Городе. Из-за высокой стены пахло осенним ландышем и росовяником, над
изгородью был виден верх главного дома и три купола флигельков. Напротив
дома Киссур заметил харчевню с лихой надписью: "Хочешь сдать экзамены
лучше всех - пей "красную траву"! Только у нас!!! Нас посещает господин
министр!"
подливой, барашка, резанного кусками, томленую ряпушку, лепешки, пряженые
в конопляном масле, вино и фрукты. Киссур поморщился и попросил еще гуся.
Хозяин подивился, принес и гуся, и попросил заплатить серебром, потому что
бумага - недоверчивая вещь, с каждый днем дешевеет. Киссур усмехнулся и
дал хозяину "единорога": новую монету, которую завел Нан. "Единорогом" она
называлась потому, что на ней был изображен единорог, символ чистоты и
справедливости. Киссур потянул вино из соломинки и спросил, что теперь за
учреждение в городской префектуре.
наемную силу, а ценные бумаги, и такой рынок называется биржа. Подумал и
вынес из задней комнаты сертификат на шелковой подкладке.
названием Компания Восточных Земель, и в этой компании участвуют все
министры, и поэтому ей отданы все права на торговлю и войну с восточными
землями. А весь капитал этой компании поделен на доли, которые называются
акциями, и эти акции продаются на бирже, и они подобны баранте, каждый год
рождающей двух ягнят, и рисовому полю, плодоносящему дважды, - столько
процентов они принесут.
развести хурму и торговать хурмой, а взамен купил акции Восточных Земель и
даже, как он утверждал, стал как бы собственником той части компании,
которая засвидетельствована акцией. И теперь выходило, что по этой бумаге
можно получать деньги без возни с хурмой.
розовых.
пятьдесят. А неделю назад они уже стоили триста пятьдесят. А сегодня, за
день перед докладами, все четыреста. И все равно покупают, потому что
после докладов они будут стоить еще дороже.
ведь это даже не деньги, а так... Ведь эта бумажка сколько хочет, столько
и стоит. А если она завтра и гроша не будет стоить?
поносные слова о министре!
уже городской стражник в зеленом шелковом кафтане с широким поясом,
украшенным трехцветной каймой, с двумя мечами, - коротким и длинным, и в
шапке с серебряными бляхами, - Алдон!
там начальником над строго наказанными. Сделал это Алдон потому, что отец
его был дружинником отца Киссура, Марбода Кукушонка, а вассальные связи
сохраняются в трех жизнях и трех поколениях. Обычная городская стража
состояла сплошь из аломов, а "парчовые куртки", тайная полиция, почти
сплошь из вейцев, так что при необходимости их легко было использовать для
наказания друг друга.
Киссуру полу куртки. В харчевне они веселились часа два, а потом пошли на
рынок.
чернокнижнике Баршарге и справедливом чиновнике Арфарре. Что же до сюжета
пьесы, то он был еще старей и взят из рассказа времен Пятой Династии.
Поэтому о мятеже Баршарга в пьесе особенно много не говорилось, а
говорилось о том, как чернокнижник Баршарг сделал помост, запряженный
коршунами, и начал летать на нем в гости к государевой дочке, выдавая себя
за Парчового Бужву. Дочка понесла, все во дворце были в восхищении.
Арфарра, справедливый чиновник, один усомнился, что бог способен на
нечестивые поступки и установил, что все это проделки колдуна. После этого
Арфарра предложил Баршаргу доказать, что он бог, и долететь на своем
чудесном помосте до неба, а не до государевой дочки. Баршарг запряг
коршунов в помост, и коршуны взлетели, увлекаемые кусками мяса,
болтающимися над ними, но, по прошествии некоторого времени, устали и
начали падать.
увидев Баршарга на падающем помосте, ужаснулся и сказал: "Нехорошо будет,
если этот человек, который выдает себя за меня, расшибется о землю, -
пройдет слух, что я помер, и мне перестанут приносить жертвы". Бог вдохнул
новые силы в коршунов, и они долетели до неба, и там Баршарга принял
Небесный Государь и вручил ему золотую печать. Тут, однако, наперекор
самим богам, вмешивался Арфарра, крал у Баршарга золотую печать, хитростью
губил его и тряс его головой. Так что, хотя пьеса была старая, Арфарра
выходил почему-то мерзавцем, а мятежник - богом, и даже получалось, будто
до неба и в самом деле можно долететь. Уважаемые читатели! А что хорошего
во временах, когда людям внушают, будто до неба можно долететь? Ведь как
людям внушают, так оно и случается.
пьесу с совсем другим концом.
же в деревнях и на столичном рынке, если публика разная? Это же ведь не я
сочиняю - это публика сочиняет, а я смотрю, как они расположены сочинять,
и дергаю за веревочки. Я бы, конечно, мог играть по-старому, но ведь это
уже не будет пьесой, потому что ее никто не будет смотреть. А если ее
никто не будет смотреть, то мне и платить никто не будет.
платят, то вряд ли ты хороший поэт.
Киссур заметил новую моду: носить на поясе кошель там, где раньше носили
печать или меч. Некоторые молодцы щеголяли с кинжалами, но носили их так,
словно это женский кокошник.
что они всегда норовят облить противника грязью. Какой же Арфарра-советник
негодяй, если он - противник твоего отца? Противники негодяями не бывают,
негодяями бывают только люди подлого состояния.
возможно, слухи такие были. Но как это он жив, если сын Марбода его видел?
из-за меня арестовали, и теперь он в столице. Ты не мог бы узнать, где?
зачем ты ему нужен.
седьмой линии. Киссур сразу увидел, что дело плохо, потому что Алдон
жмурил глаза и косил ими вбок.
привезли какого-то человека, и Шаваш в Харайне чуть не сломал голову,
пытаясь его заполучить, но все кончилось ужасной сварой, а в столице его
перехватили люди Мнадеса. Поэтому, во-первых, если он жив, то сидит не в
городской тюрьме, а в дворцовой, и тут я ничем помочь не могу. Ты знаешь,
я честный человек, и держусь, как подобает, в стороне и от чистой клики
господина Нана, и от грязной клики господина Мнадеса. Но мне сказали, что
поднимать вопрос об этом человеке значит услужить господину Мнадесу, а я
ни за что на свете бы не хотел, чтобы первому министру донесли, что я
услужил господину Мнадесу.
против пяти богов и семи бесов согласен помочь. Но я бы не хотел
становиться поперек дороги господину Нану.
лет. Это был человек скорее упитанный, нежели толстый, с необыкновенно
доброжелательными серыми глазами, большой охотник до кошек, мангуст,
молоденьких девиц и государственной казны.
Мнадес охотно делился с близкими людьми секретом своего возвышения.
меня послали с продовольственной помощью в провинцию. Нас было четверо,
чиновников, посланных с этим заданием. Мы договорились и завладели, я
думаю, не меньше чем половиною отпущенного этим бездельникам.
оформил незаконный дом, а после перепугался и раздал оставшееся нищим и
монахам. Третий все эти деньги сберег и внес их, как пай, в несколько
более или менее незаконных предприятий. Что же до меня, то я предпочел
раздать их частью местным чиновникам, частью же послать в столицу. Когда
недостача раскрылась, моих товарищей арестовали, и больше ничего