Чтение 40–й страницы книги ~Проснуться живым~

приоткрылась на несколько дюймов, я увидел толпу мужчин и женщин, которая
наконец сдвинулась с места. Люди бежали по траве к церкви.

- Вот вам и необходимость, - сказал я. - Открывайте дверь настежь! -
Повернувшись к проходу, я крикнул:

- Лула - пошли!

Бритт стала давить на тяжелую дверь, пока она не открылась настолько,
чтобы пропустить меня с моей ношей. Проходя мимо девушки, я велел:

- Когда я выйду, захлопните дверь, заприте ее и бегите так быстро, как
еще ни разу не бегали.

Она тихонько вскрикнула, но я не посмотрел на нее. Я начал спускаться по
широким ступенькам, когда услышал позади гулкий звук захлопнувшейся двери.
Удар, казалось, отозвался эхом в моем солнечном сплетении, так как я
споткнулся и чуть не упал, но все же смог завершить спуск на ногах. Сделав
два нетвердых шага по траве, я впервые поднял взгляд и застыл как вкопанный,
так как увидел "Божьих леммингов", бегущих ко мне с истошными воплями.

Эта публика была способна внушить страх, даже сидя на церковных скамьях,
но вид стремительно несущейся и громко вопящей массы, состоящей из тысячи
человек с разинутыми глотками и напоминающей тысячеглавого монстра, поверг
меня в неописуемый ужас. Это не только остановило меня, но и заставило
серьезно подумать об изменении плана, хотя уже было слишком поздно.

Зрелище массы "леммингов" произвело на меня парализующий эффект, но мой
вид тоже подействовал на них. Не стану притворяться, что я выглядел для них
так же устрашающе, как они для меня; к тому же должен признать, что они
заметили меня, только когда я шагнул на траву, но любой непредубежденный
наблюдатель (каковых поблизости не было) согласился бы со мной, что я
выиграл первую схватку, не поднимая рук - точнее, не надевая брюк.

Это доказывает, что кажущееся великим несчастьем может обернуться благом,
ибо на обезумевшую толпу не действуют разумные доводы, а мое появление не
произвело бы на них и десятой доли теперешнего впечатления, если бы на мне
были штаны. Отсутствие их, несомненно, явилось милостью Божьей, так как я ни
за что бы не додумался снять их.

В любом случае я безусловно выиграл первые моменты битвы с "леммингами",
ибо в одиночку заставил остановиться целую тысячу.

Толпа психов мужского и женского пола, которая бежала по траве, повинуясь
указующему персту Фестуса Лемминга, ко мне, к девушкам, к оскверняющей
церковь греховной наготе, ко злу, которое следует уничтожить, остановилась.

Она не замедляла темп постепенно. Все ее участники прекратили двигаться в
один и тот же момент. Зрелище было странным и пугающим. Тысяча элементов,
составляющих тело исполинского зверя, перестала шевелиться одновременно, с
прекращением грозного рева. Исполинская масса с мириадами глаз застыла и
умолкла.

Впрочем, тишина длилась недолго. Фестус Лемминг, стоявший поодаль от
остальных и наблюдавший за ними, как пастух за овцами, указал на меня и
громко крикнул:

- Иисусе, да это Шелл Скотт! После этого слова посыпались из него как из
рога изобилия:

- Это... ax... ox.., о, Иисусе, наш Господь и Спаситель.., он здесь -
сатанинский агент Антихриста! Боже Небесный, спаси нас от его злого
присутствия и...

Больше я ничего не слышал, потому что остальные слова Лемминга заглушил
ужасный рев, вырвавшийся из гигантской глотки. Зверь двинулся ко мне -
двинулся, чтобы убить. Его ноздри уже вдыхали запах крови, жажду которой ему
долго внушал Лемминг; им руководило только слепое желание уничтожить.

"Лемминги" видели и узнали меня, но не заметили крест, который я нес в
руках. Я держал его параллельно земле, верхушкой к ним, поэтому они не
узнали символ, которому поклонялись. Впрочем, это им еще предстояло.

Набрав скорость, "лемминги" снова пустились бегом. Но ужасный рев больше
не вырывался из их глоток - теперь они молчали, и это молчание казалось еще
более жутким.

Они бежали ко мне, и я побежал к ним.

Только не прямиком, а слегка левее, по зеленому склону, заставив их
повернуться и отвести глаза от холма справа, на который с невероятной
скоростью взбирались десять обнаженных девушек. Их скорость даже превышала
мою, хотя некоторые из них падали и откатывались назад.

Двигаться со скоростью пушечного ядра, неся при этом восьмидесятифунтовый
крест, не просто трудно, а невозможно - в таких обстоятельствах куда более
естественно двигаться со скоростью человека, в которого угодило ядро, что я
в общем и делал. Зато гигантский бешеный зверь несся вверх с максимальной
подвижностью и через несколько секунд должен был добраться до меня и, по
всей вероятности, проглотить.

Я резко затормозил, поднял крест над головой так высоко, как только мог,
и вонзил в землю стальное острие. Квадратное деревянное основание, куда
острие было вмонтировано, ударилось о траву. Когда я отпустил крест, он
слегка покачнулся, но сохранил вертикальное положение - распятая на нем
фигура смотрела, склоняясь под весом двух тысячелетий, прямо на "Божьих
леммингов".

В этот момент они находились менее чем в пятидесяти футах от меня. Толпа
скрыла от моего взгляда Фестуса, но я не сомневался, что он стоит на прежнем
месте, наблюдая за происходящим. И если бы его бешеное стадо остановилось
хотя бы на несколько секунд, у меня был бы шанс заставить услышать и понять
мои слова, а также зычным и властным, как у него, голосом извлечь стадо из
безумия, в котором оно пребывало, и вновь загнать его в овчарню. Если кто-то
мог это сделать, то только Фестус Лемминг.

По крайней мере, так я думал. Правда, очень недолго, потому что это не
соответствовало действительности. Я понял это, глядя на орду "леммингов",
все еще несущуюся ко мне и к разделяющему нас десятифутовому распятию, хотя
мне следовало знать это раньше. Если присутствие изображения Господа и
Спасителя не могло остановить их, то у "самого святого пастора" не было
никаких шансов, не говоря уже обо мне. Кричать на них не имело никакого
смысла, но тем не менее я закричал.

Указывая на распятого Иисуса, я завопил во всю мощь моих легких:

- Стойте, идиоты! Неужели вы не видите то, что у вас перед глазами?

Они видели - я это знал. Многие головы поднялись и быстро опустились;
многие безумные глаза расширились. Они видели и узнали свой возлюбленный
символ боли и крови, страдания и смерти. Это ненадолго задержало их, но не
остановило.

Слыша приближающийся жуткий топот их раздвоенных копыт, я снова закричал:

- Стойте, сукины дети! Неужели вы, проповедующие любовь ко всему
человечеству, собираетесь распять и меня тоже?

Они, несомненно, собирались. Держу пари на собственную задницу, что они
бы это сделали, если бы, покончив со мной, смогли найти достаточно большой
кусок моей плоти, чтобы насадить его на гвоздь. Сверкая глазами, похожими на
две тысячи осколков стекла, бешеное чудовище повалило распятие, две тысячи
его копыт топтали крест вместе с деревянной фигурой Христа, тысяча губ
кривилась в садистской ухмылке. Я повернулся и обратился в бегство, как
будто меня преследовал Сатана или тысяча святых - будь у меня право выбора,
я предпочел бы дьявола.

Я ощущал страх с того момента, как двери церкви захлопнулись за мной, но
только теперь, когда я побежал от толпы, это чувство превратилось в нечто
близкое панике, ослабляя плоть и помрачая рассудок. На секунду мне
показалось, будто я бегу по поверхности миниатюрной Земли, которая слишком
медленно вращалась у меня под ногами, в то время как на меня надвигались все
земные ужасы; бесформенные существа, пьющие кровь и высасывающие мозг,
летели следом за мной, не проявляя спешки, так как знали, что я вскоре упаду
от изнеможения.

Я бросил взгляд через плечо только один раз - этого было достаточно.

Единственным ободряющим моментом в увиденном мною было то, что "лемминги"
не могли бежать с такой скоростью, с какой мчался я, подгоняемый ужасом. Они
находились от меня ярдах в пятнадцати и продолжали отставать. Но теперь меня
преследовали не все "лемминги".

На солидном расстоянии, справа от ближайших ко мне прихожан, стоял Фестус
Лемминг, указывая рукой, но не на меня. Он указывал на холм слева, откуда я
спустился и на вершине которого находились эвкалиптовая роща и мой
"кадиллак". На склоне холма я увидел движущиеся фигурки, похожие на
маленьких девочек.

Полсотни или сотня моих преследователей отделились от общей массы и
побежали к Фестусу, а двое или трое уже помчались к холму - вернее, к
маленьким девочкам, так как даже "лемминги" не стали бы мчаться с таким
энтузиазмом к пустому холму.

Я устремился в сторону от церкви с целью отвлечь прихожан от девушек и в
основном добился успеха. Но в результате мне пришлось бы пробежать куда
большее расстояние, чтобы догнать девушек, прежде чем это сделает кто-то из
"леммингов".

Задача выглядела невозможной, но я тем не менее резко изменил курс и
понесся что было сил к задней стене церкви. В конце концов, задача оказалась
выполнимой, хотя едва не убила меня, и причина была не только в том, что я
намного опередил "леммингов", а в том, что они не могли тягаться в беге не
только со мной, но даже с неуклюжей Ронни.

Может, я был не в самой лучшей форме, но в принципе я здоров и силен как
бык, которого ведут к коровам на пастбище, в то время как большинство
"леммингов" были менее живыми, чем настоящие покойники. Я уже забыл, что,
когда впервые увидел эту публику в церкви Второго пришествия, у меня
сложилось впечатление, что многим из них осталось жить не более одного-двух
месяцев, а остальные - даже молодые прихожане - уже выглядели мертвецами,
выставленными на всеобщее обозрение. Поэтому, когда я, поднимаясь на холм,
бросил взгляд назад, то понял, что, по крайней мере сейчас, мне нечего
опасаться "леммингов".

Несколько дюжин все еще пытались продолжать преследование, но лишь
немногим удавалось взобраться по склону. Остальные либо остановились, либо в
изнеможении свалились на траву, и их неподвижные тела образовали кривую