Хулию, даже наклонившуюся поближе к шахматисту, чтобы не упустить ни
одного его слова.
знаю. Партии могут длиться часами, и на это время все - семья, проблемы,
работа и так далее - просто выпадает из мыслей... Это происходит со всеми.
Но дело в том, что одни смотрят на партию как на битву, которую они должны
выиграть, для других - и для меня в том числе - это мир грез и
пространственных комбинаций, где "победа" или "поражение" всего лишь
слова, не имеющие никакого смысла.
о стекло часов, которые носила на внутренней стороне левого запястья.
Прикуривая от зажигалки, протянутой Сесаром, она взглянула на Муньоса.
имели в виду убийцу, нашего противника, играющего черными. На сей раз,
похоже, вам хочется выиграть... Разве нет?
провоцирует меня, бросает вызов, и это обязывает меня внимательно
анализировать его ходы. На самом деле у меня просто нет выбора.
благородную ярость Муньоса, что гонит его покинуть родимый очаг... Наш
друг наконец-то решил повоевать. До сих пор он являлся кем-то вроде
иностранного советника, так что теперь я рад, что он все же решил принести
присягу нашему знамени. И стать героем - malgre lui [вопреки самому себе
(фр.)], но все-таки героем. Жаль только, - при этих словах какая-то тень
омрачила его бледный гладкий лоб, - что об этой войне никто не узнает.
Муньос с интересом взглянул на антиквара.
войны. Но в ней есть и еще одна подоплека... Я имею в виду отцеубийство. -
Он обвел собеседников не слишком уверенным взглядом, будто прося их не
принимать его слова чересчур всерьез. - Ведь речь идет о том, чтобы
устроить шах королю, понимаете... То есть убить отца. Я бы сказал, что
шахматы связаны не столько с искусством ведения войны, сколько с
искусством убивать.
сомкнутые губы шахматиста, чуть сощурившись, точно от дыма собственной
сигареты; он держал мундштук из слоновой кости в правой руке, оперев ее
локоть на левую, лежащую на столе. В его глазах читалось искреннее
восхищение, как будто Муньос только что приоткрыл дверь, ведущую в страну
разгадок.
Сесара, она смотрела не на его губы, а в глаза. Этот внешне неинтересный,
незначительный человек с большими ушами, весь какой-то линялый и
затюканный, отлично знал то, о чем говорил. В таинственном лабиринте, одна
мысль о проникновении в который заставляла содрогаться от ужаса и
бессилия, Муньос был единственным, кто умел читать его знаки, кто владел
ключами, позволявшими войти в него и выйти, избежав пасти Минотавра. И
там, в итальянском ресторане, сидя над тарелкой остывшей лазаньи, к
которой она едва притронулась, Хулия с математической, почти шахматной
точностью поняла, что этот человек в определенном смысле самый сильный из
всех троих. Его рассудок не был затуманен предвзятым отношением к
противнику - черному игроку, потенциальному убийце. Он подходил к
разрешению загадки с холодным эгоизмом, свойственным ученым; точно так же
Шерлок Холмс подходил к загадкам, которые задавал ему ужасный профессор
Мориарти. Муньос собирался сыграть эту партию до конца не из чувства
справедливости: им двигали мотивы не этического, а логического характера.
Он намеревался сделать это, поскольку был игроком, которого судьба
поставила по эту сторону доски: точно так же - Хулия содрогнулась, подумав
об этом, - как могла бы поставить по другую. Черными ли, белыми ли играть,
поняла она, ему все равно. Для Муньоса все дело заключалось в том, что
впервые в жизни партия интересовала его настолько, что он готов был
доиграть ее до последней точки.
самом. И именно он заговорил - мягко, тихо, словно, как и она, боясь, что
блеск снова угаснет в глазах шахматиста:
дыма. Ни больше, ни меньше, чем нужно. - Это выглядит очень интересно. Я
имею в виду фрейдистскую интерпретацию этого момента. Я не знал, что в
шахматах могут происходить такие ужасные вещи.
ему видимого мира.
знакомого с шахматами, - выиграть хоть одну партию у своего отца. Убить
короля... Кроме того, шахматы позволяют ему вскоре обнаружить, что этот
отец, этот король является наиболее слабой фигурой на доске. Он постоянно
находится под угрозой, нуждается в защите, в рокировках, ходить он может
только на одну клетку... Но, как ни парадоксально, эта фигура необходима в
игре. До такой степени, что игра даже носит ее имя, потому что слово
"шахматы" происходит от персидского "шах", что означает "король". Кстати,
слово "шах" перешло почти во все языки с тем же звучанием и значением.
наиболее надежной защитой, в ее распоряжении находятся самые
многочисленные и действенные средства... Рядом с этой парой - королем и
королевой - располагается слон, иначе офицер, а в Англии его именуют
bishop, то есть епископ: он благословляет их союз и помогает им в бою. Не
следует забывать и об арабском faras - коне, прорывающемся сквозь
вражеские линии, это наш knight, что означает по-английски "рыцарь"... В
общем-то, эта проблема существовала задолго до того, как ван Гюйс написал
свою "Игру в шахматы": люди пытались разрешить ее на протяжении вот уже
тысячи четырехсот лет.
добавить еще что-то. Но вместо слов за этим последовал тот намек на
улыбку, которая, едва обозначившись, тут же исчезала, никогда не
превращаясь в настоящую улыбку. Шахматист опустил глаза, вперив взор в
лежавший на столе хлебный шарик.
стоило огромных усилий выразить вслух то, что он думает: - Изобрел ли
человек шахматы или же только открыл их?.. Может быть, шахматы - это
нечто, что было всегда, с тех пор как существует Вселенная. Как целые
числа.
точно осознала ситуацию: вокруг нее раскинулась гигантская шахматная
доска, на которой были прошлое и настоящее, картина ван Гюйса и она сама,
Альваро, Сесар, Монтегрифо, дон Мануэль Бельмонте и его племянники, Менчу
и сам Муньос. И внезапно ее охватил такой страх, что лишь ценой
физического усилия, почти заметного глазу, ей удалось сдержать крик, так и
рвущийся из горла. Наверное, у нее было такое лицо, что Сесар и Муньос
взглянули на нее с беспокойством.
головой, как будто это могло успокоить ее растревоженные мысли. Затем
извлекла из сумочки схему с различными уровнями, содержавшимися, по словам
Муньоса, в картине. - Вот, посмотрите-ка.
передал ее Сесару.
примешиваем к этому делу слишком много надуманного... - Он еще раз
вгляделся в схему. - Я начинаю спрашивать себя: действительно ли стоит
ломать над этим голову или речь идет о чем-то абсолютно тривиальном?
секунд шахматист положил листок бумаги на стол, достал шариковую ручку и
исправил что-то на схеме, после чего передал ее Хулии.
По крайней мере, лично вы оказались связаны с этой картиной в ничуть не
меньшей степени, чем остальные персонажи:
пятый уровни, не так ли?
остальные. - Шахматист указал на схему. - Нравится вам это или нет, но вы
уже там, внутри.
как будто у самых ног ее внезапно распахнулась бездонная пропасть. - Это
значит, что тот же самый человек, который, возможно, убил Альваро, тот же
самый, который прислал нам эту карточку... что он играет с нами эту
безумную шахматную партию... Партию, в которой не только я; но все мы,
понимаете, все являемся фигурами... верно?
не было страха или огорчения: скорее, что-то вроде выжидательного
любопытства, как будто из всего этого могло вырасти нечто захватывающее,