честь покойного князя, вышел на гульбище, глянул в заречье. В редеющих
сумерках по Коломенской дороге тянулось конное и пешее войско - шла
коломенская помочь. Перегнувшись через перила, Данила крикнул стремянного
и велел подавать коня.
задержали. Ругаясь, он поднял было плеть, но переломил себя - еще не
хватало драться с княжьими кметями! Решив все-таки не будить родителя,
круто поворотил к терему Юрия. Балуют тамо! Враг у ворот!
воротами, саблю пришлось отдать придворному холопу. После ряда задержек
его все же допустили на сени. Князь Юрий сидел с дружиною и был порядком
хмелен. По мятым, осоловелым лицам видать было, что пили и не ложились всю
ночь.
рыжие кудри, недобро глядючи, вымолвил:
пирующих. Данило залился горячим темным румянцем, дивно похорошев, свел
брови, рука рванулась к поясу, где только что была сабля. За столом
усмехнулись:
взором сына тысяцкого и старшего брата и, верно, не то услышав что, не то
догадав, махнул Даниле: - Пожди тамо!
Юрий, оборотив к брату упорный яростный взор. - Ни от кого иного, как от
Сашки с Борисом!
плечами, возразил Иван и, в свой черед, оглядел застолье. - Тверичи в
Волоке Ламском, а нынешней ночью Клязьму перешли! - сказал он негромко и
просительно отнесся к брату: - Выйди на мал час!
настороженными взглядами дружины и враждебно-пронзительным зраком Петра
Босоволка братья вышли из покоя.
еще до ворога!
Ивана, фыркнул:
связанного, поволокут во тверской стан?
и пусть Всевышний поразит меня, ежели лгу! Но не дай порушить отцово
добро! Молю тебя, брате! Хошь, на колени паду?!
советывал! - попросил Иван, поднимая на брата прежний свой, прозрачный и
словно бы не от мира сего, взор.
боярам не худо бы и от нас грамоту послать: одно на одно и выйдет.
себя забрали, дак тово... доход с их... пущай своих посольских шлет! С
Родионом сговорим опосле, удоволим его из обчего...
недоумевая, в честные светло-голубые его глаза и опять, как когда-то
прежде, издрогнув, подумал: не слишком ли опасно умен младший брат? Иван
Акинфич... про которого сам бы не подумал ни за что на свете, - сын
убитого врага! И, конечно, ежели кто может изменить Михаилу, то только он!
что горе-воеводы - враги у Москвы, а мы бражничаем!>).
Иван. - А Протасия не трогай. Добра не получишь, а худа не избудешь!
он тут же представил, как обозлит Босоволка братний совет оставить
тысяцкое за Протасием: то-то взвоет, пес!
черепом), крикнул слугу. Не ворочаясь в палату, велел готовить коня и тут
же наказал отпустить сына тысяцкого встречу коломенской рати. Он был уже
вновь деловит и весел, стремителен, готов скакать и объезжать полки на
ближних к Москве заставах.
заречные дали по-за Неглинкой, туда, где уже скоро должны были замаячить
конные тверские разъезды, пока на светлеющем окоеме не разлилось золото
утренней зари и жгучий расплавленный краешек солнца не вылез из-за
далекого леса, пробрызнув светлотою по маковицам и кровлям теремов. Тогда
Иван, прошептав что-то про себя, одними губами, начал спускаться по
ступеням, складывая в уме, как и что должно написать старшему сыну Акинфа
Великого, который сейчас, во главе победоносных ратей, близится к
Москве... Написать так, чтобы Иван Акинфич польстился на московские посулы
и не увидел в них чрезмерной слабости. Ибо у слабого попросту отбирают,
безо всяких с ним соглашений... И нужно к тому же, чтобы грамота успела к
Акинфичу в ближайшую ночь.
золотой хлеб. Пугливые крестьянские возы со снопами шарахались в рожь,
уступая дорогу конным ратям. Тускло горело на жаре покрытое пылью железо.
И, казалось, усатые, тяжело колеблемые ветром головы колосьев повторяют
ощетиненный копьями очерк конных дружин.
следуя мунгальскому навычаю загонных облав. Левое крыло, где воеводили
пришлые бояре - Иван Акинфич с Андреем Кобылой, перенимало переяславскую
дорогу и подходило к Москве с востока. Правое крыло, во главе с
Бороздиным, захватив Волок Ламской и отсекая Можайск, угрожало Рузе.
Михаил с главным полком шел через Дмитров прямо на Москву.
нынче погромили Кафу), через владимирского баскака была послана грамота, в
коей война объяснялась непокорством Юрия, его нечестностью в выплате
ордынского выхода и, главное, поддержкою им новгородской смуты, от чего
страдали и русская и ордынская торговля, а великий князь владимирский не
мог собрать нужного хану количества серебра. Даже и владимирский летописец
отмечал позже, что поход на Юрия был затеян Михаилом по причине <войны
новгородской>. Все это была святая правда, и одного лишь не повестил
Михаил хану, что поход на Москву был нужен прежде всего ему самому ради
укрепления единовластия на Руси, а твердая власть великого князя была
залогом грядущей независимости страны от всякой сторонней власти - прежде
всего от Орды и хана мунгальского. И о том, что в случае успеха он мыслит
заменить князя Юрия на московском столе Александром Даниловичем, тоже не
написал Тохте Михаил. А, значит, в самом дальнем и самом главном он
все-таки обманывал Тохту? И лепо ли было теперь говорить ему о дружбе с
ханом? Надеяться на заступу мунгальскую? Впрочем, татарской конницы в
помочь своим ратям Михаил у великого владимирского баскака не попросил. И
без конницы этой ему становилось трудно.
раскиданными на десятках поприщ полками. Все чаще московские разъезды
безнаказанно вклинивались в порядки тверских дружин и, натворив пополоху,
уходили на рысях, избегая ответных ударов тверичей.
земле, и казнью рязанского князя Василия Константиновича, снял заслонные
полки с южного рубежа, вывел коломенскую рать и всю эту силу стянул к
Москве. (В чем, впрочем, была заслуга не столько Юрия, сколь его
дальновидных воевод, и прежде всего Федора Бяконта с Протасием.)
приходилось посылать наперед крупные дружины из главного полка. Войска
зорили деревни, жгли усадьбы московских бояр и большие скирды княжеского
хлеба. Ленивый дым столбами клубился в пыльном мареве, увеличивая духоту.
в которых, сгибаясь долу, бабы продолжали серпами жать хлеб, меж тем как
мимо них змеисто текли и текли по дорогам и без дорог конные и пешие