Чтение 40–й страницы книги ~Пена дней~

сразу же отступив на шаг. Завидев его черную фуражку, люди
сразу все понимали и вымещали на нем свои невзгоды, но Колен не
должен был протестовать, за это ему и платили. Дверь
распахнулась. Он предупредил и ушел. Тяжеленный обрубок полена
угодил ему в спину.

Он поискал в ведомости следующего и увидел свое имя. Тогда
он отбросил фуражку, и пошел по улице, и сердце его было из
свинца, ибо он знал, что завтра Хлоя умрет.

LXIV

Монах разговаривал с Шишом, и Колен дожидался конца их
беседы, затем подошел к Монаху. Он не различал больше землю под
ногами и на каждом шагу спотыкался. Перед глазами у него была
Хлоя, лежащая на их брачном ложе, ее матовая кожа, темные
волосы и прямой нос, ее слегка выпуклый лоб, округлый и нежный
овал лица и сомкнутые веки, которые извергли его из мира.

-- Вы по поводу похорон? -- сказал Монах.

-- Хлоя умерла, -- сказал Колен.

Было слышно, как Колен говорит: "Хлоя умерла", -- и не
верилось в это.

-- Я знаю, -- сказал Монах. -- Какую сумму вы собираетесь
вложить? Вы, без сомнения, хотели бы красивую церемонию?

-- Да, -- сказал Колен.

-- Я могу устроить вам похороны что надо за две тысячи
дублезвонов, -- сказал Монах. -- Есть, конечно, дороже...

-- У меня всего двадцать дублезвонов, -- сказал Колен. --
Возможно, я получу еще тридцать или сорок, но не сразу.

Монах наполнил свои легкие воздухом и брезгливо запыхтел.

-- Церемония для нищих, вот что вам в таком случае нужно.

-- Я нищий... -- сказал Колен. -- И Хлоя умерла...

-- Да, -- сказал Монах. -- Но в жизни нужно устраиваться
так, чтобы было на что вас похоронить. Итак, у вас нет даже
пятисот дублезвонов.

-- Нет, -- сказал Колен. -- Если вы согласны, чтобы я
заплатил в несколько приемов, я мог бы дойти до ста. Вы
понимаете, что значат эти слова: "Хлоя умерла"?

-- Знаете, -- сказал Монах, -- я привык к подобным словам,
на меня это больше не действует. Я бы посоветовал вам
обратиться к Господу Богу, но боюсь, что с такой незначительной
суммой его беспокоить не следует.

-- О! -- сказал Колен. -- Я не буду его беспокоить. Да я и
не верю, что он на что-то способен, ведь Хлоя умерла.

-- Сменим тему, -- сказал Монах. -- Подумайте... о... не
знаю, неважно о чем... например...

-- За сто дублезвонов будет приличная церемония? --
спросил Колен.

-- Не хочу даже рассматривать такую возможность, -- сказал
Монах. -- Остановимся на ста пятидесяти.

-- Мне понадобится время, чтобы вам заплатить.

-- У вас есть работа... Вы подпишете мне одну маленькую
бумажку...

-- Как вам угодно, -- сказал Колен.

-- На этих условиях, -- сказал Монах, -- вы, может быть,
согласитесь на двести, это гарантирует, что Пузан и Шиш примут
вашу сторону, тогда как при ста пятидесяти они выступают на
стороне оппозиции.

-- Вряд ли, -- сказал Колен. -- На этой работе я, похоже,
продержусь недолго.

-- В таком случае мы остановимся на ста пятидесяти, --
заключил Монах. -- Прискорбно. Ей-Богу, церемония будет
премерзкая. Вы мне не нравитесь, вы слишком скаредничаете...

-- Прошу прощения, -- сказал Колен.

-- Ступайте подписывать бумаги, -- сказал Монах и грубо
подтолкнул его.

Колен налетел на стул. Монах, разъяренный этим шумом,
снова подтолкнул его к сакристилищу и с ворчанием устремился
следом.

LXV

Два носильника наткнулись прямо на Колена, который ожидал
их при входе в квартиру. Они все изгваздались в грязи, так как
лестница опускалась и разлагалась прямо на глазах. Но оба
предусмотрительно надели самую старую свою одежду, на которой и
так и ничего не было, кроме одной сплошной дыры, откуда торчали
рыжие волоски их мерзких жилистых ног; они приветствовали
Колена, похлопав его по животу, как то и предписывалось
регламентом нищенских похорон. Вход напоминал теперь подземный
коридор, и они пригнули головы, чтобы пробраться в комнату
Хлои. Гробоноши уже ушли. Хлои больше не было, остался только
старый черный ящик, помеченный порядковым номером, весь в
шишках и вмятинах. Носильники схватили его и, пробив им, как
тараном, окно, выбросили ящик на улицу. Мертвых спускали на
руках, только начиная с пятисот дублезвонов.

-- Вот почему, -- подумал Колен, -- у ящика столько шишек.

И он заплакал, потому что Хлоя, должно быть, ушиблась и
помялась.

Он подумал о том, что она больше ничего не чувствует, и
заплакал еще сильнее. Ящик загрохотал по мостовой и раздробил
ногу игравшему рядом ребенку. Затем носильники вытащили его на
тротуар и оттуда взвалили на мертвецкую машину -- старый
грузовик, выкрашенный в красный цвет. Один из носильников сел
за руль.

За грузовиком шло очень мало народу: Николас, Изида и
Колен, еще двое или трое, кого они не знали. Грузовик ехал
довольно быстро. Чтобы не отстать, приходилось за ним бежать.
Водитель распевал во все горло. Он замолкал, лишь начиная с
двухсот пятидесяти дублезвонов.

Перед церковью грузовик остановился. Черный ящик остался в
кузове, а они вошли внутрь для церемонии.

Насупившийся Монах повернулся к ним спиной и начал
неубедительные манипуляции. Колен остановился перед алтарем.

Он поднял глаза: перед ним к стене был прицеплен Иисус на
кресте. У него был скучающий вид, и Колен спросил его:

-- Почему умерла Хлоя?

-- Я не несу за это никакой ответственности, -- сказал
Иисус. -- Может, поговорим о чем-нибудь другом...

-- А кого же это касается? -- спросил Колен.

Они беседовали очень тихо, и остальные не слышали их
разговора.

-- Во всяком случае, не меня, -- сказал Иисус.

-- Я приглашал вас на мою свадьбу, -- сказал Колен.

-- Она удалась, -- сказал Иисус, -- я хорошо повеселился.
Почему же вы не дали больше денег на этот раз?

-- У меня их больше нет, -- сказал Колен, -- и к тому же
это уже не свадьба.

-- Пожалуй, -- сказал Иисус.

Казалось, он испытывал неудобство.

-- Сейчас совсем другое дело, -- сказал Колен. -- Сейчас
Хлоя мертва... Мне не нравится сама идея этого черного ящика.

-- Мммммм... -- сказал Иисус.

Он смотрел в сторону и, казалось, скучал. Монах крутил
трещотку, вопя латинские стихи.

-- За что вы ее уморили? -- спросил Колен.

-- Ох!.. -- сказал Иисус. -- Не приставайте.

Он поискал более удобное положение на своих гвоздях.

-- Она была такая добрая, -- сказал Колен. -- Никогда не
делала ничего плохого -- ни в мыслях, ни на деле.

-- Это не имеет никакого отношения к религии, -- зевнув,
процедил сквозь зубы Иисус.

Он чуть-чуть тряхнул головой, чтобы изменить наклон
тернового венца.

-- Я не вижу, что мы такого сделали, -- сказал Колен. --
Мы этого не заслужили.

Он опустил глаза. Иисус не отвечал. Колен снова поднял
голову. Грудь Иисуса вздымалась тихо и равномерно. Его черты
дышали покоем. Глаза были закрыты, и Колен слышал, как из его
ноздрей исходит тихое умиротворенное мурлыканье, словно у
сытого кота. В этот момент Монах сделал перепрыжку с одной ноги
на другую и задул в трубу. Церемония закончилась.

Монах первым покинул церковь и вернулся в сакристилище,
чтобы переобуться там в грубые подкованные башмаки.

Колен, Изида и Николас вышли на улицу и встали позади
грузовика.

Туг появились вырядившиеся во все светлое Шиш и Пузан. Они
принялись освистывать Колена и плясать вокруг грузовика как
дикари. Колен заткнул уши, но он не мог ничего сказать, он
подписался под нищими похоронами и теперь даже не двигался,
когда в него швыряли пригоршни щебня.