щупальца тянутся к нему, ползут, закручиваясь усиками гигантского гороха. Марк
рубанул наугад, черная липкая жидкость с шипением брызнула на дорогу, на обитые
пурпуром сиденья авто. Тонко вскрикнул водитель, борясь с неведомой тварью.
Марк увидел тело деда, поднятое над вершиною пинии. Старый диктатор еще был
жив. Его выпученные бесцветные глаза смотрели на Марка и умоляли: спаси.
Раскрытый рот с бледными деснами и белый лоскут языка... И вдруг рот наполнился
вишнево-красным. Марк принялся рубить уже не по щупальцам, а по толстому,
похожему на могучее древо телу неведомой твари. Клинок оставлял на туловище
глубокие раны, и из них, шипя, выливалась черная густая жидкость. Тварь
перекручивалась кольцами и отползала, и наконец Марк увидел голову - подлинно
человеческую крошечную голову с маленькими голубыми глазками. Голова смотрела
на центуриона немигающим взглядом, и изо рта по подбородку с редкой белесой
бороденкой стекала все та же черная жидкость. Эта уродливая человеческая голова
ужаснула центуриона куда больше, чем огромное змеевидное туловище, что свисало
с акведука. Марк ударил еще раз с такой яростью, что едва не перерубил монстра
пополам. Во всяком случае что-то важное удар повредил. Взметнувшаяся до самой
вершины пинии голова внезапно рухнула вниз, щупальца опали, как завядшие под
палящим солнцем срезанные сорняки. Тварь выронила тело диктатора и замерла.
Вернее, замерла одна ее верхняя половина, а вторая отчаянно извивалась,
дергалась, хватала змеевидными отростками все подряд. Из глубоких ран
продолжала хлестать вонючая жидкость.
оплетенный черными мертвыми отростками, и не шевелился. Шея его была
неестественно вывернута, глаза открыты и неподвижны. Рот был полон крови. Марк
присел на корточки рядом с дедом и заплакал. Он не замечал, что на его коже,
там, куда попали черные капли, вспухают огромные волдыри. Вскоре все тело Марка
было покрыто ими. Когда к месту трагедии прибыла машина "скорой", центурион
потерял сознание.
Кто-то натравил чудовище на диктатора. В этом почти не приходится сомневаться.
К сожалению, единственный свидетель Марк Проб пока не может дать показаний.
Префект римских вигилов Курций отказался комментировать это убийство, -
сообщила Верония Нонниан, ведущая заседание сената. - Но как бы то ни было, мы
должны избрать нового диктатора.
высказаться. Слово взял Луций Галл.
власть старику. Невероятно! Мы будем избирать диктатора каждый месяц или каждый
год. Эта чехарда погубит Рим. Мы должны вручить власть сильному, мудрому и
дальновидному политику, пока Постум еще ребенок.
право подписывать бумаги за императора, - предложил сенатор Помпоний Секунд. -
Тогда Риму не понадобится никого избирать.
Это недопустимо. Власть консула - одно. Власть императора - совсем другое.
Император - главнокомандующий.
Секунд.
просто не найти!. Он молод. Он может занимать эту должность все двадцать лет. У
нас не будет хлопот. К тому же он родственник Императора, хотя и не связан
кровными узами с ним. Трудно представить более подходящую кандидатуру.
Вспомните, как он одним ударом подавил мятеж гениев. В наше смутное время нам
нужен молодой энергичный правитель.
прибегает, весьма сомнительны, - сухо заметила Верония. - Я категорически
против. Мы решили назначать сенаторов по старшинству. Выходит, что диктатором
должен быть назначен Флакк.
то Флакка большинство недолюбливали, его не поддерживала даже собственная
партия оптиматов, авентинцы приходили в ярость при одном звуке его имени. Да и
консул Силан его терпеть не мог.
радостно, открыто. И всех обворожила его улыбка. Даже Верония в ответ невольно
улыбнулась. Хотя до этого хмурилась и строго поглядывала на сенаторов.
императора. Так что должность диктатора чисто номинальная, - сообщил Бенит
прописные истины. Его слушали внимательно, будто он излагал волю богов. Всем
вдруг понравились и его голос, и его тяжелый взгляд, и даже его несолидный вид.
Верония Нонниан.
накрыл голову тогой в знак протеста.
Рим. Неужели вы разучились думать, неужели разучились смотреть в будущее?
Проба. Но это был не Макций Проб. Голова его была прикрыта тогой. А тога... О
боги! Тога была пурпурной. Никто не видел, как этот человек вошел в курию.
Постум, сидящий на своем курульном стульчике, украшенном слоновой костью и
золотом, обряженный в пурпурную крошечную тогу, захныкал. Неизвестный откинул
полу тоги со лба. И сенаторы узнали Элия. Все замерли. Но никто не мог не
узнать покойного Цезаря - его бледное лицо с тонким носом и удлиненными серыми
глазами. Усмешка, что прежде таилась в уголках рта, исчезла - губы были
печально изогнуты, будто Элий оплакивал неразумный сенат. Призрак Цезаря
переводил взгляд с одного сенатора на другого и осуждающе качал головой.
кровь с платиновым ореолом. Но кровь не пролилась. Да и само стило прошло
сквозь руку Элия, как сквозь воздух. А призрак Элия стал таять, и вскоре место
Макция Проба вновь опустело.
Постум расплакался в голос.
мелькнуло море и скрылось за поросшей соснами горой. Напротив на скамье,
подложив под голову сумешку, спал Корд. Запястье, в которое во сне сенатор Галл
вонзил стило, болело. Странная слабость охватила Элия. Никогда прежде он не
видел столь явственных снов - только что он присутствовал на заседании сената.
Сенаторы хотели вручить диктаторскую власть Бениту. Элий им помешал. Заседание
закрыли. Но надолго ли? Ведь он не образумил их, а только напугал. Вскоре страх
пройдет. И что будет тогда? О боги, что же тогда будет?!
Элий.
огибая очередную гору, солнечный луч упал Корду на лицо. Тот пробормотал
невнятное, заворочался и крикнул: "Падаем!"
бессовестным образом. Дракона звали Ладон. Люди говорили, что Геркулес его
прикончил. Вранье. Жив-здоров. Развалился, заняв всю дорогу, и храпит.
Желто-зеленая кожа от старости покрылась наростами и складками, а бока
сделались зеленовато-лимонными, как у лягушки. Постарел и растолстел дракон,
как и его хозяева - боги. Стены вокруг сада высокие. Но не слишком. Вполне
нормальные стены. Замшелые. Тут и человеку нетрудно перелезть, не то что богу.
Да и сад так разросся, что ветви перевешиваются через ограду. Исключительно из
почтения к богам сюда никто не лазает. К тому же яблоки эти вовсе не
молодильные. Ничтожный Эврисфей вернул яблоки, едва получил их от Геркулеса.
Вполне понятный поступок - плоды сии божественные, людям они без надобности. И
молодость никому вернуть не могут. Даже богам. Иначе бы Юнона не красила волосы
в такой ужасный рыжий цвет, а скушала бы яблочко и омолодилась. Яблоки эти -
божественные скафандры для путешествия из мира в мир, со звезды на звезду.
Логос напрасно пугал Меркурия опасностями путешествия в Космосе. Боги не будут
строить корабли, не будут надевать скафандры и погружаться в анабиоз. Они
скушают по яблочку и удалятся. Энергии, разумеется, понадобится уйма. Но
переход будет мгновенным.
его загривку. Из вежливости Логос постучал в ворота. Подождал. Никто не
собирался открывать. Да и не заперто было. Между створками щель, и в ту щель из
сада сочился зеленоватый свет. Железные ворота отворились со скрипом, и Логос
вступил в сад. Яблони были огромны. Листья изумрудные, белые стволы. Вот только
яблоки... Что-то их не видно. Логос обошел сад. И наконец приметил на одной из
яблонь, на самой вершине, там, где ветки особенно хрупки, первый золотой плод.
Логос поднялся в вышину и сорвал яблоко. Смертный ни за что бы не достал. А вот
и второе яблоко притаилось на макушке соседнего дерева. Логос медленно плыл в
небе над садом и собирал золотые яблоки. И собрал ровно двенадцать штук.
Немного же яблок для путешествия в космосе припасли боги. Но есть еще одно,
щедро подаренное гладиатору Веру. Выходит, что всего плодов тринадцать. Минерва
не обманывала, говоря, что Логоса обещали прихватить с собой.
что делать с яблоками, чтобы боги их не нашли.