось так, что на нем затерялись и исчезли
все черты.
правда, немного другие, но все же главного бухгалтера можно было узнать.
втором этаже, уже толпились у буфета. Но пока они были еще в бухгалтерии,
пока до обеденного перерыва оставалось еще минут пятнадцать. Однако, когда
женщины устремили свои взоры на часы, стрелка, не выдержав массового
гипноза, прямо на глазах поползла к двенадцати.
позвонил своей жене Наталье Михайловне в далекий и недоступный институт, где
она общалась со своенравными пылинками. Наталью Михайловну долго искали,
бегали за ней по коридорам, объявляли по местному радио, и Анфертьев слышал
в трубке голос диспетчера: "Наталья Михайловна Анфертьева! Вам нужно срочно
подойти к телефону!
вызывает вас к телефону!" в - Слушаю! - прозвучал наконец в трубке
запыхавшийся сипловатый голос.
посмотрела на него с уважением - прекрасный семьянин, заботливый отец,
любящий муж. - Может, взять?
она частенько возмущалась словами, поступками, самим видом Вадима Кузьмича.
- Конечно! Возьми пять бутылок. Деньги найдешь?
разрешат взять, учитывая, что я первым принес эту новость, - он
вопросительно посмотрел в бухгалтерское пространство.
пятеро, с таким напряжением уставились на минутную стрелку, и столько было в
их глазах нетерпения, мольбы и страсти, что стрелка, замедлившая было свой
ход, с новой силой рванулась к заветной цифре "двенадцать", когда всем можно
будет сорваться с места и помчаться, помчаться, помчаться по стонущей
лестнице на второй этаж, где в запертом помещении стояли четыре ящика с
кефиром.
прибегали к подобным шалостям. Однако они знали меру и не озорничали со
временем в конце квартала, месяца, года. Дело в том, что в те самые
мгновения, когда они дружными усилиями ускоряли бег часов в своей комнате,
сами собой передвигались стрелки и на всей территории завода - в цехах, на
столбе у проходной, в кабинетах и конструкторских бюро и даже на волосатой
руке директора Подчуфарина.
тому, как трудно в иной день выполнить производственное задание. Казалось
бы, всего в достатке - и сырья, и заказов, и никто не прогулял, и начальство
на месте, нигде не ездит, не совещается, не конференничает, а план выполнен
процентов на семьдесят, не больше...
бухгалтеры переставляли иногда запятые в отчетных ведомостях. И надо же -
сходило. Ни одна ревизия не обнаружила обмана. Чудно это было и непонятно,
какая-то нечистая сила таилась в сумрачном помещении с двумя окнами,
затянутыми легкомысленно выгнутыми железными прутьями, чтобы облагородить
впечатление, чтобы никому и в голову не пришло назвать эти прутья решеткой.
Подчуфарина зазывали поделиться опытом, он, разумеется, щедро делился, не
подозревая даже об истинных пружинах и рычагах, действующих в
заводоуправлении. Его хвалили, обещали повысить, сулили главк или трест, а
если будет хорошо себя вести, то, может быть, и министерство, но пока
ограничивались благодарностями к праздникам.
эти минуты, он не заметил бы ничего необычного - сидели женщины и
обрабатывали важные финансовые документы. Но человек, обладающий
проницательностью, сразу бы заметил, что все неотрывно и пристально смотрят
на часы - сквозь дырочки в чеках, сквозь счеты, поверх очков, в отражениях
настольного стекла, сквозь друг друга, что многие уже выставили ноги из-под
стола, чтобы в тот самый миг, когда большая стрелка займет вертикальное
положение, рвануться и, сшибая стулья, роняя счеты и кипы бумаг со столов,
понестись и упиться радостью победы, чувством молодости и превосходства -
когда удастся первой коснуться выкрашенной коричневой краской ручки буфета.
Человек наблюдательный заметил бы, что в плотных кулаках женщины сжимают
авоськи и рублевки, заметил бы их учащенное дыхание, порозовевшие щечки,
глаза, сверкающие азартом предстоящей борьбы, - все настраивалось на
перегрузки, вполне сопоставимые с космическими, хотя они не принесут ни
славы, ни звезд.
лаборатории. Света проводила его взглядом, поскольку не смотрела на часы.
Она подумала, что Вадим Кузьмич, пользуясь положением свободного художника,
мог бы не торопясь подняться к буфету, но нет, почему-то остался здесь.
умчались вон из бухгалтерии, чудом не вынеся дверь вместе с рамой, Света
лишь посмотрела им вслед, и не было в ее взгляде ни усмешки, ни осуждения.
Возможно, она их и не видела, не слышала топота над головой, не заметила,
как легкой рябью пошел потолок. Она подошла к двери фотолаборатории и,
изогнув указательный палец, легонько постучала в картонную дверь, уверенная,
что Анфертьев там, в красных своих сумерках. Но никто не ответил ей, хотя
Вадим Кузьмич всегда узнавал ее стук и всегда радостно откликался. "Бегу! -
кричал он. - Спотыкаюсь!
приятно ее видеть.
себя, и оставался твердым в своем злом замысле. Света удивилась, постучала
еще раз и, не задерживаясь больше, набросила пальто, прихватила сумочку и
вышла, заперев за собой дверь. Анфертьев слышал, как проворачивается в замке
ключ, как Света для верности дергает дверь с той стороны. Уже с той стороны.
Он услышал даже стук удаляющихся каблучков, и стук этот отозвался в его душе
безутешной болью. Все в этот проклятый день проис-1 ходило в последний раз,
все обрывалось, все исчезало в пропадающем времени, хотя и оставалась у него
немыслимая надежда, что не все гибнет, не навсегда, что можно еще кое-что
сохранить, оставить на черный день. Ошибка. Единственное, что удается в
таких случаях, - оттянуть конец, только оттянуть, но это сделает его еще
Аникина Наталья
Шекли Роберт
Громыко Ольга
Шилова Юлия
Соломатина Татьяна
Посняков Андрей