стояло еще одно кресло, а также пульт, с которого осуществлялось управление
аппаратом. Я уселся в одно из кресел и стал глядеть вперед, слушая, как
возится за моей спиной Мэри, щелкая кнопками-тумблерами и перебрасываясь
короткими фразами с Синди, которая сидела наверху, в рубке "Дороги", и
должна была выпустить нас в океан. Впереди за стеклом тускло горели лампы в
водонепроницаемых плафонах, освещавшие шлюзовой отсек. Из динамика долетел
глуховатый голос Синди:
стеклянного шара появилась колеблющаяся линия быстро поднимающегося уровня
воды. Внизу медленно возникла сперва узкая, а потом все более расширяющаяся
прямоугольная щель. Это отодвигалась заслонка, отделявшая отсек от океана.
Вскоре мне уже хорошо была видна зеленая толща воды, пронизанная косыми,
золотистыми лучами солнца. Лампы, горевшие в отсеке, погасли.
возникла неполадка, и обернулся к Мэри.
отрицательной плавучести аппарата.
шипение прекратилось, что-то гулко лязгнуло, и сквозь стекло кабины я
увидел, что отсек, его потолок и стенки быстро уходят вверх.
под обтекателями. Даю нагрузку на винт. Глубина двадцать футов.
Горизонтальная скорость полтора узла, - бубнила Мэри. - Курс норд-ост
тридцать два-десять.
стекло шара, в котором я сидел, было почти незаметно, и создавалось
ощущение, будто я, совершенно голый и беззащитный, погружаюсь в морскую
пучину. Слева, чуть позади над моей головой нависала зыбкая темно-бурая тень
- днище "Дороти". Створка, выпустившая нас, постепенно задвигалась обратно,
закрывая проем.
названий рыб, которые стаями и в одиночку барражировали справа, слева,
впереди, выше и ниже меня. Единственно, кого я мог определить безошибочно,
так это акул. Меня они тоже определили безошибочно. Одна бестия, в девять
футов длиной, прошла сперва поперек курса аппарата, потом описала вокруг
него полный крут и появилась уже заметно ниже и скользнула по стеклу. Пасть
она не открывала, но мне и без того было известно, что у нее там за зубки.
давления. Скорее корпус аппарата не выдержит, чем это стекло.
называют. Есть провальчики в две, в три тысячи футов, но в среднем - не
глубже тысячи. А вот восточнее - впадина Гренада, там почти четырнадцать
тысяч футов, ну а западнее - Венесуэльская впадина - там восемнадцать тысяч
с лишним...
разобрать, где поверхность океана. Там по-прежнему маячила тень "Дороти",
столбом затенявшая воду на большую глубину, а кроме того, сияло
зеленовато-желтое расплывчатое пятно, похожее на расползшийся по сковородке
яичный желток - солнце.
опускались. Ведь для того чтобы прицепить к борту корабля магнитную мину с
часовым или радиовзрывным устройством, глубоко забираться не обязательно.
начала описывать круги, только теперь уже значительно выше, и их длинные,
зыбкие, неправильной формы силуэты не раз мелькали вверху, отпечатываясь
длинными полосами тени... Большая стая рыбешек, переливаясь
радужно-перламутровыми красками на своих полузеркальных чешуйках,
промелькнула над головой в косых нитях солнечных лучей, с настырностью все
еще пробивавших воду. Несколько рыбин покрупнее, выпучив глазищи и открывая
пасти, словно торпеды, пронеслись через эту пеструю стаю и явно кого-то
сожрали, потому что вода замутилась бурой мутью, в которой можно было
разглядеть кусочки плавников и чешуйки. Но и те, большие рыбины, тоже были
под прицелом: одна из акул молниеносно крутнулась кверху пузом, открыла
пасть с несчитанными зубами и хапнула.
поменьше. Впрочем, этот обычай относился к категории всеобщих.
тонизирующими кубиками?
режим, приоткрыла какой-то шкафчик и достала оттуда плитку швейцарского
шоколада и целлофановую упаковку, в которой просматривалось нечто похожее на
вафли и халву одновременно. Затем моя добрая хозяюшка добыла два пакетика с
черничным соком, отрезала уголки и вставила полиэтиленовые соломинки.
кубиками!
и печенья, и халвы, и грецкого ореха, шоколад приятно отдавал топлеными
сливками, а терпкий, чуть кисловатый сок устранял ощущение приторности.
Именно с этого момента у меня появилось чувство уюта и пропал даже
подспудный страх перед глубиной и ее кровожадными обитателями. Мы сидели в
удобных креслах, посасывая черничный сок и неторопливо надкусывая сладости.
Сидели и вспоминали то, что произошло между нами вчера, но молча, про себя.
Убежден, что и Мэри размышляла об этом, потому что, когда наши глаза
встречались, она торопливо отводила их в сторону, будто я мог по ним
что-нибудь определить.
везде доказывать преимущества того образа жизни, который я с детства
испытывал на своей шкуре, были заметным минусом к общему благоприятному
впечатлению о ней, которое у меня сложилось. Из вредности нужно было сказать
что-нибудь коммунистическое, но, как на грех, все из головы повыветрилось.
империализма янки и утвердим на всей планете идеи Чучхэ! Как сказал великий
вождь и учитель товарищ Ким Ир Сен, империализм обречен уже потому, что
обречен исторически, а ветер с Востока довлеет над ветром с Запада!
Сен, а Мао Цзедун.
содержалось в трудах Маркса, Энгельса, Ленина, Сталина, Мао и Хо Ши Мина, -
сообщил я Мэри, пытаясь сохранить на лице выражение святой веры во всю кучу
этих идей и трудов. - Таким образом, произнося любую фразу из трудов
предшествующих философов, мы неизбежно цитируем последующего и в конечном
итоге можем сослаться на труды Кима.
силилась постичь смысл той абракадабры, которую я изрек с самым ученым и
серьезным видом. Чтобы отбить у нее в дальнейшем охоту вести со мной
идеологические прения, я сделал лицо еще более умное и изрек:
экономики периода развитого социализма и постепенного перехода к коммунизму
Леонид Брежнев в своей работе "Кем быть?" (эту работу я придумал тут же, на
месте, поскольку слышал от Комиссара о работах Ленина "Что делать?" и "С
чего начать?") заявляет, что учение марксизма всесильно, потому что оно
верно, а если бы оно не было всесильно, то не было бы верно. Буржуазная
идеология не в силах дать народу ни целого куска хлеба, ни целостного
мировоззрения. Классы и нации находятся в ожесточенном, антагонистическом
противоречии с тенденцией развития парадоксальных иллюзий в загнивающей
буржуазной поп-культуре, проникнутой духом сексуальной наживы.
чего-либо не успела. Из динамика прозвенел голосок Синди:
из прожекторов и пробили сгустившуюся вокруг нас тьму на несколько сот ярдов
вперед. В разные стороны прыснули рыбы, рыбки и рыбешки. Словно пылинки в
солнечных лучах или снег в свете уличного фонаря, замельтешил планктон. И
там, впереди, за этой планктонной вьюгой, мы увидели то, из-за чего
спускались под воду.
погасшими свечками, к тому же объеденный многочисленными гостями. Посреди
довольно ровного каменисто-песчаного участка дна возвышалось что-то пестрое
и бесформенное, обросшее водорослями, раковинами и кораллами. Но тем не
менее это был действительно затонувший корабль, конечно, порядочно
рассыпавшийся и расползшийся, но все же сохранивший очертания высокой кормы
и носа, обызвестковавшиеся обломки мачт, кусок бушприта и даже какой-то
надстройки, где вроде бы виднелись позеленелые медные детали.
Смотрите, девочки! Вы видите?
старый...