удовольствие от еды. Мы же с ним не блокаду пережили, в самом деле! Ну
иногда сидели на одной картошке и макаронах. Многие так живут. Я бы вообще
не думала об этом, но первые семь лет жизни Максимке все время хотелось
кушать. А я не могла его накормить вкусно, от пуза, хотя бы раз в неделю, не
картошкой и макаронами, а хорошим мясом, курочкой, фруктами. Только когда
был грудной, он наедался. Слава богу, молока у меня хватало... Да что я, в
самом деле? Нас чуть не убили всего пару часов назад, а я вспоминаю эту
несчастную картошку с макаронами и не могу просто радоваться, что все
хорошо... Не могу. Потому что где-то в подсознании застряла занозой
совершенно идиотская, абсурдная мыслишка: а вдруг то, что произошло в
арабском квартале, как-то связано с Карлом? Вдруг он выследил нас, и это
была не просто случайная попытка ограбления, а первая его атака? Правда,
абсурд... Зачем ему это? Он тесно связан с исламистами, с какими-то очень
страшными арабскими группировками. Я читала в газете... Ну и что? Разве нас
с Максимкой это касается? Мы живем себе тихо, у нас свои проблемы, свои
радости.
Глава 20
Москва, сентябрь 1983 года
аудитории, чуть склонив голову в пышных пергидрольных кудрях, уперев руки в
широкие, обтянутые черной трикотажной юбкой бока. Взгляд ее не предвещал
ничего хорошего.
искусствоведения, пожилой, маленький, как подросток, с аккуратной
угольно-черной бородкой. - Неужели нельзя было подождать до конца лекции?
давай быстрей, не копайся.
впереди, нервно цокала высоченными каблуками. Вдруг остановилась и,
развернувшись всем корпусом к Алисе, Произнесла страшным шепотом:
мозги съехали?
одними губами пробормотала Галина. - Как кубинца до полусмерти избить - это
она понимает. О господи, и откуда у тебя столько сил? В чем душа держится?
Ты боксом, что ли, занимаешься? - Галина развернулась и быстро зацокала
дальше вниз по лестнице.
международный лагерь, там стукач на стукаче... Тьфу, никаких нервов на вас
не хватит. И не вздумай... - она запнулась и сделала страшные глаза.
обитыми мягким дерматином, Алиса зажмурилась на секунду. Что за бред?
Оказывается, она до полусмерти избила Фиделя... Смех, да и только. Ну какой
идиот это выдумал?
школьница. Ей двадцать лет. Они не имеют права лезть в ее личную жизнь.
зеленоватые глаза глядели на Алису чуть исподлобья. Посверкивали очки в
тонкой серебряной оправе, холеные пальцы вертели ручку "Паркер". Проректор
слыл демократом, запросто общался со студентами, знал поименно почти всех
старшекурсников.
маячила кругленькая, испуганная Галина Владимировна. В глубине, в огромном
кожаном кресле у журнального столика, сидел еще один человек. Алиса никогда
прежде не видела его, а если бы и видела - ни за что не запомнила. Не
человек, а серое, расплывчатое пятно. Костюм стального цвета, редкие
бесцветные прилизанные волосы. Никакое лицо. Совсем никакое. Только в
тусклых маленьких глазках было нечто необычное. Взгляд ледяной и
пристальный. Когда на тебя так смотрят, через минуту начинают ныть зубы.
разглядывать сувениры на полке стенного шкафа. Новенькая строительная каска.
Сахарная голова - конус, обклеенный яркой бумагой с надписью "Бабаевский
сахарорафинадный завод". Огромный окаменевший каравай, обвитый вышитым
полотенцем с витиеватыми буквами "Хай живе...". Бронзовый бюстик Ленина.
Чуть запыленный макет Московского Дворца молодежи.
Галина Владимировна не выдержала и равнодушным голосом спросила:
закрылась, Алисе стало совсем уж зябко и одиноко.
скажешь?
лауреату конкурса было оказано высокое доверие. Ты получила путевку в
международный лагерь, где отдыхает молодежь не только из социалистических
стран, но и из стран капитализма. Ты представляла там не только наш
институт, но и весь московский комсомол.
не разговаривал".
дисциплинированная, способная девушка. Ты опозорила всех, Воротынцева. И
своих товарищей, и свой институт. - Он сделал небольшую паузу, набрал полную
грудь воздуха и громко произнес:
выразительно покачал головой, - пятно на весь институт!
заученный текст. Вполне добросовестно, но без вдохновения, даже с некоторой
брезгливостью. Интересно, в чем же дело? Ведь не передо мной он так
выпендривается..."
Алисе было противно оттого, что она до дрожи в коленках боится этого серого,
но куда противней было наблюдать, как боится его солидный, важный пожилой
проректор.
что-нибудь. Не стой, как соляной столб.
узнала собственного голоса, - я стою как столб потому, что вы не предлагаете
мне сесть.
институт, а в райком партии. Это значит, что я обязан принять самые
решительные меры и отчитаться перед бюро райкома. Мне придется поставить
вопрос перед комитетом комсомола и перед партбюро о твоем пребывании в
институте и в комсомоле. Ты хоть понимаешь, что это значит? Четвертый курс,
отличница... Так и будешь молчать? Давай выкладывай, как было дело.
обвиняют?
аспиранта Института международных отношений! - теперь проректор почему-то
закричал, да так, что даже покраснел от натуги. - Ну? Было такое? Отвечай!
меня и гражданина ГДР. А больше никого.
Ты охолонись, охолонись, Воротынцева. Мы здесь не в бирюльки играем. Мало
того, что ты в открытую спала с иностранцем, ты еще, - он смущенно
откашлялся, - ты устроила безобразную драку с другим иностранцем, с
гражданином Республики Куба, и нанесла ему тяжкие телесные повреждения.
стало его жалко. Стыдно ему было, бедному, особенно стыдно произносить
второе, ну совсем уж абсурдное обвинение.
телесных повреждений.
сообщил проректор, - и, по словам кубинца, это сделала ты, Алиса. Ты можешь
внятно отвечать на вопросы?
зубы произнесла Алиса.