Чтение 40–й страницы книги ~Московский полет~

делать в Ленинграде? На кой черт он мне нужен, если вся революция происходит
в Москве? Я посмотрел на часы. Самовольно отколоться от группы и остаться в
Москве я не имею права, в моей советской визе четко записано; 28-31 июля --
Москва, 1-3 августа -- Ленинград, 4-5 августа -- Таллинн. И до отлета в
Ленинград осталось меньше 20 часов. Значит, за это время я должен придумать,
под каким предлогом заставить "Интурист" продлить мое пребывание в Москве.
Черт возьми, где сейчас наша группа? Мне срочно нужна Оля Зеленина, наша
русская гидша! Только через нее я смогу связаться с руководством
"Интуриста". А у меня, идиота, даже нет при себе расписания нашей группы на
сегодняшний день! Как же мне найти свою группу в Москве?

Это была моя машина.

Боже мой, вы когда-нибудь садились в машину, которую продали десять лет
назад? Это как вернуться в детство или влезть в свою детскую кровать. Я
крутился на протертом и продавленном сиденье, трогал и гладил панели,
дверные ручки и боковые стекла. А Семен гнал машину по Москве и говорил
назидательно, как райвин:

У тебя есть только один способ легально задержаться в Москве:
симулировать болезнь. Например, приступ язвы или микроинфаркт. Это можно
устроить -- за сто рублей любой врач положит тебя в больницу...

Ему ессе советской больницы не хватало! -- сказал сзади Толстяк.

Он сидел там боком, скрючившись, потому что не умещался на половине
сиденья, а вторая половина этого сиденья была занята доской, которая
подпирала сломанную спинку сиденья водителя. Но и скрюченная поза, и жуткая
тряска на разбитых московских мостовых, и отсутствие половины зубов во рту
не могли заставить Толстяка молчать. Он продолжал:

Сстобы его кололи грязным ссприцем и заразили СПИДом, как детей в
Элисте! Кстати, Вадим, когда ты приедесс в следуюссий раз, обязательно
привези нам разовые ссприцы. Мы уже в том возрасти, когда ссприцы нуссней
презервативов.

Извините!-- Семен категорическим жестом правой руки отсек это
заявление.-- Лично я еще вполне бью скважину!

Да ладно, не п...!-- сказал Толстяк.-- Могу поспорить на коньяк: твоя
ссена тебя к этой сквассине пускает максимум раз в неделю, а то и рессе!

Это она от страха, я же после двух инфарктов!-- Семен лихо обогнал
какой-то армейский грузовик.

И, огладив свою черную, с сединой бородку, сказал мне доверительно:

Понимаешь, какая хреновина получается... У меня молодая жена, ей
тридцать два года! Ну, должен я ее удовлетворить? А она боится, что я на ней
третий инфаркт схвачу. И не пускает Прямо не знаю, что делать! Я же хочу ее,
понимаешь?

Вы тут все какие-то сексуально озабоченные, -- сказал я, вспомнив
утреннюю встречу с режиссером N.

А ты нет? -- спросил сзади Толстяк. -- Сеем ты занимался сегодня
носсью? Посмотри на свои месски под глазами!

Это я от вас заразился, -- сказал я.

Кстати, вот ессе одна тема для фильма!-- тут же сказал Толстяк. --
Сексуальная лихорадка накануне Грассданской войны. Вся страна биологически
предссувствует грассданскую войну, как косски -- землетрясение. И все
торопятся перетрахаться, пока не поздно. А, Вадя? Купят такой фильм на
Западе?

Еще бы! -- сказал я, отмечая про себя, что эта идея даже лучше моей
идеи "Секрет семейного счастья". И, вообще, у Толстяка всегда было полно
замечательных идей для замечательных фильмов.--Прекрасную комедию можно
сделать! -- сказал я.

--Только не порнуху, а элегантно, в итальянском стиле,-- подсказал
Семен, опять лихо обгоняя кого-то.

Давай вместе напишем,-- предложил мне Толстяк.-- Так и назовем
"Секс-лихорадка, или Пир накануне гражданской войным".

Но ты же пишешь "60 анекдотов из эпохи Брежнева" и 50 серий "Что такое
демократия"!

Ну и ссто? "Секс-лихорадку" мы с тобой написсем за неделю. Ты вспомнисс
своих баб, а я своих и -- поссалуйста!

Я подумал, что на Западе Толстяк уже давно был бы миллионером, продавая
студии и продюсерам только идеи и сюжеты. Но в советском кинематографе нет
такой практики, каждый сценарист должен сам написать свой сценарий от начала
до конца. А Толстяк не любит писать сценарии, ему это уже скучно. Потому у
него всегда два десятка контрактов со студиями, но нет денег поставить себе
искусственные зубы.

Не забывай, что я завтра должен лететь в Ленинград,-- сказал я
дипломатично и сменил тему, спросив:-- А что вы думаете о Гдляне и Иванове?

Я сситаю, ссто они как террьеры, схватили мафию за глотку. А теперь им
пытаются дуть в усси, сстобы они разссали зубы,-- сказал Толстяк.

Тут Семен пошел на обгон еще одного крытого брезентом грузовика, но
водителю грузовика это не понравилось, и он резко вильнул, перекрывая Семену
узкий проход меж машинами. Наша машина только чудом не врезалась в заднее
колесо грузовика. Семен резко нажал на тормоз.

Ах ты сука! -- сказал он, низко нагнулся к рулю и перевел ручку
скоростей на третью скорость.

Семен, перестань!--попросил я.

Подожди! -- и тем же категорическим жестом правой руки Семен отсек мое
вмешательство.

Нам уже не двадцать лет, Сема!

Ну и что? --он вел машину за грузовиком, ища глазами лазейку в потоке
машин.

Я ему покажу подрезать! Негодя...

Договорить он не успел: брезентовый полог грузовика вдруг откинулся,
из-под него показалась целая дюжина коротко стриженных солдат, сидящих в
кузове. Хохоча и матерясь, солдаты показали нам русский "по локоть".

Видишь?-- сказал Семен.-- Шпана! Приехали в Москву и хулиганят!-- тут
он бросил машину вправо, там намечался просвет в потоке машин.

Но, конечно, грузовик тоже вильнул направо, и в этом была хитрость
Семена -- он резко переложил руль налево, так, что моя бывшая машина
оторвалась правыми колесами от мостовой, хотя именно справа сидели я и
стокилограммовый Толстяк.

Семен!!!-- крикнул я.

Спокойно!-- сказал Семен, красивым виражом уже выходя вперед армейского
грузовика, слишком тяжелого, для таких трюков. И, включив четвертую
скорость, добавил хвастливо: -- Видал? Вот так мы их делаем, пижонов! А ты
говоришь! Нет, Вадим, мы еще бьем скважину! Не знаю, как у вас в Америке, а
тут...

Сейссас он вас е... в зад,-- с философским спокойствием сообщил
Толстяк, и, оглянувшись, я увидел, что молодой, в застиранной гимнастерке
водитель грузовика явно охотится за нашим бампером.

А вот уж фуюшки! -- усмехнулся Семени, снова перейдя на третью
скорость, до отказа выжал педаль газа.

"Жигуленок" взвыл, затрясся от напряжения и -- под носом
милиционера-регулировщика -- проскочил под желтый светофор. А в следующий
миг, уже за нами, загорелся красный свет, и гаишник, свистя, замахал руками
летящему у нас в фарватере грузовику. Тот сбросил скорость.

То-то, -- сказал Семен, оглядываясь.

И только теперь я обратил внимание, что в кабине нет зеркала заднего
обзора. Не веря своим глазам, я протянул руку к лобовому стеклу и ощупал
место, где положено быть этому зеркалу.

Нету и не ищи! -- сказал Семен.

Но как ты ездишь?!

Так и езжу. А что делать? В стране нет клея приклеить металл к стеклу.
Ни за какие деньги! -- и, свернув с проспекта Мира, Семен подкатил к
центральному входу в отель "Космос". --Прошу, мистер Плоткин! Мы подождем
вас в машине.

Thank you, сэр,--я выскочил из машины и побежал в гостиницу к
администратору узнать, как мне найти нашу группу или нашего гида Олю
Зеленину.

Но в вестибюле у стойки администратора было такое же столпотворение,
как и утром, -- западные туристы, афганцы, армянские беженцы из Сумгаита,
лысеющие дети из Черновцов, советские спекулянты-фарцовщики, командированные
гэбэшники.

Когда я пробился через эту толпу к администраторше, она сказала нервно:

Что? Откуда я знаю, где ваша International Press Association! Я не
знаю, где мои собственные очки! Только что тут лежали!..

Не теряя надежды, я пошел в ресторан. Там тоже было, как в D-day:
колонны американцев теснили немцев, англичане ждали, когда итальянцы
освободят столики. Слева от двери, за стойкой бюро стояла высокая, как Петр
Первый, метрдотель и с холодным презрением смотрела на этих канадцев, шведов
и прочих нерусских. Перед ней, на бюро лежали какие-то деловые бумаги и
списки.

Где обедает International Press Association?-- спросил я у нее.

Понятия не имею. Спросите вашего гида,-- ответила она свысока.

Я сам такой умный,-- сказал я, разозлившись.-- Посмотрите в ваши
списки.

Она глянула на меня сверху вниз, как цапля на лягушку. Но бирка на моей
груди заставила ее перевеста взгляд на список и провести по нему своим
наманикюренным пальцем. Впрочем, этот палец тут же застыл на какой-то
строчке, она сказала презрительно:

International Press у нас только завтракают.

А где же обед?-- спросил я растерянно.

В Кремле, в Георгиевском зале! -- усмехнулась она с откровенным