Чтение 40–й страницы книги ~Небеса ликуют~

Я становлюсь послушным и покорно позволяю делать со мною, что ее душе угодно. Отправить переодеваться ("ну хоть бы кунтуш надел, дядя!"), затем - вести меня в обеденную залу ("знаю, что неудобно, но это княжье кресло, тебе в нем сидеть"!).

Я не обижаюсь. Мой брат Михаиле умер шесть лет назад, и девочке самой пришлось взять в свои маленькие руки огромные владения Горностаев. Руки оказались крепкими.

Шесть лет назад Конгрегация попросила меня составить доверенность на управление всем моим имуществом. Тогда я удивился - все, что мне полагалось после смерти отца, я отдал Обществу еще в коллегиуме. Я не знал, что теперь речь шла о майорате: о Горностайополе, необозримых землях в Литве и Польше, дворцах - в Вильне, Кракове, Ейшишках (так и не удосужился узнать, где эти Шишки!).

Анна-Станислава не отдала отцово наследство Обществу. Бумаги ничего не значили. По Литовскому Статуту, все оставшееся после брата Михаилы принадлежало мне - кнежу Адаму.

Мне - живому. А Общество, как известно, наследует своим сыновьям.

О смерти брата мне так и не сообщили. А потом Илочечонка вызвали из Прохладного Леса.

А я еще удивлялся!

* * *

- Извини, дядя, из-за этой проклятой войны приходится обедать словно последним мугырям!

Я содрогнулся. И не только из-за того, что было на столе. Не от золота блюд и чаш, не от молчаливого усача за моим креслом ("ты же кнеж, дядя!"). Поражал дом. В Риме приходилось бывать в гостях у кардиналов, даже к двум герцогам довелось заглянуть. Но такое!.. А киевский дом Горностаев, как мне объяснили, вовсе и не "княжий" дом, а тем более не дворец. Вот в Ейшишках!..

Свят-свят!

- Дядя! Я же тебе говорила, не наливай себе вина! Тебе нальют, понимаешь? У нас даже шляхтичам загоновым на обедах вино хлопы наливают!

Я отдернул руку от серебряного кувшина и с тоской поглядел наверх. Под самым потолком удобно расположилась семейка пузатых и щекастых Амуров - необыкновенно уродливых, зато с ног до головы покрытых золотом. Тот, что с краю, показывал мне язык.

Я не удержался - ответил.

- Дядя!!!

Да, не повезло кнежне Анне с родственником. Виданное ли дело - потомок Гедемина с Ольгердом Амура передразнивает!

- И вообще, я просила тебя прочитать бумаги, те, что на секретере. Я специально велела их привезти сюда из Вильны.

...В Вильно я ее и нашел - после того, как побывал в Гомеле. В тот раз мне было не до фамильных грамот, но моя племянница оказалась настойчива. Даже согласилась приехать в опаленный войной Киев.

- Там отцово завещание, все наши привилеи, владельческие записи...

- Уже, - улыбнулся я. - Прочитано. Недоверчивый взгляд был мне ответом. Я вздохнул.

- Документ первый. Пятое января, A. D. 1520. "Кнежу Ва-сылю Горностаю на держание замку и волости Могилевское до его живота и описание всих повинностей на господаря и ему, яко державцу, приходящих". Документ второй. Седьмое мая

I A. D. 1583. "Подтвержене кнежу Остафью Горностаю некоторых земель в Ковенскому и Кричевскому повете..."

После седьмого документа - "на держание" все тех же Ейшишек - я понял, что самое время остановиться. Негоже кнежне ясной с открытым ртом сидеть.

- Я не юрист, кнежна Анна. Там все основано на литовском праве, а в коллегиуме я учил римское, причем и его забыл...

- Дядя! - вздохнула она. - О чем ты? Или мне юриста нужен? Неужто ты не понял: то все - твое! Ты - кнеж Горностай!

Я вновь поглядел на наглеца Амура. Пыльный золоченый язычок еле заметно подрагивал.

- Я уже написала Его Королевской Милости, написала в сенат. Дядя Густав обещал помочь, и тетка Ирена тоже обещала...

У меня оказался целый легион родичей. Как я успел понять, все они уже успели перессориться, пока пустовало княжье кресло.

- Ты - глава рода! Сейчас такое время, сам видишь... Дядя, я же говорила, не трогай кувшин, тебе нальют!..

Сзади послышалось хмыканье. Урожденный шляхтич, стоявший за моим креслом, не выдержал.

- Ты что, хочешь вернуться к своим езовитам? Думаешь, Черный Папеж не знал о том, что с тобой хотели сделать?

Мой покойный брат так и умер схизматиком. Анна-Станислава росла католичкой, но иезуитов не любила - как и все в Республике. Еще полгода назад я бы, наверное, обиделся.

- Да и не ты был им нужен, дядя! Ты что, езовитов не знаешь? Им нужны были наши земли, наши замки, наши посполитые...

Может, и так. А может, просто все удачно совпало. Я-на небо, немыслимое богатство Горностаев - Обществу.

Аллилуйя!

- И вообще, сейчас мы закончим обедать и пойдем в твои покои. Надо решить одно важное дело. Имей в виду, его можешь решить только ты!.. Я содрогнулся.

Покои действительно оказались покоями. Шелк на стенах, яркий ворс персидских ковров - под ногами. С темных парсун мрачно поглядывали щекастые и усатые предки.

Здесь тоже было кресло, даже не кресло - трон. Золоченая спинка, резные подлокотники.

Я присел прямо на ковер.

- Дядя!

Я поглядел на ближайшую парсуну. Усач со сверкающей орденской цепью на шее сделал вид, что меня не замечает.

- Ну, раз ты так...

Она присела рядом, вздохнула.

- Надо привыкать, дядя Адам! Я сама до двенадцати лет босиком по Горностайополю бегала. Теперь и тебе придется...

- ...Изучать арабский, - кивнул я. - И еще - птиц. Говорят, они клюют клещей.

В последнем, впрочем, я не был уверен. Но должен же кто-то этих клещей жрать!

... Черная Книга надежно спрятана в Вильно. Там же - страничка, переданная мне киром Афанасием. Это - для начала. Потом - арамейский, чтобы перечитать "Зогар". И, конечно, надо найти Полегши. Теперь я знаю, как с ним разговаривать!..

И еще - звезды. Может, покойный Алессо Порчелли был все-таки прав ?

Аль-Барзах - Промежуточный Мир, обитель ангелов, ключ к Грядущему...

- А батюшка персидский учил, - вздохнула Анна-Станислава. - Говорят, все мы, Горностаи, немного странные. Батюшка в последние годы ни разу из дому не выходил. А ведь не хворал!

Зато мне довелось попутешествовать за двоих! Или даже за весь род сразу.

- Ты знаешь, дядя, что ты, как глава рода, возглавляешь семейный суд? По привилею круля Жигимонта Старого ты верховный судья во всех наших землях.

...Сын ягуара наряжается судьей. Действо об Илочечонке, явление пятнадцатое

- И кому надо отрубить голову?

Ал! Язычок прикушен, но, кажется, поздно. В ее глазах - ужас.

- Дядя! Не надо! Пожалей ее, пожалуйста!

На миг мне стало плохо. Ничего себе, пошутил!

- Это и есть твое "важное дело"?

-Да...

Анна-Станислава кивнула, задумалась.

- Это... Это непростое дело. Я перечитала привилей. Там сказано, что тебе... то есть главе рода подсудны не только посполитые, но и мещане, если преступление совершено не в пределах города, где действует Магдебургское право.

- Погоди! - взмолился я, но кнежна мотнула головой.

- Слушай! Шляхтичи, само собой, судятся своим судом на сеймиках. Но каждый шляхтич имеет право также обратиться к твоему суду, и ты не можешь ему отказать. Особенно это касается родичей. В этом случае твой суд выше сеймового...

...У гуарани тоже было что-то подобное. Приговор можно было обжаловать у великого духа Тупи. Те, кому грозило путешествие в пасть каймана, так и поступали.

- И кого надо судить? - вздохнул я, чувствуя, как клыкастая маска Тупи начинает прирастать к лицу.

- Одну... Одну нашу родственницу. Она не выполнила волю отца и бежала из дому. Ты, наверно, знаешь, что до совершеннолетия отцовская власть над дочерью нерушима...

- ...Не знаю! - отпарировал я.

- Теперь знаешь! Так вот, ей было некуда бежать, и я разрешила ей укрыться в Ейшишках. Ее отец требует выдачи, он человек влиятельный. Теперь все зависит от тебя.

Опять Ейшишки! Наверное, там - сплошные сосны. И шишки, шишки, шишки...

- И в чем виновна эта панна? Отказалась выйти замуж?

- Ты почти угадал. Отказалась. - Анна-Станислава с интересом покосилась на меня. - Но не замуж. В монастырь. Что?! Повеяло чем-то очень знакомым.

- Бедной Ядвиге не повезло. Два года назад ее увели в плен татары...

Не может быть!!!

- Она бежала, какие-то иноземцы ей помогли, один испанец привез ее в Гомель...

...Смеяться? Плакать? Маленькая королева не захотела надевать черный клобук. Эх, шевалье, угораздило тебя умереть именно сейчас!..

- Ты не слушаешь, дядя! Так вот, ее отец, каштелян гомельский, требует, чтобы Ядвигу отослали назад. Он - суровый человек...

Суровый? Насколько я помню пана каштеляна, это еще мягко сказано. Даже не поднял дочь, когда она упала перед ним на колени.

- Она просит твоего суда, дядя...

Я задумался. Великий дух Тупи суров - зато несправедлив.

- Значит, мои родичи - в моей власти? В полной власти?

-Да...

В ее голосе теперь звучал страх. Я неторопливо поднялся, оправил черкеску.

- И мое слово неотменимо?

- Дядя Адам!

Анна-Станислава вскочила, бросилась ко мне, и я с трудом успел поднять ее, не дав упасть на колени.

- Дядя, прошу тебя, пожалей ее! Пожалей! Я знаю - ты ксендз, ты езовит, вы никого не прощаете... Но - пожалей! Я покачал головой.

- Мне понадобится кнут. Нет, два кнута. И соли - побольше. И еще "кобыла", знаешь, такая деревянная, с ремнями... Она побледнела, закусила губу, но я был тверд.

- И свеча - большая, в локоть, чтобы время засечь.

- Но Ядвига!..

- А при чем здесь панна Ружинска? - поразился я. - Все это - для каштеляна гомельского!

...Моя племянница никогда не смотрела действо об Илочечонке!

Одна девица стелила постель. Вторая топталась рядом, время от времени поглядывая на меня. Пухлые губы многообещающе улыбались.

- И цо пан кнеж ще пожелают? Кажется, мне ко всему еще полагался гарем. Девицы переглянулись, та, что с пухлыми губами, медленно провела ладонью по высокой груди.

- Постелили? Брысь!

Я захлопнул дверь и с тоской оглядел опочивальню. Все это напоминало дом Дзаконне, особенно кровать. Я сбросил перину на пол, кинул сверху плащ.

Куда ты попал, Илочечонк?

Интересно, кем хуже быть - святым или кнежем?

В Риме решили, что нашли святого. Кнежна Анна-Станислава рада, что золоченое кресло главы рода отныне не пустует.

А я буду учить арабский.

Моя племянница еще не знает, что мне не укрыться даже в Ейшишках. Найдут - Общество ничего не забывает. И не прощает. Может быть, сейчас другой перелистывает документы в Среднем Крыле, готовясь к опасному путешествию. Хотел бы я знать, что расскажут ему?

Житие Святого Адама уже написано. Моя жизнь... Ее придется описывать самому. И самому искать дорогу - впервые за все эти годы. Я выучил гуарани за несколько месяцев, едва ли арабский будет труднее.

А потом?

Куда приведет лесная дорога?

Неярко горела лампада. Лик Черной Девы Ченстоховской утонул во тьме. Но я был спокоен. Ее рука со мной. И мне не страшно.

* * *

...Серый туман клубился, дышал сыростью, дорога исчезла, но я все равно шел, стараясь ступать тихо, словно вокруг была ночная сельва. Дальше, дальше... Уже близко, уже совсем близко.

Странно, я совсем не устал. Я мог бы идти еще долго, очень долго, даже больше, чем уже пройдено. В Промежуточном Мире, в обители ангелов, нет времени, но оно есть во мне, и сердце бьется, отсчитывая годы.

Годы? Века?

Каждый шаг труден. Груз тяжел, прижимает к земле. С каждым биением сердца Черная Книга становится все неподъемней, все тяжелей. Бумага давно истлела, распалась обложка, но Книга все равно со мной, она стала больше, в ней теперь десятки тысяч страниц.

Туман все гуще, все плотнее.

Иду.

Скоро, уже скоро. Что там, в конце? Обещание Той, что смотрела на меня с Нерушимой Стены, неотменимо, но неотменимо и слово Церкви. Я умер, но я жив, я грешен, но я святой. Что дальше?

Туман твердеет, выгибается высокими сводами, черными от давнего огня, распадается дробным стуком...

* * *

- Открывай! Открывай!

Стучат в дверь. Нет, не в дверь - в церковные врата. Они уцелели, хотя храм давно сгорел, иконостас рухнул, обратившись в кучу черных углей.

- Открывай, сволочь!

Я подхожу к вратам. Моя рука...

Сутана? Почему я в сутане? Терпеть не могу сутану!

- Ага! Вот ты где, гад! Товарищ капитан, тут поп! Спрятался, контра!

- То не поп, товарышу сержант. То ксендз.

- Один хрен.

Трое - ландскнехты в уродливой зеленой форме с короткими мушкетами на ремнях. На странных шляпах без полей - красные пентаграммы.

- Стой, где стоишь, сволочь! Руки! Подними руки! Медленно, медленно!

Я не подчиняюсь. Приклад бьет в грудь.

- Гордый, падла! Пристрелить, товарищ капитан?

- Погоди! Надо узнать, что он тут делал. Здесь, говорят, у аковцев явка'. Черт, всех попов еще пять лет назад выселили! Этот-то откуда?

1 А к о в ц ы - солдаты польской Армии Крановой, воевавшей в годы второй мировой войны и в послевоенный период на территории оккупированной Польши и Западной Украины.

- А вот сейчас и выясним! Встать! Встать, сволочь? Вставать трудно. Тысячи страниц Черной Книги давят, прижимают к земле.

- Откуда-то вы, гражданин? Из Берестечка? Отвечайте, быстро! Что вы тут делаете?

- Да из Армии Крайовой он, по всему видать! Молчу. Отвечать незачем, мой путь подошел к концу.

- А, зрозумив! Товарышу капитан, у них свято! У католыков! Десятэ лыпня, дэнь святого Адама Горностая. Цэ ж його костел.

"Десятэ лыпня" - десятое июля.

Костел Святого Адама - великомученика, убитого за дело Церкви. Мой костел.

- И что за святой такой? По водам ходил? Они смеются, небритые лица скалятся. Только сейчас я понимаю, что означают красные пентаграммы на их шляпах. Войско Армагеддона! Черный Херувим не забыл обо мне.

- Да був такый, товарышу капитан. Под Берестэчком його наши вбылы, якраз трыста рокив тому. Десятого лыпня - його дэнь.

"Трыста рокив" - триста лет.

Три века.

Святой Адам Горностай погибнет десятого июля под Берестечком. Слово Церкви неотменимо.

- Ага, значит, службу решил отправить? Ну что, товарищ капитан, заберем попа в Дубно?

- Зачем?

- Ну що, лях, не думав, що тебе такая доля чекае?

Моя доля - моя судьба.

Странно, что они не думают о своей. Эти трое напрасно тратят время у сгоревшего костела. Эти минуты - их Ночь ва-ль- Кадар. На дороге в Дубно они попадут в засаду и погибнут - все трое. Капитана привяжут к дереву, обложат сушняком...

Им надо было уходить сразу - и разминуться со смертью. Но они не знают, что Ночь Предопределения уже наступила. И для них. И для меня.

- Ладно! Кончайте!

Короткие мушкеты смотрят мне в лицо. В глаза бьет пламя - темное адское пламя...