Чтение 40–й страницы книги ~Сезон туманов~

теперь колония располагала хорошим парком станков для литья из
сверхпрочного пластика любых деталей. Можно было не беспокоиться о
запасных частях для механизмов и оружия. Трудный ночной сезон впервые
пройдет без особых проблем. По настоянию Ротанова заканчивалось проведение
подземного хода из пещер к корабельному шлюзу. Как только он будет готов,
корабль превратится на всю долгую зиму в главный форпост колонии.
Корабельными энергетическими установками и силовыми полями можно будет
прикрывать любые опасные участки, если только он сможет восстановить хотя
бы простейшие функции корабельной электроники. Все упиралось в
электронику. Без нее сложнейший организм звездолета превращался как бы в
старинный паровоз, могучий, но тупой и неуклюжий. Хорошо хоть
предусмотрели ручное управление главного реактора. Сколько ему пришлось за
это биться! И вот теперь они располагают энергией.

Когда с делами было покончено, доктор отвел Ротанова в сторону.

- Одна моя пациентка хотела бы поговорить с вами...

- Какая пациентка? - не сразу понял Ротанов. - Неужели Анна?

- Вот уже третий день... Просила не говорить вам, ждет, что вы сами
догадаетесь о ней спросить и придете...

Дорога вниз к жилым пещерам была довольно долгой. Ротанов шел рядом с
доктором и думал о том, что повезло только ему да вот еще Анне. Главной
проблемой, даже подходов к которой пока не видно, оставалась действенная
защита от люссов.

- Как вы считаете, у нас с Анной природный иммунитет?

- Трудно что-нибудь сказать определенно, мы мало знаем о механизме
воздействия люсса. То, что я вам рассказывал, это только догадки. А что
касается иммунитета... Гибернизация ослабляет наследственность, а мы все
потомки тех, кто много лет провел в корабле в замороженном состоянии.
Первое время люди сильно болели. Часто рождались калеки. Так что не знаю,
с Анной все очень сложно. Может быть, постепенно наследственность
стабилизировалась, может быть, она одна из тех, кто пришел в норму.

- Вы хотите сказать, что воздействие люсса на здорового человека с
неповрежденной наследственностью безвредно?

- Я не знаю. Это только предположение. Когда прилетят другие люди,
можно будет сделать выводы, пока мы имеем всего два случая. Ваш и Анны.
Проще всего их объяснить природным иммунитетом. Как у вас дела с
электроникой, удалось в чем-нибудь разобраться?

- Нет.

- Я так и думал.

- Почему? - с интересом спросил Ротанов.

- Чужой разум, чужая логика. Чем дольше они развиваются, тем меньше в
них человеческого.

- Меня в них поражает совсем не это... Вот вы говорите, чем дольше,
тем меньше в них человеческого. Но возьмите ту же электронику. Ведь это
творчество, доктор, и какое! То, что они создавали до сих пор все эти
роллеры, механизмы, это все они взяли готовым из наших чертежей, книг -
повторять могут и роботы. Только творчество - свойство разума. А вы
говорите - мало в них человеческого.

- Вы меня не поняли. Разум может принадлежать не только людям. Вы же
не собираетесь утверждать, что возможен лишь человеческий разум или только
наша логика, наша мораль?

- Ну уж вы и о морали заговорили. Конечно, с этим невозможно спорить.
Они другие.

- А знаете, почему? Надкорка, кора - это все они копируют с человека.
Мало того, все, что есть в самой коре в момент снятия копии, принадлежит
одной конкретной личности. Но только в момент снятия копии. Дальше все
меняется, вновь созданная система динамична.

- То есть появляется свой опыт, свои воспоминания?

- Не только это. Дело в том, что подсознание у них вообще не
копируется. Я подозреваю, что эту область они целиком наследуют от люссов.
И все инстинкты, их способность телепатического общения - это все
оттуда... В общем, возникает новая личность, и чем дальше она развивается,
тем меньше похожа на первоначальную...

- Я все время думаю, что эти события - результат трагической ошибки.

Доктор с интересом посмотрел на него.

- Вы первый, от кого я это слышу. Но вам легче судить. Над вами не
довлеют наши обстоятельства, наши беды.

- Возможно. Мы оставляем планету даже в том случае, если не можем
ужиться с местной фауной, если возникает угроза уничтожения какого-нибудь
вида, даже тогда люди предпочитают уйти, а здесь разум! Пусть даже он
возник в такой странной, неожиданной форме, пусть сами люди явились
причиной его возникновения...

- Гибель людей...

- Да. Простите. Но это все равно не меняет сути дела. Войну пора
прекращать.

- У вас есть какой-то конкретный план?

- А как вы думаете, они способны соблюдать взятые на себя
обязательства?

- То есть можно ли с ними вести дипломатические переговоры? Ну
знаете, у нас это никому не приходило в голову!

- А жаль... Надо бы попробовать.

- Вряд ли они вообще поймут вас. В их представлении люди только
материал для создания новых синглитов. Они предназначены на эту роль самой
судьбой, может, вы и с люссами собираетесь договориться?

Ротанов ничего не ответил. Он думал о том, что они уже проиграли.
Если бы не его корабль, предстоящая ночь стала бы для колонии последней.

- Где инженер?

Доктор пожал плечами.

- Последнее время я его редко вижу на базе, наверно, готовит
очередную операцию.

- Без этого ему скучно, что ли?

- У него дочь погибла и жена. Я его понимаю.

- А я нет! - резко сказал Ротанов, и вдруг из охватившего его чувства
возмущения и гнева неожиданно родился план. Сразу весь, целиком, со всеми
деталями. Он резко остановился, так что доктор, идущий сзади, от
неожиданности налетел на него.

- Что случилось?

- Ничего. Пока ничего, но, кажется, я знаю, что делать дальше.

В палате, где лежала Анна, тихо гудел кондиционер. Сухой прохладный
воздух шевелил колючую рыжую ветку, торчавшую у изголовья ее постели.
Ротанов пожалел, что не догадался захватить с собой семена земных цветов.
Вместо электронного хлама, который пошел на свалку, нужно было привезти
горсточку семян.

Он сидел у ее изголовья и молчал. Не хотелось говорить банальные
фразы, которые принято говорить больным, а других, нужных слов у него не
находилось. Анна тоже долго молчала, словно понимала, что слова сейчас не
нужны. Ротанов потрогал ветку, точно проверял, остры ли колючки.

- Скоро мне разрешат выйти. Я не хотела, чтобы вы приходили сюда.

- А доктор сказал, что...

- Это ему так кажется. Они все думают, что мне скучно. Но это не так,
мне бывает грустно, но только оттого, что я боюсь опоздать и не увидеть
солнца в эти последние дни, потом его придется ждать так долго.

- Я вам обещаю сделать подарок, когда вы выздоровеете. - Он старался
не смотреть на нее, так сильно похудело и заострилось лицо девушки.

Анна улыбнулась.

- Мне все делают подарки. Вот даже инженер раздобыл где-то коробку
конфет. Это большая редкость у нас. Почти реликвия...

Ротанов улыбнулся, услышав о конфетах. В плане, который он продумал,
спускаясь к Анне, не хватало одной маленькой детали...

- Мой подарок будет совсем другим. Я подарю вам мир.

- Весь, целиком? - шутливо спросила Анна, словно не понимая его.

- Нет. Пока только дневную половину, но зато это будет настоящий мир,
без подделки! Без войны, можно будет бегать босиком, ловить рыбу, уходить
из дома в походы на десятки километров, разжигать костры... и не надо
будет бояться...

- Вы шутите...

Он видел, как заледенели, расширились ее глаза, как секунды две она
боролась, но все же показались слезы.

- Не надо так шутить... Это жестоко...

- Я не шучу, Аня! Я вам обещаю, чего бы это ни стоило, так и будет!

Слезы застыли у нее в глазах, а сами глазам бледном лице показались
Ротанову двумя огромными черными озерами. И вдруг она ему поверила сразу,
без оглядки, как тогда у ночного костра... Что-то дрогнуло у нее в лице,
она нашла его руку и сжала.

- Мне трудно представить, как это будет, Ротанов. Никто из наших не
сможет даже вообразить такой жизни.

- Ничего. Постепенно привыкнут. - Он поднялся, но все никак не мог
преодолеть неловкость. Оставалось еще одно небольшое дело, и он не знал,
как к нему подступиться.

- Я хочу попросить вас об одолжении. Дня...

Она смотрела на него выжидательно, чуть удивленно.

- Подарите мне вашу коробку конфет. Она мне понадобится для очень
важного дела...

К счастью, она ничего не спросила. Вряд ли он сумел бы объяснить, для
чего ему это нужно.

Солнце стояло в зените, когда Ротанов миновал последний сторожевой