него сейчас олицетворял вот этот стоящий напротив ремесленник, тупо
моргающий бесцветными ресницами; человек, пришедший за его, Амфитриона,
сыном.
кто это, не было. - В жертву Ификла, убийцу безгрешного Лина, Орфеева
брата! Должно воздвигнуть Алкиду алтарь - и на нем нечестивца обречь на
заклание медью двуострой, как жертву Алкиду-герою, Зевесову детищу!
Жертву!..
творилось там, вынуждая обернуться, разобраться, выяснить - но
оборачиваться было нельзя, потому что любое неосторожное движение могло
быть истолковано капризной судьбой, как слабость, неуверенность, как
возможное согласие; если что-то еще и держало толпу - так это
сорокапятилетний человек у ворот, седеющий мужчина с бронзовым взглядом,
которого уже мало кто помнил, как Амфитриона-Изгнанника, или как лавагета
Амфитриона, сокрушившего тафийских пиратов. Десять с лишним лет спокойной,
ничем не выдающейся жизни - вполне достаточный срок для забвения; для
большинства он был просто мужем Алкмены, родившей Зевсу будущего героя.
колебаться или принимать решения; но каждое выигранное мгновение - это миг
жизни живых.
поверх головы Амфитриона, как если бы на заборе объявился Гермес-Килленец
в своих крылатых сандалиях.
дают... которого ж на алтарь-то?
нельзя... нельзя!"
увесистый предмет шлепнулся рядом, тупым и жестким краем больно зацепив
лодыжку.
не сразу понял, что это - рукоять меча.
тяжесть заставила руку согнуться и выдвинуться вперед.
глазах его появилось озадаченное выражение человека, сообразившего, что
именно в его живот меч войдет первым, и не знающего, что теперь делать:
бежать или нападать?
чтобы краем щита прикрыть Алкида, норовящего сунуться вперед.
Тоже мне - дверь называется! Мы потом починим...
ударился об забор. Женский вопль: "Что вы делаете?! Мы ж не знаем -
который..." задавленно смолк, утонул в агрессивном гуле, вспугнутой птицей
взмыл над толпой тот самый знакомый визг: "Бейте! Бейте, фиванцы! Зевс
различит - который..."; второй камень грозно прозвенел о бронзовую бляху
щита, упав к ногам Алкида. Толпа пришла в движение: многие женщины,
старики и просто трусы старались протиснуться куда-нибудь подальше от
эпицентра событий, не желая из зрителей превращаться в участников
возможного побоища; наиболее рьяные кричали и размахивали кто чем, но
вперед пока не лезли - ждали первой крови.
замахнулся для броска.
богов только о том, чтобы сыновья не двигались с места, чтобы глупая и
пылкая юность не бросила их на старое щербатое копье; руку с мечом он
отставил далеко вправо, пытаясь преградить дорогу Ификлу - и шальная,
нелепая мысль молнией сверкнула на самой окраине сознания, мысль о том,
что за такую отставленную руку Кастор устроил бы нерадивому ученику...
древко стрелы чуть ли не взъерошило ему волосы - и до середины вошла в
выпученный глаз ремесленника, выставив из основания черепа хищное узкое
жало.
боком, и Амфитриону была хорошо видна эта длинная стрела, наискось
перечеркнувшая голову.
любителей жертв, заставив того вскрикнуть и выронить нож; остальные тут же
наладились бежать, и третья стрела с хрустом воткнулась в чью-то ягодицу,
вызвав истошный вопль пострадавшего и бурю смеха у близнецов.
сопровождении басистого рева, - в отличие от Кастора, Автолик не любил, да
и не умел осмысленно кричать в преддверии свалки - и стоявшие в том конце
улицы фиванцы шарахнулись прочь, не разбирая дороги...
улицы.
детьми.
Диоскур довольно ухмыляющегося Автолика. - Я ж тебе говорил, а ты уперся,
как осел...
полном вооружении и приподнимая его над землей. - Только куда б они тогда
бежали, дурья твоя башка, если б мы с обеих сторон зашли, а Ифит на крыше
с двумя колчанами обосновался? Куда, я тебя спрашиваю?!
кровожадный Кастор. - Вечно ты меня не слушаешься...
молчал.
во избежание повторения, как объясняли молодые десятники, ссылаясь на
приказ басилея и шепотом рассказывая друг другу невероятные байки об
Амфитрионовом прошлом.
панцирях, забредали во двор и приставали к рабыням; в целом они вели себя
пристойно, но назойливо - и Амфитрион, никогда не отличавшийся
терпимостью, был рад, когда в происходящее вмешался Гундосый, который так
никуда и не ушел. Телем - разом помолодевший, сияющий, всюду успевающий -
тут же принял на себя командование, невзирая на робкий протест десятников,
и, помянув старые добрые времена, взялся за дело. Солдаты сбились в кучу
неподалеку от ворот, некоторое время из самой гущи неразборчиво доносился
голос Гундосого, после чего солдаты вприпрыжку разбежались по прежним
местам, но с этого момента их стало не видно и не слышно, словно Телем
выдал каждому по шлему-невидимке Владыки Аида.
ответственности десятники шепотом повторяли приказ Гундосого ни с кем в
разговоры не вступать, грозно косясь на собак и дуреющих от жары птиц,
явно желающих вступить в разговор - чего допускать нельзя было ни в коем
случае.
супругой - не как басилей, практически без сопровождения, а якобы
по-семейному, чем немало встревожил и без того задерганную Алкмену.
невниманием женщины (в основном Навсикая, потому что Алкмене было не до
обид) прошли в гинекей, где Навсикая занялась выспрашиванием подробностей
и пересказом свежих сплетен.
непроницаемым лицом удалился, чуть не забыв свою жену - задумался, должно
быть.
мегароном, где, опершись о балюстраду, стояли Амфитрион и только что
подошедшая Алкмена.
отошел подальше.
Со счастливым исходом.