Крымской гряды. Дождь не переставал, люди выбились из последних сил, и
Арцеулов приказал свернуть к небольшой деревеньке, мирно спавшей в
седловине между двумя угрюмыми, поросшими лесом вершинами.
Обложили грамотно: пули летели со всех сторон, а враг оставался невидимым
за густыми зарослями и плотными стенами татарских мазанок. Бой был
проигран сразу, оставалось одно - не даться живыми.
- единственный, унося смертельно раненного товарища, молоденького
прапорщика, взятого в армию в последнюю мобилизацию. Он тащил его
несколько километров, наугад, почти в полной темноте. Погоня отстала. Они
оказались где-то в непроходимых дебрях между мокрых, залитых дождем скал,
равнодушно взирающих сквозь ночную тьму на двух загнанных, словно
затравленные волки, людей.
он затих. Арцеулов оставил тело возле высокой меловой скалы. Рыть могилу в
промокшей земле было нечем. Тут же он оставил ненужный карабин: патроны
давно кончились...
последняя война проиграна. Он не смог спасти доверившихся ему товарищей.
Это был конец, занавес упал, но оставался еще один, хотя и маловажный,
вопрос - его собственная судьба...
перестал, но все: шинель, фуражка, вещевой мешок, - были насквозь мокрыми.
Ростислав был голоден, без сил, а в револьвере оставались три патрона: два
для врага, а третий - по собственному адресу. Имелся еще нож, годившийся,
чтобы вскрывать консервы или всадить его в горло врагу. Но консервов не
было, а краснопузые едва ли подпустят его ближе, чем на винтовочный
выстрел.
Севастополя и Феодосии. Арцеулова сочтут пропавшим без вести и, может,
помянут за невеселой попойкой где-нибудь в Стамбуле. Но Ростислав был жив.
Жив - и упорно, вопреки всякой логике не желал умирать.
краснопузых и выпустить две оставшиеся пули, желательно получше
прицелившись. А там - третью по назначению, и его война будет окончательно
завершена, как он и предполагал уже очень давно, в занесенном снегами
Нижнеудинске...
октябрь - месяцы растянулись в целую жизнь. Он прослужил честно, хотя и не
совсем так, как хотел.
Дело оказалось скучное, но тоже необходимое, тем более, что ему,
списанному по инвалидности, было не до жалоб. Ростислав составлял приказы,
редактировал сводки, проверял отчеты. Наверно, он старался, поскольку даже
штабные крысы оценили его, и в начале августа нежданно-негаданно Арцеулов
получил приказ отправиться в Варну. Генерал Драгомиров собирался туда с
секретной миссией по организации доставки боеприпасов и брал Арцеулова с
собой.
болгар, - работы оказались немного. Драгомиров проводил узкие совещания с
представителями союзников и болгарских властей, а Ростислав на время
оказался почти не у дел. Деньги были, но ресторанный загул не манил, и
Арцеулов начал с неожиданного - отправился в городскую библиотеку.
Нейтральные болгары аккуратно получали через Швецию большевистскую прессу,
и Ростислав, чувствуя легкие угрызения совести, углубился в чтение свежей
подшивки "Известий".
карточкам, интересовала мало. Он искал корреспонденции с фронта - и
поражался: бои в Таврии, похоже, мало волновали комиссаров. Их больше
интересовала Польша, где красный клин упорно прорывался к Варшаве. О
Врангеле писали походя и все больше - с иронией. Барон и его Русская армия
были уже, похоже, списаны в расход.
продолжал поиск. Он знал, что ищет. Терпение было вознаграждено: в номере
за 30 июля глаза сразу же наткнулись на большую статью "Герои Южного
фронта". Мелькнуло знакомое название - полк имени Парижской Коммуны.
Номера, естественно, не было - по давней репортерской традиции он
именовался "Н-ским".
славного полка бодры, веселы и полны решимости добить до конца белую
гидру, напрасно бряцающую ржавым оружием, полученным от мирового капитала.
Это подтверждал и командир - гроза белых, пламенный большевик Степан
Косухин, чей полк стал кошмаром для лучших частей недобитого воинства
"Черного Барона"...
уставших от чтения глаз. Итак, Степан жив. Газета сказала ему и другое:
краснопузому пока ничего не грозит, - иначе бойкие писаки не стали бы
прославлять зазнавшегося "красного орла" на всю Совдепию. Итак, Косухин
жив, и его оставили в покое. Большего покуда и не требовалось.
Варне еще несколько дней. Ответ пришел быстро, но телеграмма была не от
Тэда. Шарль Карно, о котором Ростислав знал из письма Валюженича и
рассказов Степы, изъявил готовность немедленно приехать, а заодно сообщил
свой адрес. Тэда в Париже не было: американец отправился на летние вакации
в Абердин, к своему уважаемому родителю...
Потемневшие дощечки с непонятными знаками были с собой: Ростислав
предпочел не расставаться с ними. В фотосалоне удивились, но все же
выполнили заказ. Фотографии вместе с тщательно упакованными стеклянными
негативами он отослал в Париж. К посылке прилагалось письмо для Тэда:
Арцеулов просил в течение года не распечатывать пакет. Если до августа
21-го он не появится в Париже, Валюженич вправе поступить с наследством по
своему усмотрению. Дотошный Ростислав написал коротенькую справку, указав
адрес находки и фамилию владельца - старого Вейсбаха. Велик соблазн был
просто отправить Тэду оригиналы, избавившись на время от беспокойств за
свою находку. Но, подумав, Ростислав не решился. Почта могла что-то
напутать, к тому же, таблички доверены именно ему...
извещал о получении посылки, желал скорейшей демобилизации и передавал
поклон от Натальи Федоровны Берг. Арцеулов знал: Наташа не помнит его.
Девушке о Ростиславе рассказали, и заочный поклон был лишь данью
вежливости. Но все же на душе стало легче: Наташа жива и - в
безопасности...
не в первый раз. В Варне было достаточно его благоразумных
соотечественников, избравших горькую, но безопасную долю эмигрантов.
Конечно, незнакомый ему французский аспирант был по-своему прав. Война шла
к концу. Части Русской армии завязли у Каховки, где красный генерал Блюхер
жег из огнеметов белые танки; бывший поручик Уборевич удерживал Донбасс, а
с севера катились одна за другой свежие красные дивизии. Но о
демобилизации думать не просто рано - рассуждать о подобном было стыдно.
Ростислав вернулся в Крым, даже не пожелав обсуждать заманчивое
предложение - место учителя гимнастики в одной из варненских школ.
Ухтомский сумел добраться на шаланде от самой грузинской границы до
Феодосии. Правда, увидеться не удалось: князь тут же уехал на фронт, в
дивизию Антошки Тургула, штурмовавшую в эти дни Каховку. Виктор оставил в
штабе короткое письмо, сообщая, что жив-здоров, получил наконец
штабс-капитана и заодно представлен к ордену Святого Николая. Письмо
кончалось надеждой на скорую встречу - если не в Столице, то в
освобожденной Каховке.
которому скоро должно было исполниться двадцать, еще придавал значение
чинам, орденам и прочей мишуре. Впрочем, Ухтомский происходил из семьи
потомственных военных, так что эту странность вполне можно понять. Сам
Арцеулов тоже умудрился получить орден Св.Николая - маленький крест из
серого железа на Георгиевской ленте. Барон наградил его за Александровск:
Антошка все-таки не удержался, чтобы не подать рапорт.
Повод был: под Каховкой вновь разгорелись безнадежные бои. Барон, узнав в
чем дело, обещал отправить его к Тургулу пятого, но уже третьего сентября
Антошка сообщил по "Бодо", что штабс-капитан Ухтомский пропал без вести во
время ночного боя на окраине города...
он попытался, но голова оставалась ясной, только в ушах шумело, и
откуда-то издалека доносились знакомые слова...
Каховкой. Это будет через полгода..."
в ночном бою, Арцеулов знал. Впрочем, даже попади Ухтомский в плен, шансов
у потомка древнего рода мало - разве что возможность самому выбрать
подходящую стенку.
нескоро. Да, они встретятся, если там, куда им всем предстоит попасть, за
светящимся золотистым туманом, они смогут узнать друг друга...
Посняков Андрей
Самойлова Елена
Посняков Андрей
Посняков Андрей
Корнев Павел
Посняков Андрей