принял в свои об(r)ятия прекрасную дочь Эллады и Крита. По манере смотреть
вдаль, словно она видела нечто неведомое остальным, Таис вдруг напомнила
ему Александра. Птолемей задрожал и опустил взгляд, чтобы не выдать себя.
Таис.
прищуривал нижние веки с выражением гордым и проницательным.
Персии. - За прошедшие годы ты стал так величествен, что мы, простые
смертные, перед тобой невольно застываем в молитве.
прекраснее Елены Троянской, дочери Тиндара!
его любопытство афинянка в сравнении с Птолемеем.
- серые, с проблесками золота и лазури, спокойные и доброжелательные. А
губы будто вырезаны из пурпурного камня - так четок их рисунок, резкий,
как и длинный разрез век под узкими бровями. Кожа - светлой меди,
прозрачная и шелковистая, будто тонкая пелена огня, горящая на алтаре в
ясный полдень..."
ударами копыт лошадей, Александр сказал:
захочешь"? Так хочешь ли?
встрече с девчонкой-гетерой...
услугам любые лошади, палатка, рабы - всего этого у меня в изобилии...
соратника без гнева, а с сожалением, - так показалось Таис.
сопровождать нас. Не в боях и погонях, а следуя в мирной половине моего
войска - с художниками, философами, артистами. Птолемей позаботится о тебе
- он умеет это делать, - легкая улыбка рассеяла смущение спутников царя.
по-детски поджала губы дужкой.
устраиваю для города. Покажи там высокое искусство эллинских женщин.
своего вороного, покрытого по персидскому образцу потником, укрепленным
тремя ремнями, и блиставшего золотой персидской уздечкой в виде лежачей
буквы Х (хи), с золотыми розетками на скрещении ремней и под ушами. Таис
взвилась на потертую шкуру пантеры, заставив Салмаах подняться на дыбы и
ловко повернуться вслед ускакавшим македонцам. Затем снова повернула
лошадь и медленно поехала к месту, где ее ждала Гесиона, расставшаяся на
несколько дней с Неархом. Начальник флота обещал вернуться к большому
симпосиону, их разлука не могла быть долгой.
молодого "фараона" Александра, восхищаясь его красотой, силой, чувством
превосходства и власти, исходившими от обожествленного полководца.
долженствующие изменить печальную жизнь по мановению нового царя, испокон
веков надеясь на лучшее и не понимая, что ход истории медлителен и тяжек.
Ничего для этих ныне живущих людей измениться к лучшему не могло. Только
военные беды, погромы, пожары и наводнения вторгались в неизменно
бесцветное существование людских толп с ошеломляющей внезапностью. Опыт
истории существовал только для мудрецов.
немало подобных Таис, веселых крупиц жизни, с телом и мускулами как из
бронзы, с твердой душой, мнящих, себя хозяевами Ойкумены.
устраиваемого Александром для знати Мемфиса в так называемых Южных Садах.
Не испугается ли Салмаах?
него она насыпала в маленькую чашку щепотку зеленоватого, неприятно
пахнущего порошка.
очень немного, чтобы человек или животное сбросили с себя цепи
застенчивости или страха. Чуть больше - и тело выйдет из-под власти
сердца, потому я, не имея опыта, дам лишь капельку...
темное небо дымными крутящимися колоннами. Глубокий навес укрывал
собравшихся от северного ветра. На гладких плитах двора музыканты и
греческий хор с артистами исполнили "Трагедию" ("Песнь козлов") - отрывок
из приключений Диониса в его индийском странствовании. Эту легенду
особенно любил Александр.
и заносчивых. Только Неарх и Леонтиск уселись немного в стороне, слушая
великолепную тиносскую певицу. Высокая, в черном, как ночь, пеплосе, она
походила на Гекату. Только вместо мрачных собак, спутниц богини, - две
веселые, обнаженные, как полагалось, флейтистки аккомпанировали ее низкому
голосу, силе которого могли бы позавидовать военачальники. Широкий разлив
песни смывал, подобно морю, человеческие огорчения, повелевая быть
спокойней, внимательней и добрее.
раздули курильницы, извилистые ленты тяжелого ароматного дыма потянулись
над плитами импровизированной сцены.
смуглые и низкогрудые, извиваясь, завертелись в дыму курений. Их было
шесть. То раз(r)единяясь, то бешено бросаясь навстречу одна другой, они
дерзко, грубо и недвусмысленно изображали ярость овладевшего ими желания.
Жертвы богини Котитто, одержимые одной целью - быстрее освободиться от ее
мучительной власти.
Александр и угрюмый Черный Клейт не выразили восхищения. Неарх с
Леонтиском тоже остались спокойными. Рабы обнесли всех новыми чашами вина.
Угасли курильницы, тела танцовщиц заблестели от пота, пронзительная дробь
смолкла. Под замирающие удары барабанов финикиянки скрылись.
тончайшей серебрящейся ткани, протянутая от одного факельного столба до
другого. За ней поставили большие зеркала из посеребренных листов меди,
отразившие яркий свет больших масляных лампионов.
появились в полосе света от зеркал, стоявших за тканью. Все небольшого
роста, крепкие и полногрудые. Их волосы не метались тонкими косами-змеями
по плечам, как у финикиянок, а были коротко острижены, как у мифических
амазонок. Маленькие ноги ступали дружно, одним слитным движением.
Тессалийки - дочери древней страны колдуний, и танец их казался волшебным
действом, тайной мистерией.
полутьмы пиршественного навеса. Гибкие тела тессалиек подчинялись иному
музыкальному напевному ритму. Танец был широким, плавным, в убыстрявшемся
темпе, юные танцовщицы, одержимые не менее финикиянок, словно бы неслись
по просторам коннобежных равнин Тессалии. Зрители оценили полет их
фантазии, смотрели в молчании, захваченные чувствами тиноэстезиса -
ощущения через сердце, для эллинов олицетворявшего душу. Леонтиск
наклонился к Неарху, чем-то опечаленный, и негромко сказал:
это было прекрасно!
Он-то знал обо всем через Гесиону.
амазонок.
горстью ладонь.
убрали занавес. Красноватые блики смоляных факелов вновь побежали по
плитам двора. Девушка в очень короткой эксомиде, открывавшей левое плечо и
грудь, с распущенными волосами, появилась у левого факельного столба.
Неарх узнал Гесиону. Сначала на нее не обратили внимания. Фиванка подняла
над головой бубен и резкими ударами привлекла внимание пирующих. Зазвенели
звонки, прикрепленные к ободку инструмента, и в ярко освещенный круг
ворвалась Таис верхом на Салмаах. Ничего, кроме уздечки, не было на лошади
и, кроме боевого браслета амазонки, на всаднице. Грациозной переступью
лошадь пошла боком от одного столба до другого, поднялась на дыбы, склонив
набок маленькую сухую голову и приветственно размахивая передними
копытами. Отсюда Салмаах, в такт ударам бубна, двинулась обратно,
поочередно забрасывая в сторону то зад, то перед, а Таис сидела прямо, с
неподвижными плечами.
Гесиона бешено забила в бубен, а македонцы, все отличные наездники,
заорали в ритме скачки.
амазонок], Таис на всем скаку становилась на одно колено, переворачивалась
лицом к хвосту, растягивалась на спине, обнимая широкую крутую шею кобылы.