оставлять вездеход в Большом каньоне, зря Менигон не послушал. Непростительная
беспечность. Ищи теперь этот вездеход на равнине под наносами: судя по гулу и
ошметкам грязи на скалах, первый вал селя был высотой едва ли не в половину
стены Порт-Бьюно.
И ведь знали, что в Большом каньоне селеопасно! И ведь не без оснований
предполагали, что в горах недавно прошел аммиачный дождь!
- Хозяев, кажется, нет, - сказал Менигон, сопя обмороженным носом. - Подождем,
спешить некуда.
- Мистика какая-то, - сказал Шабан, оглядываясь. - Никогда бы не подумал, что в
Редуте кто-то живет вне Порт-Бьюно и поселков. Я бы так не смог. Кто эти
отшельники?
- Хорошие люди. А насчет "не смог бы" - не зарекайся.
Пока Шабан раздумывал, как это понимать, Менигон уже стучал в дверь - три удара,
потом еще четыре. Ответа не было. Внутри оказалось темно, и, пока глаза
привыкали к сумраку, Шабан чувствовал себя неуверенно. Он мысленно сравнил себя
с зондом, просунутым в неведомый и чуждый человеку организм, и нашел сравнение
довольно точным.
Знать бы еще, кого Менигон называет хорошими людьми? Кроме себя, естественно...
Судя по всему, хижину покинули недавно. Несомненно, она была человеческим
жилищем, а не пристанищем убегунов, и пахло в ней так, как пахнет только во
временном жилище: холодным запустением, пылью и плесенью, откровенным нежеланием
заниматься приведением хижины хоть к какому-то подобию уюта. Здесь занимались
совсем другим, и Шабан, привыкнув к темноте, заметил невдалеке от малюсенького,
напоминающего бойницу окошка колченогий стол и два ящика вместо стульев,
нехитрую спартанскую утварь, развешанную по стенам, пару грубых топчанов, крышку
люка в полу, ведущего, очевидно, в подвал, и в самом дальнем углу - нечто
громоздкое, похожее на гигантскую дровяную печь, способную согреть десяток таких
хижин, но эту печь пришлось бы топить бревнами.
Он слишком устал, чтобы удивляться, но, вглядевшись и отметив до тошноты
знакомые всей Прокне очертания, все же удивился. "Печь" оказалась серийной
натурализационной камерой устаревшей модели, а вокруг нее - на ящиках, на полу и
друг на друге - громоздились десятки приборов, соединенных дебрями кабелей и
толстых шлангов. Назначения некоторых из них Шабан не знал, другие были ему
хорошо известны. Например, вот этот кристаллизатор выдыхаемого циана, модель
ЮИ-200, точно такой же установлен на каждом разведвездеходе. Шабан вспомнил, как
недавно Менигон вытребовал со склада новый ЮИ-200, нахально заявив, что старый
выбросил из-за утечки. И уж совсем по-родному выглядела система воздухоочистки -
та самая. Только теперь в ее пропаже не было ничего необъяснимого, не зря же
Менигон последнее время рвался в одиночную разведку. Шабан покачал головой.
Ловко...
- У этих твоих хороших людей, надеюсь, все в порядке с законом? - с подозрением
спросил он.
Менигон зевнул - во всю пасть.
- Ты мне сначала скажи, что такое закон, - буркнул он, валясь на топчан, и
заворочался, - и тогда я решу, как ответить.
"Резонно, - подумал Шабан. - А в самом деле, что такое закон в Редуте? И
существует ли он вообще? Вопрос из вопросов. Нет, есть, конечно, установления
Правительственного Совета, сохранились остатки кодекса первопоселенцев, а это
уже кое-что. Наконец, четверо из пяти новых граждан Редута прибывают с Земли,
привозя полезную привычку жить по ее законам, устоявшимся в течение веков, - и
это тоже неплохо. Но все-таки нет закона как такового, нет незыблемого монолита,
основы всякого государства, и, что самое странное, нет ощущения, что место
закона вдруг заняла неопределенная страшноватая пустота. Да и откуда взяться
ощущению? Оно появится лишь тогда, когда распоряжения Правительственного Совета
войдут в очевидное и резкое противоречие с устоявшимся укладом жизни, а этого, к
счастью, пока нет. Мы сами знаем, что хорошо и что плохо, а о том, чего мы не
знаем, расскажет Поздняков. Хорошо, например, беречь вверенное государственное
имущество, а не беречь, напротив, плохо, и Менигон, конечно, сам понимает, что
занимается словоблудием. Вот загремит на год на северный шельф - там ему быстро
расхочется развивать тему: есть ли закон, нет ли закона... "
Менигон спал, развалившись на топчане, похрапывал во сне и иногда резко дергал
лицом. Поколебавшись, Шабан лег на другой топчан, положил под голову свернутое
одеяло и стал размышлять. Раздражал храп, и Шабан, покосившись на спящего,
вполголоса ругнулся. Вот кто умеет озадачить неожиданной проблемой и тут же уйти
в кусты. Завел в гости к каким-то подозрительным отшельникам, ничего не объяснил
и знай себе храпит, будто так и надо. Ну и черт с ним, пусть спит. С ним можно
поспорить о многом, но уже разговор о мыслительных способностях убегунов или,
например, моделей не поддерживается им принципиально. Для него разум - не более
чем набивка черепной коробки, более ценная у себя, чем у всяких прочих, и иного
подхода он знать не хочет. В этом его беда и его счастье, но он не видит беды и
счастья тоже не видит. Может быть, он прав и в этом.
...Он открыл глаза от движения воздуха и, подняв голову, отметил, что вход в
хижину распахнут настежь. В рубленый прямоугольник дверного проема тек воздух и
лезли колючие потоки света, а в середине прямоугольника - Шабан заморгал -
неподвижно застыл резко очерченный силуэт однорукого человека. Он стоял молча,
как монолит, расставив гранитные ноги, и его голова упиралась в притолоку. Экая
глыба... Геракл.
Шабан потянулся и сел на топчане, рассматривая однорукого. Он не был убежден,
что это не сон.
- Лежать, - негромко приказал однорукий. - Не двигаться.
- Вы кто? - с неудовольствием спросил Шабан. - И позвольте уточнить: с какой
стати мне не двигаться?
Силуэт в дверном проеме качнулся вперед, человек вошел в хижину, и здесь
выяснилось, что с руками у него все в порядке, но Шабана это нисколько не
обрадовало. Недостающая силуэту правая рука была направлена точно на него и, как
водится, не пустовала.
- Не двигаться, - повторил человек. - Буду стрелять.
Теперь он стоял совсем рядом, громадный и ловкий в движениях, с торсом античного
бога, прикрытым драной выцветшей курткой. Этакий юный бог в рабочей одежде,
спустившийся в юный мир и точно знающий, какие недоделки в этом мире он должен
исправить. Одновременно в нем чувствовалась некоторая неуверенность, словно бог,
не окончив работы, забыл, что нужно делать дальше. Забыл, взял пистолет и пошел
искать виноватых...
"Плохо дело", - подумал Шабан, рассматривая оружие анфас. Со сна было вовсе не
страшно.
- Семьдесят третий калибр, если не ошибаюсь? - спросил он. - И конечно,
гранато-пули? Я бы на вашем месте не стоял так близко - достанется и вам. И
вообще снесет полхижины.
- У меня обычные пули, - хмуро сказал гигант. - Разрывные. Рекомендую вам не
двигаться и отвечать на вопросы. Кто вы такой? Откуда? Кто ваш приятель?
Отвечайте быстро. - Он отошел на шаг и принял напряженную позу. Было ясно, что
он выстрелит. - Даю пять секунд.
- Не дури, Доминик, - ожил на своем топчане Менигон. - Это я, Винсент. Здесь все
свои. Искандер, это Доминик Вальде, бывший инженер по телекоммуникациям, а ныне
затворник, ассистент и добровольный подопытный кролик доктора Рау, а также
местный викинг в горном варианте. Доминик, это Александр Шабан, тоже разведчик и
мой друг. Он надежный.
Гигант виновато улыбнулся, развел руками и убрал пистолет за спину.
- Это хорошо, - сказал он Шабану. - А я, честно признаться, всерьез думал, что
придется стрелять. Мне бы очень не хотелось.
- Мне бы тоже, - признался Шабан, косясь на ухмыляющегося Менигона.
Он чувствовал сильное раздражение. Вот тебе и друг-наставник, вот тебе и "говори
дяде правду". Мог бы и предупредить, коли друг. Но он ленив на предупреждения,
он предпочитает, чтобы каждый доходил до сути своим умом. Или своим горбом, что
случается чаще. Или своей шкурой.
- Извините меня, - пробасил гигант. - Я не знал, что вы теперь второй. Извините,
Александр, это недоразумение. Вездехода не видно, думаю, мало ли что. Я еще с
седловины заметил, что у нас гости. Гляжу в окошко - спят... Ты стал неважно
ходить, Вине, - повернулся он к Менигону. - Как бегемот. Когда-нибудь это плохо
кончится.
- Старость не радость. - Менигон махнул рукой. - Да позови ты доктора, чего он,
бедный, мается снаружи?
- Я не маюсь, - донесся голос, и в хижину вошел еще один человек. Этот оказался
худ и изможден, даже в полутьме сразу бросалось в глаза, что он стар, что лицо у
него серое и обветренное, рассеченное коричневыми морщинами, а одежда ветха и
изношена до крайней степени. Рядом с гигантом Домиником он выглядел заморышем.
- Отчего вы решили, что я маюсь? - продолжал он. - Это я вас мучаю. Сегодня
лучше, чем в прошлый раз: мы повернули с семи тысяч, а остальные пошли выше. И
все равно адаптивная натурализация ничего не даст, это я вам говорю.
Здравствуйте, Винсент. Я искренне рад, что вы пришли и что пришли не один. Этот
молодой человек...
- Этот молодой человек, - перебил Шабан, - прежде всего хотел бы знать, куда он
попал и почему в него тычут пистолетом. Это во-первых. А во-вторых, прошу
объяснить мне, почему это я "теперь второй"? Вы кто?
Гигант и изможденный переглянулись. Шабан скосил глаза на застегнутую кобуру
лучевика и мысленно выругался. Он не был уверен, что успеет первым.
- Вторым был Гийом, - сказал Менигон ленивым и нудным голосом, каким вразумляют
малышей. - Потом Гийом погиб, и я остался один. Теперь нас снова двое. - Он
зевнул. - Только один из нас очень уж непонятливый...
"Ага, - подумал Шабан, - значит, и Хромец был причастен... А собственно, к чему
причастен? Что здесь такое: лаборатория, перевалочная база грибного порошка? Не
похоже. Прав Менигон, я действительно непонятливый. И вместо того чтобы сидеть
тихо и слушать, вдруг взвился, словно петух, в которого мальчишки залепили из
рогатки. Досадно, черт... Стыдно".
- Вы правда доктор? - спросил он виноватым голосом. - Простите, я не расслышал
вашу фамилию.
- Рау. - Изможденный наклонил голову. - Карл Вальтер Рау, лучше - просто Карл.
Биология и отчасти медицина. Точнее, физиология неавтохтонных водно-аммиачных
организмов. Проще говоря, нас с вами.
- Простите, э-э... Карл, - неуверенно сказал Шабан. - Я почему-то думал, что вы