было ни к чему - я, пригибаясь, пересек тротуар и нырнул в подворотню. Меня
вело наитие. Другая подворотня... дыра в заборе... низкий заборчик...
Наконец, я понял, что оторвался.
сориентироваться... Правая рука освободилась, я повнимательнее рассмотрел
наручники: странно, нет ни номера, ни фабричной марки... Бросил в мусорный
контейнер. Хорошо... где же меня везли? Нет, не помню. Места странно
знакомые... вот эти дома за литыми решетками... Черт, не могу сообразить.
Вон на углу таблички с названиями улиц... Осел ты, Пан, и память у тебя
дырявая... хотя, с другой стороны, дорогу проходными дворами ведь нашел же?
Переулок Незаметный, улица Деникина - не того Деникина, который Антон
Иванович, командующий Добровольческой армией, зимой сорок второго года
возглавивший Комитет граждан России и умерший при странных обстоятельствах
летом сорок шестого года на борту военного транспорта по пути из Сиэтла во
Владивосток, - а того, который "даже не однофамилец": Федор Федорович,
премьер-министр первого послебольшевистского правительства России,
добившийся для России перехода из статуса протектората в статус земли
Рейха... Так: вон тот дом. Подворотня с мусорными баками, старый дворик,
столетний вяз посередине... Я поднялся на второй этаж и позвонил. Не
открывали долго, я уже поворачивался, чтобы уйти, но тут зашлепали шаги, и
знакомый голос спросил:
Павловны, экс-квази-тещи. Квази - потому что у нас со Снежаной был
квази-брак, тогда, в то время, браки россиян и сибиряков уже не
преследовались, но еще не разрешались. Ну, а экс - это понятно.
одевалась сегодня... - она зашлепала в полумрак комнат. Клавдия Павловна
сама про себя говорила, что выше пояса она как мышь, а ниже - как лягушка, и
в этом была определенная доля истины; человек она, однако, была
исключительно хороший.
теперь на ней был нарядный японский шелковый халат и мягкие домашние туфли -
и то, и другое из моих подарков, она не упускала случая сделать мне
приятное. - Больше года, так, кажется?
Мишка?..
Ты же знаешь, что Снежка замуж вышла?
говорил, мол, буду виноград прямо с кустов есть, я ему: зелен, говорю, а он
не верит...
Отложенная давно для этого случая, там болталась и мешала при ходьбе пачка
пятидесятирублевок. - Вот.
падает...
что дальше... не знает никто.
думаешь, не будет?
- такого наговорят: и с турками, и с Америкой, и между собой, с Сибирью, за
власть...
рядом у нас за объединением следует размежевание с дальнейшим мордобоем...
добрым мальчиком...
них чутье потоньше нашего.
денешься...
стоицизма. Если бы я писал роман и мне понадобился образ несгибаемой
героини, я взял бы ее. В свои шестьдесят пять лет она успела побывать в
сталинском лагере, в сороковом году ее закатали как террористку: дала
пощечину школьному комсомольскому фюреру - или как они там назывались? - и
до января сорок второго рыла землю в Богучанах; в январе записалась в Третью
добровольческую сибирскую армию, ту самую, которая во время апрельского
прорыва Гудериана к Омску совершила самоубийственный марш от Воркуты до
Котласа, взяла Котлас и пошла на Нижний, разгромила брошенную против нее
танковую дивизию СС, но понесла слишком большие потери, два месяца держалась
в полукольце, потом в полном окружении; наконец, после прекращения огня,
была выведена за Урал в обмен на остатки группы Гудериана. Сама же Клавдия
Павловна попала в плен еще в боях за Котлас, больше года провела в немецком
лагере для военнопленных, а потом ее передали местной администрации для
принудительных "работ по восстановлению хозяйства" - так это называлось. Она
протрубила три года на этих работах и считает, что труднее ничего не было -
даже в Богучанах. А потом ей вдруг влепили десять лет каторги за службу в
иностранной армии - это был страшный сорок шестой год, когда новая большая
война не разразилась каким-то чудом; в Томске стоит монумент в память о том
кризисе: американская "Летающая крепость В-17" - тогда почти две трети
американских ВВС перебазировались в Западную Сибирь и на Урал; впрочем,
главная заслуга в предотвращении войны принадлежит, по справедливости,
толстому Герману: он арестовал нескольких генералов, особо желавших
повоевать, и первым прилетел в Томск для переговоров... В сорок девятом
Клавдию Павловну выпустили по амнистии, хотя могли бы просто сактировать:
она уже была инвалидом. А потом пошла обычная российская чересполосица: как
жертве большевистского террора, ей дали неплохой пенсион на время получения
образования, она закончила экстерном школу, поступила в Берлинский униве
в бесплатную общественную школу и на грошовый заработок учительницы
перебивалась до самой пенсии, а тут неожиданно разбогатела: сибирское
правительство разыскало ее, вручило - очень торжественно - ветеранский знак
"1942" и Военный крест св. Екатерины второй степени, плюс денежное
содержание к ордену за сорок пять лет... Что-то подобное было и в личной
жизни: любила одного, родила от другого, вышла замуж за третьего... и
наверняка эта ее незадачливость передалась по наследству и Снежане...
На экране появился Паша Абрамян. Похоже, профессия журналиста становится не
только второй древнейшей, но и второй опаснейшей. Только что сообщили:
неизвестными обстреляна машина, в которой находилась съемочная группа
Московского городского информагентства; все, находившиеся в машине, получили
ранения, причем водитель - тяжелые. Преступление произошло на Варшавском
шоссе вблизи пересечения с окружной железной дорогой. Как сообщили нам в
крипо, при нападении использовалось то же оружие, что и при нападении на
редакцию "Садового кольца"; тогда, как вы помните, погибли шесть человек, в
том числе главный редактор газеты и известный обозреватель Валерий
Кононыхин. Высокопоставленный сотрудник гепо, просивший сохранить его
анонимность, сказал, что эти нападения, по имеющимся сведениям, не носят
политического характера и связаны с журналистскими расследованиями
деятельности так называемой "транспортной Мафии". По его же словам,
переполнение города воинскими подразделениями не только не способствует, но
и препятствует борьбе с организованной преступностью и политическими
террористами. Этот однозначно отрицательный опыт должен быть учтен нами и ни
в коем случае не забыт, заключил он. Да, сказал Паша, посмотрев прямо на
меня своими печальными глазами, жизнь города практически парализована, а
уверенности в том, что безопасность - уж Бог с нами, так хотя бы глав
государств, которые прилетают завтра утром, - обеспечена... такой
уверенности у нас нет, и даже совсем наоборот... Это ты прав, подумал я. Он
вздохнул и продолжал: рейхсканцлер фон Вайль сегодня дал интервью Британской
радиовещательной корпорации. Как вам известно, вопрос о присоединении
Британии к Рейху тоже будет обсуждаться на встрече в Москве. Полностью
интервью вы увидите в нашей ночной программе "Радиоперехват", а сейчас
посмотрите фрагмент из него. На экране появился фон Вайль, в клетчатой
рубашке без галстука и неопределенного цвета замшевой курточке, кормилице
уже не первого поколения кар
первоначальный образ - университетского профессора, на минутку заглянувшего
в большую политику. Поговорить бы с его студентами, подумал я, двойки,
наверное, ставил - только так... Вы совершенно правы, сказал он невидимому
интервьюеру, ничто не пропадает без следа. Рейх создавался огромными
усилиями, сверхусилиями миллионов и миллионов, и если его конструкция даст
трещину - эта энергия начнет высвобождаться, но уже в иной форме, в форме
энергии распада. Это страшно. С другой стороны, такой распад противоречил бы
общим законам природы, в которой развитие идет от простого к сложному, от
Березин Федор
Максимов Альберт
Верещагин Олег
Шидловский Дмитрий
Прозоров Александр
Беляев Александр