числе и вашу. Есть такая игра джиг-со - знаете?
картину, портрет, пейзаж, натюрморт, - пояснил нам Зернов. - Так и они: из
тысячи зрительных образов монтируется нечто, существующее в
действительности, но виденное и запечатленное разными людьми по-разному. Я
думаю, что Манхэттен, воссозданный в голубой лаборатории пришельцев, не
совсем настоящий Манхэттен. Он в чем-то отличается от реального. В
каких-то деталях, в каких-то ракурсах. Зрительная память редко повторяет
что-либо буквально, она творит. А коллективная память - это, в свою
очередь, материал для сотворчества. Джиг-со.
объяснит.
возможности повторного сотворения мира. Но она все-таки предвидит эту
возможность в далеком, может быть, очень далеком будущем.
и не запечатлел на пленке голубые протуберанцы и фиолетовое "пятно". Новое
чудо пришельцев было так же необычайно и так же малообъяснимо, как и все
их прежние чудеса. С такими мыслями я возвращался в лагерь.
Военный совет.
29. ДЖИГ-СО
любопытства и настороженности. Экстренный, даже чрезвычайный характер
заседания, назначенного сейчас же вслед за экспериментом, свидетельствовал
о колебаниях Томпсона. Обычно склонный к единоличным решениям, он не
слишком заботился о коллегиальности. Теперь он, по-видимому, решил
прибегнуть к консультации большинства.
соседям.
перешли к обороне. Фиолетовый вход передвинут на верхние грани купола. В
связи с этим я попробую применить кое-что новое. Сверху, с воздуха.
лучшем случае пластикатовая, годная подорвать сейф или автомашину. Кого вы
думаете испугать хлопушками?
Попробуем кого-нибудь другого - не Мартина.
просто парашютисты, а... - он пожевал губами в поисках подходящего слова,
- скажем, уже встречавшиеся с пришельцами.
исключался. Вано повредил руку во время последней поездки. Я прыгал два
раза в жизни, но без особого удовольствия.
Томпсон.
предоставляю вам копию позитива. Кстати, в обязанности кинооператора не
входит умение прыгать с парашютом.
укоризненно взглянув на меня, - но могу рискнуть.
девушек.
перепалку адмирал Томпсон.
двое - Дьячук и Анохин. Командир отряда Анохин. Все.
именно то, что нужно. О'кей. Самолет поведет Мартин. - Он оглядел
присутствовавших. - Вы свободны, господа.
Сен-Дизье.
снизится к цели до двухсот метров над выходом. Опасности никакой: под
ногами только воздушная пробка. Пробьете ее - и готово. Мартин не мерз и
дышал свободно. Ну а там как Бог даст.
прибавил:
ответственность. Ты как?
пульсирующие протуберанцы. Потом, развернувшись, круто рванул назад, все
время снижаясь. Внизу опасливо голубело море бушующего, но не греющего
огня. Фиолетовый "вход" был уже отлично виден - лиловая заплата на голубой
парче - и казался плоским и твердым, как земля. На минутку стало чуточку
страшновато: уж очень низко приходится прыгать - костей не соберешь.
пивной пены, чем-то подкрашенной.
порядке, Толькин - разноцветной бабочкой подо мной. Я видел, как он вошел
в фиолетовый кратер и словно провалился в болото - сначала Толька, потом
его цветной зонт. На мгновение опять стало страшно. А что там, за мутной
газовой заслонкой, - лед, тьма, смерть от удара или удушья? Я не успел
угадать, с головой погрузившись во что-то темное, не очень ощутимое, не
имеющее ни температуры, ни запаха. Только лиловый цвет стал знакомо
красным. С неощутимостью среды утратились и ощущения тела, я уже не видел
его, словно растворившись в этом текучем газе. Казалось, не тело, а только
сознание, мысль плавали в этой непонятной багровой пене. Ни парашюта, ни
строп, ни тела - ничего не было, и меня не было.
едва различимый в туманной сетке, потом она разошлась, и город
приблизился, видимый все более отчетливо. Почему Мартин назвал его
Нью-Йорком? Я не был там, не видел его с самолета, но по некоторым
признакам представлял себе, как он выглядит. Этот выглядел иначе: не было
тех знакомых по фотографиям примет - ни статуи Свободы, ни Эмпайр-Билдинг,
ни ущелий с обрывами небоскребов, куда, как в бездну, проваливались улицы
с разноцветными бусинами автомобилей. Нет, это был не
Багдад-над-Подземкой, воспетый О'Генри, и не Город Желтого Дьявола,
проклятый Горьким, и не есенинский Железный Миргород, а совсем другой
город, гораздо более знакомый и близкий мне, и я, еще не узнавая его, уже
знал, что вот-вот узнаю, сию минуту, сейчас!
пространстве, подымалась ажурная башня Эйфеля. Мимо нее вправо и влево
загибалась кривой дугой зеленоватая лента Сены - смесь искристого серебра
с зеленью подстриженного газона на солнце. Впрочем, зеленый прямоугольник
Тюильрийского парка тут же показал мне, что такое настоящая, а не
иллюзорная зелень. Для многих с высоты птичьего полета все реки выглядят
голубыми, даже синими, для меня - зелеными. И эта зеленая Сена загибалась
вправо к Иври и влево к Булони. Взгляд сразу нащупал Лувр и вилку реки,
зажавшую остров Ситэ. Дворец юстиции и Нотр-Дам показались мне сверху
двумя каменными кубиками с темным кружевом контуров, но я узнал их. Узнал
и Триумфальную арку на знаменитой площади, от которой тоненькими лучиками
расходился добрый десяток улиц.
видел его только раз с высоты самолета, но всматривался долго, пока мы