Чтение 40–й страницы книги ~Маздак~

-- О, где Абба -- благословенный сын мой?..

Авраам молчал. Беспомощно упали большие руки мар Зутры, и густая, вкруг
всего лица, борода поникла, торчала нестрижеными клочьями...

Тревожная тишина стояла в пахнущем свежими вениками складе
товарищества. Розбех наложил неслыханный налог на все караваны -- речные,
морские и сухопутные, -- на выделку кожи, полотна, красок и бронзы. Говорили
там вчера о близившейся войне...

А сегодня утром стало известно, что бежал из Ктеси-фона со своими
людьми высокий иудейский экзиларх мар Зутра...

Абба все кричал. Врач Бурзой размешал что-то в чаше, поднес к его рту.
Тот пил, вздрагивая всем телом, и зеленоватая лекарственная вода стекала на
грудь. Потом он обхватил голову руками и затих...

Рыжий диперан Махой, которого все называли Лев-Разумник, явился вдруг в
новой одежде. Черная кожаная

167

куртка-каба была на нем, и все примолкли. Они уже действовали, люди в
черном, специально отобранные для борьбы со скверной, и возглавлял их
невидимый пайган-салар,

Лев-Разумник испытующе посмотрел на уснувшего Аббу, значительно
помолчал. Львом прозвали его когда-то за любовь к военной форме.
Расширяющиеся у бедер штаны были так подтянуты на нем, что тонкие ноги,
казалось, растут прямо из груди. Он все разводил кругленькие плечи и
прохаживался взад и вперед, резко выбрасывая с ногой половину задницы...

Кто-то спросил его о пайгансаларе -- "Охраняющем Правду в Эраншахре".
Лев-Разумник нахмурился, еще раз прошел из конца в конец комнату, вернулся,
остановился как раз посредине:

-- Вы, конечно, понимаете, что даже с близкими людьми я не могу
делиться чем-нибудь относящимся к службе. Лишь одно скажу: это большой
человек. "Меч Правды" называют его у нас! -- Взявшись за шнуровку куртки
Авраама, он приблизил к самому его лицу свои выкаченные глаза и принялся
объяснять смысл правды Маздака. В основе всего -- "Четыре": Различение
противоположностей, Память, Мудрость равновесия, Радость удовлетворения.
Затем следует "Семь" и "Двенадцать". -- Тут не может быть середины. --
Лев-Разумник отпустил шнуровку и два раза ударил ребром ладони о другую
ладонь.-- Мы их или они нас!..

Ночью, проезжая у царского канала, услышал Авраам сдавленный
человеческий крик. Он подъехал ближе, слез с коня. Тайяр темнел на стылой
воде у самого берега. Луна расползалась по небу, и в желтом тумане увидел
он, как волокут длинными крючьями для утаски-вания мертвых плачущего
человека. К черной дыре на тайяре подтащили его и столкнули вниз. Глухие
стенания, мужские и женские, доносились откуда-то из-под воды...

-- Эй, ты!..

Черный человек приблизил руку, и потайной факел ослепил Авраама. Кто-то
вывернул его куртку на груди, обнажил царский знак.

-- Ладно... Иди, диперан!..

Его толкнули в спину. Самоуверенное снисхождение

168

было в невидимом голосе. Уводя в поводу коня, Авраам споткнулся в
слепящей тьме. Хрипло рассмеялись сзади:

-- Смотри не попадись... диперан!..

И при свете дня видел он их, людей без имени, вырывающих скверну в
Эраншахре. На черных лошадях молча ехали они посреди улицы, одетые в черные
кабы, и железные крючья висели у седел. Сам пайгансалар был среди них --
маленький горбун с громадным безгубым ртом...

Солнце прорвало белый туман, обнажив долину. И сразу вспыхнуло оно
тысячекратно в глаза ромеям, хоть и встало за их спиной. Белым евфратским
песком для сияния были начищены персидские шлемы, щиты, наплечья, даже
колокольчики на сбруе. Только посредине -- там, где "Сердце Войны", --
темнел неподвижный прямоугольник. Пятьдесят кованых башен стояли впритык
друг к другу, и холодные капли тумана скатывались с брони на гладкие серые
туши. Щитками были сейчас прикрыты глаза боевых слонов. Прислужники обходили
их, скармливая намоченный в воде хлеб...

По "Аин-намаку" -- "Книге Уставов" -- построил войска Эраншахра воитель
Сиявуш. Конные азаты в бронзе составили ряды первой боевой линии.
Развернутыми колоннами стояли пешие латники. И слева все они были левши,
натягивающие лук левой рукой.

В "Сердце Войны" черной лавой застыли "бессмертные". Волчьи хвосты
свисали с башлыков, а у сотников на круглых шапках скалились мертвые волчьи
головы. Справа, за линией азатов и латников, скручивалась пружиной,
удерживая коней, единая масса кайсаков, съезжались отряды легкой армянской
конницы.

В золотом шлеме с тусклыми железными крыльями сидел на белом коне
Светлолицый Кавад. Стремя к стремени с царем царей находился Сиявуш, потому
что эранспахбедом -- главой войска и артештарансаларом -- главой сословия
был он одновременно, чего еще не случалось в Эраншахре. И был еще воитель
Сиявуш аде-ристденансаларом -- военным предводителем всех истинно верящих в
правду. Красная "Звезда Маздака" трепетала на пике рядом с кожаным фартуком
-- "Звез-

169

дои Ковы", и львы на бронзовых цепях били хвостами о землю по обе
стороны...

Стеной перегораживала долину боевая линия ромеев. Там не было слонов,
но стояли круглые передвижные башни, и тяжелая македонская конница закрывала
проходы между ними. Еще лучше мог поставить свое войско Сиявуш, если бы
занял холм на левом крыле. Но там текла вода, и нельзя было, по
"Аин-намаку", лишить врага воды в жаркий день, потому что придаст это ему
безумия и рваться будет к ней, опрокидывая все на пути...

Но совсем не по "Аин-намаку" начали бой персы. И не ждали они второй
половины дня, как указывала книга. Едва солнце оторвалось от кромки гор,
раздвинулись ряды азатов, и люди в красных одеждах -- кабах -- вышли вперед.

-- О Маздак... Маздак, о-о!

По плечи были обнажены у них руки, и только голые ножи держали они. С
тихим пением потекли красные струйки в сторону ромеев. Те не стреляли,
пораженные. И там, где достиг красный цвет ромейской стены, она вдруг стала
содрогаться, пробоины появились в ней.

Сиявуш сделал знак. Мерно и гулко забил главный барабан эранспахбеда,
установленный на белом слоне. Сотни барабанов прогремели в такт, низко и
страшно завыли карнаи. Медленно двинулось "Сердце Войны". Все больше обгоняя
его, заворачивая наискось к линии ромеев, устремилось вперед правое крыло.
Мелкая желтая пыль со стрелами неслась в глаза ромеям, потому что в их
сторону был ветер, как рекомендовалось по "Аин-намаку".

Ромеи отступали сплоченно, выставив пешие заслоны и оставляя капканы
для лошадей. Правое крыло их само двинулось на персов, изрыгая жидкий огонь.
И вдруг дрогнули ромеи...

Как из воска вылепленный стоял позади их армянский город Феодосиополь.
Все шестеро ворот его вдруг отворились, и такие же красные струйки потекли
от них в спину ромеям. Среди армян тоже были истинно верящие в правду. А
кроме того, царь царей Кавад, подтверждая учение Маздака, дал указ армянам о
свободе совести.

Главное это было для них. Такова судьба всех народов между двумя
вселенскими империями. Христом про-

170

тивились армяне персам. Но, чтобы вконец не раствориться в ромеях,
верили лишь в божью сущность Христа, отрицая человеческую. Ромеи силой
принуждали их к признанию сразу обеих сущностей...

Потом были стены Амиды, и опять деристденаны лезли на них, срываясь
вниз. Два месяца били в кованые ворота персидские тараны, и все же город
взяли ночью со стены. Все золото и пять тысяч мужчин -- мастеров по коже и
тканям -- забрал здесь Сиявуш в счет положенной оплаты от ромеев за охрану
перевалов.

Пока осаждали Амиду, хирский царь Нуман со своей конницей, посланный
Сиявушем, дошел до Эдессы. Восемнадцать с половиной тысяч мужчин привел он.
А молодой воитель Махбод Сурен, племянник бывшего вазирга Шапура, пошел с
войском на Теллу, которую ромеи называют Константиной. В четырнадцатом году
правления Кавада это было, в восемьсот тринадцатом году греков, в пятьсот
втором году христианской эры...

Каждый день войны записывал Авраам, ибо был ди-пераном -- хранителем
истории царства Эраншахр, где главным законом стала правда Маздака.

Бежали ромеи от персов, но, несмотря на желание многих, не пошел в
погоню воитель Сиявуш. Тоже по "Аин-намаку" это было, где сказано, что
нельзя доводить врага до отчаяния, ибо умножит оно его силы. И исконную
землю нельзя забирать у побежденных, потому что в потомках удесятерится воля
к возвращению ее и не будет никогда мира...

Отпущено было по домам пешее ополчение, и по всем дорогам от границы
шли люди с мешками за спинами, вели ослов и быков в поводу. Проходя через
Ниси-бин, развязывали они эти мешки, за полцены отдавая на базаре ковры,
сапоги, сандалии, женские хитоны, ромей-ские арфы. Большой пьяный перс
обменял крылатую богиню из родосской меди и большой бронзовый котел на
кувшин с вином. Авраам пригляделся к хозяйке лавки и узнал Пулу...

Они долго говорили, но, когда он по старой памяти взял ее за руку выше
локтя, она мягко высвободилась. Женой киликийского раба-отпущенника стала
Пула, и трое детей у них. Уже к следующему году расплатится она за себя с