терства светского общества и лишенных его предрассудков, хотя в этих лю-
дях силен дух семейных традиций и даже в свободные союзы они вносят бур-
жуазные добродетели. Но Аннета до сих пор мало встречалась с женами ар-
тистов. Ей, при ее сдержанности и здравом, уравновешенном уме, чужда бы-
ла всякая богема и не очень нравились манеры и разговоры этих дам, хотя
она и отдавала должное их неоспоримым достоинствам: мужеству, чистосер-
дечию, жизненной закалке. А в обыденной жизни, надо прямо сказать, бли-
зость между людьми зиждется не столько на уважении, сколько на одинако-
вых склонностях и привычках. Притом Рауль Ривьер давно растерял своих
прежних приятелей. Как только успех открыл ему доступ в мир богатства и
почестей, этот человек с ненасытными аппетитами порвал с baud aurea
mediocritas [38]. Он был умен и потому общество людей труда ценил выше,
чем общество парижских салонов и клубов, о котором в тесном кругу отзы-
вался с жестокой иронией. Тем не менее он обосновался именно в этом
светском обществе, ибо здесь находил более обильный подножный корм. Он
все же ухитрялся делать тайные вылазки в другое, весьма смешанное, об-
щество, где удовлетворял свою страсть к удовольствиям и потребность в
неограниченной свободе, которая была ему нужна, так как он вел двойное,
а то и тройное существование. Об этом мало кто знал, дочери же была из-
вестна только его светская и деловая жизнь.
благовоспитанных представителей крупной буржуазии, которая, как новый
господствующий класс, ценой больших усилий создала себе, в конце концов,
какое-то слабое подобие традиций и вместе с другими атрибутами власти
купила и просвещенность. Но просвещенность эта напоминала свет лампы под
абажуром, и более всего буржуазия боялась, как бы не сместился или не
расширился освещенный кружок на столе, ибо малейшая перемена могла поко-
лебать ее уверенность в себе. Аннета же, инстинктивно стремившаяся к
свету, искала его, где могла, искала в своих университетских занятиях,
которые в ее среде считали оригинальничаньем. Однако свет, исходивший из
аудиторий и библиотек, был искусственно смягчен, - это были лучи не пря-
мые, а преломленные. Аннета обрела там смелость мысли, но смелость чисто
отвлеченную, которая даже у ее наиболее одаренных товарищей-студентов
уживалась с полнейшей практической беспомощностью и робостью при столк-
новении с реальной действительностью. Была еще одна завеса, заслонявшая
от глаз Аннеты жизнь вне ее мирка: богатство. Вопреки воле Аннеты этот
барьер отгораживал ее от великой человеческой общины. Аннета не сознава-
ла даже, до какой степени она отгорожена от мира. Такова оборотная сто-
рона богатства: это-загон для привилегированных, но все-таки загон, ок-
руженное забором пастбище.
давно предвидевшая такую возможность и думавшая о ней без всякого стра-
ха, уже не хотела выходить. Осуждать ее за это может только тот, кто не
прощает людям отсутствия логики. Человек, а женщина в особенности, сос-
тоит не из цельного куска, тем более в том переходном возрасте, когда к
мятежным порывам и жажде нового уже примешивается парализующая их кон-
сервативная сила привычек. Одним взмахом не освободишься от предрассуд-
ков своей среды и крепко укоренившихся потребностей. На это не способны
даже самые вольнолюбивые души. Человека одолевают сожаления, сомнения,
ничем не хочется жертвовать, все хочется сохранить. Честная Аннета не
хотела лгать, она искренне жаждала любви и свободы, и все-таки ей жаль
было лишиться преимуществ прежней жизни. Она готова была порвать со сво-
ей социальной средой, но не могла стерпеть того, что общество само ее
изгоняло. Она не мирилась с положением отверженной. Ее молодая гордость,
которую жизнь не успела еще сломить, вставала на дыбы при мысли, что на-
до искать прибежища в другой среде, хотя и более достойной, но менее
привилегированной и блестящей. Это в глазах светского общества значило
признать себя побежденной. Ей казалось, что легче остаться одинокой, чем
быть деклассированной.
ний. В борьбе между защитниками классовых условностей и бунтовщиком,
дерзко восставшим против них, весь класс объединяется против неосторож-
ного, выбрасывает его за борт, принуждает бежать и подстерегает каждый
его неверный шаг, стараясь этим оправдать его изгнание.
из ее творений проявит признаки слабости и окажется беззащитной и дос-
тупной добычей, пауки тотчас опутают его паутиной. И в этом нет ничего
противоестественного, никакого тайного коварства! Таков закон природы. В
ее царстве никогда не прекращается охота. И каждый в свой черед бывает
либо охотником, либо дичью... Аннета теперь была дичью.
ностью. К Аннете пришел в гости ее приятель. Марсель Франк.
гулку. Аннета, немного утомленная, отдыхала у себя в комнате. Она никого
не хотела видеть, но когда ей подали визитную карточку Марселя, она об-
радовалась и приняла его. Она была ему благодарна за то, что он поддер-
жал ее в гостиной Люсиль. Правда, поддержал осторожно, не компрометируя
себя, но Аннета большего и не требовала.
ке, в утреннем пеньюаре. С тех пор как она стала матерью, она утратила
ту любовь к порядку, ту подтянутость и требовательность к своему туале-
ту, над которой всегда подтрунивала Сильвия. Марсель ничуть не жалел об
этом. Он находил, что Аннета похорошела: свежая, приятная полнота, неж-
ная томность, влажный блеск подобревших от счастья глаз. Аннета болтала
с ним охотно и непринужденно, - ее радовало, что она вновь обрела прони-
цательного друга, которому когда-то поверяла все свои сомнения; ей нра-
вились в Марселе его деликатность и живой ум, она чувствовала к нему до-
верие. Франк, как всегда, понимал ее с полуслова, говорил с ней сердеч-
но, но Аннета с самого начала почуяла в его обращении поразивший ее но-
вый оттенок фамильярности.
неты в Бургундию, к Бриссо, и Аннета признала, что Марсель верно предс-
казал тогда ее будущее. Она имела в виду только несостоявшийся брак с
Рожэ, но вдруг покраснела при мысли, что Марсель может понять ее иначе и
в душе посмеется над ней. А Марсель сказал лукаво:
шучивать над тем оборотом, какой приняла вся эта история. Аннета испыты-
вала чувство неловкости, но старалась скрыть его под маской иронии.
ображаем, будто женщинам нужно учиться у нас нашей хваленой мудрости. Мы
попадаемся на их удочку, когда они вкрадчивым голоском, глядя на нас ши-
роко открытыми милыми глазками, робко спрашивают, что им делать. Они са-
ми это отлично знают и просто потакают нашей мании: мы ведь очень любим
поучать. А между тем не мы женщинам, а они нам могли бы давать уроки!
Когда я предсказывал, что Бриссо не удастся поймать вас в свои сети, я
никак не думал, что вы выпутаетесь из этих сетей таким блестящим обра-
зом. Это я называю настоящей смелостью. Браво! Ну еще бы уж если вы на
что-нибудь решились... Хвалю, хвалю за бесстрашие!
свое право поступать так, как поступила. Еще недавно в гостиной Люсиль
она готова была отстаивать это право перед целым светом. А теперь ее ко-
робили похвалы Марселя и его новый тон! Это оскорбляло ее целомудрие и
чувство собственного достоинства. Она сказала:
го, что произошло. У меня и в мыслях этого не было...
равила себя:
хотела, а потому, что боялась этого. И одно мне до сих пор непонятно:
как я могла пойти навстречу тому, чего боялась, чего вовсе не хотела?
всегда притягивает нас. Когда боишься чего-нибудь, это еще вовсе не зна-
чит, что в глубине души ты этого не желаешь. Но осмелиться на то, что
тебя страшит, способен далеко не всякий. А вы осмелились. Вы не побоя-
лись совершить ошибку. Жизнь нельзя прожить, не делая ошибок. Ведь оши-
баться - значит познавать. А познавать необходимо... Но мне все же дума-
ется, дорогая моя, что, проявив такую смелость, вы должны были принять
некоторые предосторожности. Ваш партнер очень виноват в том, что взвалил
на вас такую обузу.
сказал:
уже прошлое. А о прошлом никогда нельзя знать наверное, было оно или
нет. Его перестаешь понимать. Это печально...
сказала Аннета. - А вот мой сын - это настоящее, и это на всю жизнь.
свою очередь, станете прошлым.
дут топтать его маленькие ножки.
сказала: