тело обретает видимость. Философски вздохнул и двинулся вдоль трассы. Где-то
левее, параллельно его пути, тянулись ниточки ральсодороги. Впереди
явственно слышались свистки встревоженного чем-то локомотива. Хотя - почему
"чем-то"? Локомотив явно слышал взрывы и ощущал глухую вибрацию почвы, вот и
волновался.
ашгабатцев. Метрах в пятнадцати от минометного расчета. Никто на него,
естественно, не глядел - как можно глядеть на пустоту? В пустоту, разве что.
Но минометчикам созерцательность была несвойственна: они делом занимались.
Лупили по позициям сил альянса. С тупым упорством. Рожи у них были еще те -
безумные какие-то, осатанелые. Впрочем, а чего ожидать от погранцов или
гвардейцев, которых вдруг ни с того ни с сего вынудили стрелять по людям?
Пусть по захватчикам и интервентам - ибо вторжение в Туркменистан иначе чем
интервенцией трудно было назвать - но все таки по живым людям? Скорее всего,
вся эта шатия-братия находилась на грани нервного срыва. А возможно - уже и
за гранью.
близость готового убивать народа. Мысли внезапно оцепенели, словно Генрих
убоялся, что они будут прочитаны, а сам он таким образом обнаружен. Теперь,
по истечении почти получаса, Генрих вдруг сообразил, что мало чем отличался
от мыши, шныряющей неподалеку от занятой чем-то своим харзы. Не думать! Не
привлекать внимание! Шмыгнуть мимо и исчезнуть!
облако более темного воздуха. Копоть какая-нибудь, не иначе. Американцы даже
придумали для этого облака неприятно звучащее словечко "смог".
песку. Впереди маячили какие-то окостеневшие заборы и низкие зданьица;
справа, за трассой, угадывалась зелень. Где-то там, впереди, его первая
цель. Поселок Багир.
далеко-далеко, у самой гряды, если напрячься и присмотреться, виднелись
медленно ползающие точки - это маневрировали "Мамонты". Или другие какие
экипажи сил альянса. Ашгабатцы не собирались отдавать трассу на Бахарден,
Кизыл-Арват и Небит-Даг с Красноводском, и продолжали ее контролировать чуть
ли не до самого Геок-Тепе. Образовался эдакий длинный язык, выдающийся из
окружения на запад-северо-запад, который альянсу все не удавалось отсечь и
раздавить, несмотря на штурмовики и прочую смертоносную селектуру.
гораздо быстрее, а время сейчас решает все. Сколько еще пилить до города?
Три часа? Четыре? Не разумнее ли сунуться напрямую, тем самым выигрывая
время? Да, конечно, этот путь опаснее. Но внимание обороняющихся обращено не
внутрь удерживаемого языка, а вовне. Не к обочинам шоссе, а совсем в
противоположную сторону. Кому он нужен, одинокий странник? А если кто и
сунется - есть на этот случай волчий камуфляж...
встретил всего двоих человек - паренька лет четырнадцати, катившего на
изможденном велосипеде по обочине трассы, и пешего степенного аксакала с
необъятной торбой на боку. Аксакал с Генрихом поздоровался, по-русски, хоть
и с сильным акцентом. Паренек просто зыркнул и безмолвно проскочил мимо.
Никого из местных боевиков Генрих не заинтересовал, даже если его и замечали
с позиций.
глубже - уже нечто, отдаленно смахивающее на дома. А ближе к центру - так и
вовсе все напоминало какой-нибудь захолустный альпийский городок. Особенно
на фоне копетдагской гряды. Если не обращать внимание на жару, песок и вонь
из арыка, разумеется.
Ахтамали Бахва. По его прикидкам путь должен был занять не более десяти
минут. Так оно и вышло: вскоре Генрих стоял перед ничем не выделяющимися
среди прочих зелеными воротами. Табличка с фамилией хозяина недвусмысленно
свидетельствовала, что Генрих не ошибся адресом. У арыка сосредоточенно
возился кудлатенький щен-кавказеныш.
щен по-русски.
вдруг, это соседский пацан.
Тут к папе дядя плишел!
невидимым соседям.
На Генриха взглянула худощавая женщина лет сорока.
ищу господина Ахтамали Бахва. Вы, должно быть, его супруга?
проявляя интереса к беседе взрослых, снова возился у воды.
калитку. Генрих принялся ждать. Недолго, к счастью, спустя минуту калитка
снова отворилась и женщина опасливо подала ему клочок писчего пластика.
Клочок когда-то явно был свернут в трубочку, а потом разглажен. Текст
полностью соответствовал записи, которую Генрих прослушал утром. Ничего
нового.
следующий миг рассердился на себя: утратил бдительность.
- Сколько же я до истины докапываться буду?"
"подводную лодку" - оранжевую капсулу из дешевого столового набора, не то
перечницу, не то солонку. В общем, эдакий полый цилиндрик. Скорее всего,
пацан нашел его в арыке несколько дней назад. Записку в конечном итоге
притащил в дом, где она некоторое время провалялась незамеченной, а с
цилиндриком, скорее всего, вволю наигрался. Собственно, это было все.
Почувствовав, что здесь больше ничего путного выудить не удастся, Генрих
испросил разрешения оставить записку у себя, попрощался с женщиной, тут же
канувшей в дворовую тень, потрепал по загривку щена и снова обратился в
памяти к плану Багира.
любопытство. Ничем похожим на шпиономанию в Багире и не пахло. Впрочем,
этому можно было только порадоваться.
требовались навыки физиономиста, чтобы признать в этом седеющем великане
человека с показанной Чеботаревым фотографии.
в приветствии. - Уж не вы ли будете Ахтамали Бахва?
беззаботно улыбался. - А что?
меня есть несколько вопросов.
сообщить! Почта только открылась, стрельба какая-то с самого утра, а я счет
проверил - как есть, две тысячи российских, хоть вашими бери, хоть по курсу
в манатах...
стукаческим призом абориген не так шумел, но тут шум накатил из-за
перекрестка. Легковой экипаж породы "Кама" неторопливо разворачивался перед
универмагом; из дверей универмага с воплями выскочил некто эрделеобразный в
яркой спортивной паре - шорты и футболка с верблюдами. Похоже, "Каму" у него
в данный момент угоняли. Мелькнув перед почтой, экипаж помчался по шоссе;
следом, отставая все больше и больше, во весь опор несся пострадавший хозяин
и неистово вопил: "Полиция! Полиция!" На него таращились мигом повылазившие
из каждой щели аборигены, причем практически во всех взглядах естественное
сочувствие зевак мешалось со злорадством селян, не имеющих такой роскоши,
как собственный легковой экипаж.
дают!