Чтение 40–й страницы книги ~Путь меча~

руки, наклоняясь в разные стороны, передвигаясь то боком, то вприпрыжку -
короче, привыкая к новому ощущению тела, заключенного в доспех.

Затем я упал. Полежал. Встал. Снова упал. Перекатился на левый бок...
на правый... показал язык любопытным звездам и вскочил.

Неплохо, если для начала. Падаю шумно, но вполне прилично.

Я высоко подпрыгнул, приземлившись на колени, кувырком ушел вперед,
застывая в позиции низкого выпада - и обнаружил обнаженного Единорога у
себя в правой руке.

Мы ничего не сказали друг другу. Что значат слова для тех, кто
способен слиться воедино теснее объятий влюбленных, ближе матери и ребенка
в ее чреве, неразрывнее двух смертельных врагов, сцепившихся в решающей
схватке?! Язык Единорога - язык Блистающих - был ближе к тому, что
переполняло нас обоих, но и он не годился для выражения очищенных от
рассудочной шелухи чувств и слившихся в единый порыв движений.

Вот мы и не говорили.

Мы двигались. Словом можно обмануть, и я не хочу никого обманывать,
описывая это словами; движением обмануть нельзя. Настоящий удар не бывает
неискренним.

...Я не думал о том, что делаю. Сознание мое было свободно, и я
почему-то вспомнил сперва своего отца, Янга Анкора, а потом и деда Лю. В
роду Анкоров существовало две главные родовые ветви - Анкоры Вэйские и
Анкор-Куны, южане и северяне, но за столетия смешанных браков эти ветви
срослись почти намертво. Мой дед Лю - как и я - по внешнему виду был
чистым южанином: невысокий, стройный, жилистый, с буйным, но отходчивым
характером и способностью моментально вспыхивать по любому поводу и без
повода. В его старшем сыне и моем отце, спокойном и неторопливом Янге,
волею судеб повторились в основном северные черты: мощное телосложение и
уравновешенный нрав, ленивая грация крупного зверя и умение незаметно
избегать любых столкновений. Впрочем, отец в последние годы жизни с
Единорогом в руках выигрывал у деда, вооруженного Большим Да, одну Беседу
из двух.

Это было немало. Это было даже очень много. Могучий Янг с легким
Единорогом и маленький Лю с огромным Да-дао. На их Беседы сходился
посмотреть чуть ли не весь Кабир.

Мой отец погиб, когда мне было семнадцать лет. Погиб нелепо,
по-глупому: взбесившаяся лошадь понесла по краю обрыва, случайная осыпь
и... и все. Дед пережил его на восемь лет и тихо умер в своей постели пять
лет тому назад. Но к Единорогу дедушка Лю с тех пор ни разу не прикасался,
отдав его в мое безраздельное пользование (до того я брал Единорога лишь
во время обучения - вернее, мне его давали - а так я носил точно такой же
прямой меч Дан Гьен, только чуть-чуть худшей проковки.)

Дед забрал мой первый меч себе, отдав Большого Да своему племяннику,
который прошлым летом уехал с ним в Мэйлань - и будь проклята черная
лихорадка, что за неделю свела в могилу нестареющего Лю Анкора!

В нашей семье бытовало одно предание - о том, как наш божественный
предок Хэн в великую засуху спас первую виноградную лозу бога виноделия
Юя, и в благодарность получил от божества бочонок вина и дар "пьяного
меча". Каким образом Хэн спасал эту лозу и чем он ее поливал и удобрял -
об этом Анкоры предпочитали не рассказывать посторонним во избежание
кривотолков. Но дальше в предании говорилось, что предок Хэн, не очень-то
доверяя лукавому богу, сперва отхлебнул из бочонка один-два глотка и сразу
после этого взял в руки "пьяный меч". Но погода стояла жаркая, и
вспотевший Хэн вскоре выпил целую пиалу, потом перелил часть бочонка в
жбан и осушил его единым глотком (ох, здоровы пить были предки!), а вскоре
и в самом бочонке показалось дно.

С тех пор и делятся мастера "пьяного меча" на "пьяниц одного глотка",
"пьяниц с пиалой", "пьяниц со жбаном" и "пьяниц с бочонком".

Мой дед Лю был большим мастером "бочонка" - и когда он метался по
турнирной площадке с "мертвецки пьяным" мечом в руке, успевая упасть лицом
вперед - плашмя! - и мгновенно перейти к "Фениксу, взмывающему в грозовое
небо", то на это стоило посмотреть.

Но и не меньше стоило посмотреть на его сына Янга, чей "Феникс" был
вдвое тяжеловеснее, и, прежде чем взмыть в "грозовое небо" сперва
"расправлял крылья", затем "бил клювом на четыре стороны света" и лишь
после...

Собственно, взмывать зачастую уже не приходилось, поскольку у
со-Беседников, попавших под клюв могучего феникса Янга, возникали большие
неприятности.

Вот такие-то дела... Просто-напросто сыну и внуку Чэну Анкору,
надевшему доспех аль-Мутанабби, пришлось стать меньше похожим на своего
деда и больше - на отца. Ладно, запомним - в доспехе мне больше жбана не
выпить.

Ну и не больно-то хотелось... я ж не божественный предок Хэн, мне
лозу не поливать.

...Мы замерли, и некоторое время я стоял, не двигаясь, и
прислушиваясь к самому себе. Дыхание сбилось лишь самую малость и почти
сразу же восстановилось, тяжести доспеха не ощущалось вовсе, словно он
стал второй кожей и прирос к телу; само тело от ног до кончика клинка
Единорога было легким и послушным.

- Ну? - бросил я в сторону мрака по имени Кос. - Как?

- Ничего, - ответила темнота. - Вполне.

В устах ан-Таньи - тем более нового, независимого ан-Таньи - это было
невероятной похвалой. Впрочем, я мог и не интересоваться его мнением. Я и
сам знал, что - вполне.

Мы знали. Я-Единорог.

Наступала очередь Дзюттэ. Я аккуратно и бережно опустил возбужденного
Дан Гьена в ножны и вынул из-за пояса подозрительно тихого шута.

И вновь стал ходить по двору кругами, помахивая Дзюттэ в воздухе,
привыкая к его балансу и рельефу рукояти. Правую, железную руку я
намеренно держал подальше от Единорога - мне хотелось поближе
познакомиться с шутом-Блистающим без посредничества моего меча.

Работая Единорогом, я обычно держал пальцы левой руки собранными в
незамкнутое кольцо, то есть сжимая воображаемую пиалу, или смыкал прямые
указательный и безымянный, собрав остальные пальцы к центру ладони -
отчего ладонь начинала походить на своеобразный меч.

Так, держа Дзю в левой, я смогу одновременно "взять пиалу"... это
хорошо. Это привычно. Хотя теперь уже и не очень-то нужно. Поехали
дальше... баланс, вроде, пойман... интересное дело - Обломок в два с
лишним раза короче Единорога, а весит, почитай, столько же! Колоть им
бессмысленно - он тупой; рубить тоже глупо - разве что по голове
кому-нибудь попадешь...

Что ж это выходит, шут? Оказывается, ты для нападения совсем-совсем
неприспособленный?! И переучивай тебя или не переучивай - ты все равно для
убийства не шибко годен? Все Блистающие могут в принципе переучиться и
убивать людей, да не хотят, - а ты даже если и захочешь, то все равно не
сможешь!

Вот и Друдл, пусть и с Детским Учителем в руке - хотел, да не смог...
а вот их обоих - и захотели, и смогли!

Так, не будем погонять коня ненависти... не ко времени. Как же тебя
перехватывать, Обломок ты этакий, чтоб ты из прямого хвата в обратный лег?
А если...

И тут я отчетливо почувствовал, как Дзюттэ дрогнул в моей руке,
пытаясь помочь, подтолкнуть, подсказать...

- Нет уж, погоди, - вслух сказал я, прекрасно понимая, что без помощи
Единорога Обломок меня не услышит, а услышав - не поймет. - Дай-ка я сам
сперва разберусь, что к чему... сам.

В общем, при определенной сноровке дело оказалось не очень сложным. Я
еще раз мысленно представил, как увесистый Обломок вращается вокруг моего
запястья, как после четверти круга я прихватываю большим пальцем его
гарду-лепесток, удобная у тебя гарда, шут, зря над ней Кабир смеялся,
дураки они все! - и к концу оборота Дзю уже...

- Ну, теперь давай, шут! - выкрикнул я.

...и через мгновение лихо крутанувшийся Дзю уже лежал вдоль моего
предплечья, лязгнув о металл поручня... или наруча, или как там этот
железный нарукавник называется.

- Молодец, - прошептал я, имея в виду то ли себя, то ли Обломка, то
ли нас обоих вместе.

Продолжая крутить Дзюттэ, то и дело меняя хват, я прикидывал, как
можно на Обломка - вернее, на руку, защищенную им, - ловить чужой клинок.
Получалось, что ловить можно по-всякому и довольно неплохо. На такой
толстый брусок (прости, Дзю!) и Гвениля поймать не страшно, если вовремя
спружинить.

Главное - чуть проскальзывать во время столкновения, и тогда бьющий
клинок вполне способен застрять между Дзю и лепестком его гарды. А там -
резкий рывок с поворотом, и Блистающий вылетает из рук, его держащих,
или...

Или одним Блистающим в мире становится меньше. Был бы жив Шото, он бы
со мной согласился.

...Я поймал себя на том, что понятия мои и Единорога так тесно
переплелись в моей голове, что я сам путаю их и не замечаю этого. Говорю
"Гвениль", а представляю себе Фальгрима, и Беловолосый настолько сливается
в моем мозгу со своим двуручным эспадоном, что мне, в общем-то, уже все
равно - как называть получившееся двойное существо.

Опять же Кос с его Заррахидом... наши отставные дворецкие. И не
только они...

Я отругал себя за посторонние мысли - думать о чем угодно я могу
позволить себе только с Единорогом, да и то не всегда - и продолжил
изучать Дзюттэ. Нет, не изучать - знакомиться; и не я с ним, а мы друг с