Чтение 40–й страницы книги ~Ритуал~

Море отодвинулось ниже, и прибой, разбивающийся о подножье скалы,
казался бахромой салфетки - той, что со смехом надергала Юта.

Юта... Он рассек густой воздух, в котором увязали крылья. Но вершина
скалы была недосягаемо далеко, и, сдавшись, Арман медленно заскользил
вниз.

Когда до жадных волн оставалось совсем немного, в скале - он видел
боковым зрением - вдруг разверзлась пещера. Арман повернул голову - из
темной глубины на него глянули, он всей чешуей ощутил этот взгляд.

- Молодой дракон... - не то сказал, не то вздохнул глухой голос из
каменной толщи. - Ты ищешь смерти, молодой дракон...

Вовсе нет, хотел сказать Арман, но драконья пасть не умела
разговаривать. У края пещеры выступал из скалы обломок камня - и Арман изо
всех сил потянулся к нему когтями.

- Все вы... похожи, - изрек Тот, Что Смотрел Из Скалы.

Арману удалось уцепиться - в ту же секунду обернувшись человеком, он
рывком забросил тяжелое, немеющее тело в пещеру. Кто бы не смотрел оттуда,
это была твердь - место, где можно жить, не взмахивая крыльями.

- Ты ищешь смерти, молодой дракон, - уверенно повторил Тот, что
Смотрел, хотя его незваный гость был уже в людском обличье.

- Я давно не молод, - хрипло отозвался Арман. - И не смерти я ищу, а
родину Прадракона, моего предка.

- Этого мальчика, - голос потеплел, - этого смешного крылатого
мальчугана... Я всегда забываю, что уже прошло время с тех пор, как он
научился летать...

- Прадракон?!

- Да, да... Он рос на моих глазах, я всегда был против этой безумной
его идеи - полететь за море... Но родина его не здесь.

Арман неподвижно лежал на острых камнях. Слова Того, Кто Смотрел,
повергли его в ужас; взгляд, источник которого был где-то в темной
глубине, давил и сковывал. Арман ни разу не решился посмотреть прямо
навстречу этому взгляду, но и ткнувшись в пол, ощущал его - пристальный,
неотрывный.

- Родина его не здесь, - продолжал Тот, - он подкидыш... Кто знает,
откуда его подкинули - может быть, со звезд...

- Прадракон не может быть подкидышем, - глухо сказал Арман.

- Возможно, возможно, - легко согласился голос. - Хотя кто поручится,
что всех нас не подкинули в этот странный мир?

- Кто ты? - спросил Арман все так же глухо.

- Разве можно ответить на этот вопрос? - удивился Тот. - А кто ты?

- Мое имя Арм-Анн.

- Разве в имени дело? Что говорит о тебе твое имя?

- Я двести первый потомок великого рода, - Арман перевел дыхание,
взгляд из темной пустоты все тяжелее было выдерживать.

Кажется, голос усмехнулся:

- Этот мальчик наплодил множество потомков... Ты похож на него,
молодой дракон.

- Возможно, - медленно отозвался Арман. - Он был первым в роду, я же
- последний.

- Кольцо, - сказал Тот, Кто Смотрел.

- Что? - не понял Арман.

- Кольцо. Первый - это последний и есть. Круг замкнулся.

Некоторое время Арман лежал, переваривая его слова. Потом пробормотал
сквозь зубы:

- Ты философ... Не мог бы ты отвернуться ненадолго? Мне... тяжело,
когда ты смотришь.

- Как же я могу не смотреть? - удивился Тот.

Помолчали.

- Я хочу уйти, - сказал Арман.

- Совсем уйти? Уйти из этой жизни?

У Армана что-то екнуло в груди - не то страх, не то, наоборот,
радость.

Скала чуть заметно вздрагивала, сотрясаемая прибоем. Но в мерный звук
волн не вплетались привычные крики чаек - тихо, ни зверя, ни птицы.

- Н-нет... - проговорил он с трудом. - Я еще... не решил.

Взгляд стал еще пристальнее - Арман задыхался под ним.

- Решай, молодой дракон. Тому мальчику тоже было трудно.

- Отвернись, - выдохнул Арман, закрывая лицо руками.

Последовал звук, подобный короткому сухому смешку.

- Тебе еще придется решать. Тебя ждет... Нет. Сначала выбери.

И снова - короткий смешок. Взгляд исчез.

Арман поднял голову - из глубины скал доносились тяжелые шаги
уходящего.

После случая в охотничьем домике, когда похвальба Остина прервана
была негромким Ютиным замечанием, в отношениях супругов произошел
внезапный и резкий разлад. Король все чаще пренебрегал супружеской
спальней. Разлад внутри венценосной семьи не остался незамеченным.

Шептались горничные; их шепоток долетал до Ютиных ушей и покрывал их
краской стыда. Иногда ей хотелось заткнуть все болтливые рты разом - но
она еще сдерживалась, делая вид, что ничего не слышит.

Однажды вечером она сделала попытку объясниться.

- Остин, - небрежно сказала она за ужином, который, как и прочие
дворцовые ритуалы, оставался незыблемым, - я бы хотела поговорить с тобой.

Он посмотрел на нее без всякого выражения - так, во всяком случае, ей
показалось, - и медленно кивнул.

Она звала его прогуляться по заснеженной лужайке, но король настоял
на том, чтобы разговор происходил в его рабочем кабинете. Кабинет угнетал
и сковывал Юту - ей казалось, что у этих стен особенно длинные уши.

Остин сел за стол - вялый, равнодушный, усталый. Подперев щеку
кулаком, уставился в окно.

- Остин, - Юта осталась стоять, привалившись к стене, - Остин... Если
я виновата, прости меня. Знаешь, иногда ничтожные пустяки способны
рассорить людей... Но я не хотела...

Он вскинул голову:

- Ничтожные пустяки?! Как ты посмела встать между мной и моими...
воинами! Моим народом!

Король поднялся, уронив на пол какие-то забытые бумаги. Бумаги
рассыпались веером. Юта сжалась в комок.

- Ты ведешь себя, как... простолюдинка! Над тобой уже смеются... А
если они будут смеяться надо мной?! - представив себе вероятность
подобного кошмара, Остин побледнел, как мука.

Юта смотрела, как прыгают его губы, как сверкают возмущенные глаза, и
в какую-то минуту ей показалось, что между ней и королем обрастает
каменной корой толстая холодная стена. Ощущение внезапной отчужденности
было так сильно и явственно, что Юта пошатнулась. Горгулья, они чужие.
Детство, юность, сны...

Раздраженно шагая по комнате, Остин наступил на белый листок бумаги -
будто тяжелую печать поставили на уголок пустого листа.

- Эта истерика в Акмалии... И теперь эта выходка... - Остин вскидывал
ладонь и рассекал ею воздух. - Неужели так трудно жить по законам
приютившей тебя страны?

- Приютившей? - тихо спросила Юта, не отрывая взгляда от темного
отпечатка королевского каблука. - Как сиротский приют? Я думала, ты меня
любишь...

Остин прерывисто вздохнул, перестал расхаживать и отошел к окну.
Постоял, чуть отодвинув бархатную портьеру. Обернулся:

- Да... Конечно... А теперь иди к себе, у меня много работы.

Спустя два дна королю понадобилось нанести визит в Акмалию.

Непонятно почему, но Юте не по душе была эта поездка. Не потому, что
жалко было расставаться с Остином - отчуждение теперь разлеглось между
ними, как тяжелый ледяной зверь. Однако мысль об Акмалии была ей с
некоторых пор противна.

Остин, возможно, придерживался иного мнения. Снаряжен был королевский
отряд; прощаясь, Остин, неукоснительно следуя дворцовому этикету, коснулся
губами Ютиной руки. Рука вздрогнула и высвободилась.

Потянулись долгие дни без Остина - и королева с удивлением поняла,
что они почти не отличаются от тех, что были проведены вместе с ним. Все
та же череда ритуальных обедов и ужинов, все та же вечно одинаковая
прическа, пяльцы со строго предписанными узорами... А без однообразных
любовных ласк она вовсе не страдала - чему тоже была немало удивлена.

С преувеличенным старанием она вертела иголкой, перенося на тонкое
полотно кем-то придуманные узоры; в душной густой тишине наглухо закрытой
комнаты ей являлись странные мысли и видения.

Она видела Остина - улыбчивого мальчика, сдержанного подростка. Вот
он идет по аллее замка, ее родного замка, родительского дома... Поневоле
накатывало то давнее, забытое чувство, когда от прилива крови уши вот-вот
отвалятся, и никакими силами не стереть с лица глупую улыбку, а кругом
ведь люди, и что, если заметят... И Юта улыбалась, склонившись над
пяльцами, но в ответ тут же являлось другое воспоминание - окровавленная
голова оленя, привешенная к седлу, равнодушное лицо мужа - пустое,
чужое... Юта закусывала губы, и вот уже умирающий король Контестар
пытается улыбнуться: "Ты хорошая девочка... Надеюсь, Остин это поймет". И
сразу - дракон покорно подставляет голову под удар стальной дубины с
шипами...

Арман! Юта укололась иглой и замарала вышивку кровью.