А про того, с бороденкой-то, и поминать нечего! Небось задувает теперь
по всем по трем с денежками, динь- динь-динь, да посмеивается.
что она ему? оберет ее да и посадит где-нибудь под куст, на дороге - и
был таков, а она и сиди под кустом да нюхай цветочки!
Впрочем, чего ж ты так сердишься? Дивлюсь я на тебя, Степан, тебе-то че-
го?
может, ее же любя, говорю... Эх, прокисай все на свете! Ну зачем я прие-
хал сюда? ну зачем я сворачивал? мне-то какое дело? мне-то какое дело?
той, которую мы теперь догоняли, - о Татьяне Ивановне. Вот краткая ее
биография, собранная мною впоследствии по самым вернейшим источникам и
которая необходима для пояснения ее приключений. Бедный ребенок-сиротка,
выросший в чужом, негостеприимном доме, потом бедная девушка, потом бед-
ная дева и наконец бедная перезрелая дева, Татьяна Ивановна, во всю свою
бедную жизнь испила полную до краев чашу горя, сиротства, унижений, поп-
реков и вполне изведала всю горечь чужого хлеба. От природы характера
веселого, восприимчивого в высшей степени и легкомысленного, она вначале
кое-как еще переносила свою горькую участь и даже могла подчас и сме-
яться самым веселым, беззаботным смехом; но с годами судьба взяла нако-
нец свое. Мало-помалу Татьяна Ивановна стала желтеть и худеть, сделалась
раздражительна, болезненно-восприимчива и впала в самую неограниченную,
беспредельную мечтательность, часто прерываемую истерическими слезами,
судорожными рыданиями. Чем менее благ земных оставляла ей на долю
действительность, тем более она обольщала и утешала себя воображением.
Чем вернее, чем безвозвратнее гибли и, наконец, погибли совсем последние
существенные надежды ее, тем упоительнее становились ее мечты, никогда
не осуществимые. Богатства неслыханные, красота неувядаемая, женихи
изящные, богатые, знатные, все князья и генеральские дети, сохранившие
для нее свои сердца в девственной чистоте и умирающие у ног ее от бесп-
редельной любви, и наконец он - он, идеал красоты, совмещающий в себе
всевозможные совершенства, страстный и любящий, художник, поэт, гене-
ральский сын - все вместе или поочередно, все это начинало ей представ-
ляться не только во сне, но даже почти и наяву. Рассудок ее уже начинал
слабеть и не выдерживать приемов этого опиума таинственных, беспрерывных
мечтаний... И вдруг судьба подшутила над ней окончательно. В самой пос-
ледней степени унижения, среди самой грустной, подавляющей сердце
действительности, в компаньонках у одной старой, беззубой и брюзгливей-
шей барыни в мире, виноватая во всем, упрекаемая за каждый кусок хлеба,
за каждую тряпку изношенную, обиженная первым желающим, не защищенная
никем, измученная горемычным житьем своим и, про себя, утопающая в неге
самых безумных и распаленных фантазий, - она вдруг получила известие о
смерти одного своего дальнего родственника, у которого давно уже (о чем
она, по легкомыслию своему, никогда не справлялась) перемерли все его
близкие родные, человека странного, жившего затворником, где-то за три-
девять земель, в захолустье, одиноко, угрюмо, неслышно и занимавшегося
черепословием и ростовщичеством. И вот огромное богатство вдруг, как бы
чудом, упало с неба и рассыпалось золотой россыпью у ног Татьяны Иванов-
ны: она оказалась единственной законной наследницей умершего родственни-
ка. Сто тысяч рублей серебром досталось ей разом. Эта насмешка судьбы
доконала ее совершенно. Как же, в самом деле, и без того уже ослабевшему
рассудку не поверить мечтам, когда они в самом деле начинали сбываться?
И вот бедняжка окончательно распростилась с оставшейся у ней последней
капелькой здравого смысла. Замирая от счастья, она безвозвратно унеслась
в свой очаровательный мир невозможных фантазий и соблазнительных призра-
ков. Прочь все соображения, все сомнения, все преграды действительности,
все неизбежные и ясные, как дважды-два, законы ее! Тридцать пять лет и
мечта об ослепляющей красоте, осенний грустный холод и вся роскошь бес-
конечного блаженства любви, даже не споря между собою, ужились в ее су-
ществе. Мечты уже осуществились раз в жизни: отчего же и всему не
сбыться? отчего же и ему не явиться? Татьяна Ивановна не рассуждала, а
верила. Но в ожидании его, идеала - женихи и кавалеры разных орденов и
простые кавалеры, военные и статские, армейские и кавалергарды, вельможи
и просто поэты, бывшие в Париже и бывшие только в Москве, с бородками и
без бородок, с эспаньолками и без эспаньолок, испанцы и неиспанцы (но
преимущественно испанцы), начали представляться ей день и ночь в коли-
честве, ужасающем и возбуждавшем в наблюдателях серьезные опасения; ос-
тавался только шаг до желтого дома. Блестящею, упоенною любовью верени-
цей толпились около нее все эти прекрасные призраки. Наяву, в настоящей
жизни, дело шло тем же самым фантастическим порядком: на кого она ни
взглянет - тот и влюбился; кто бы ни прошел мимо - тот и испанец; кто
умер - непременно от любви к ней. Все это как нарочно подтверждалось в
ее глазах еще и тем, что за ней в самом деле начали бегать такие, напри-
мер, люди, как Обноскин, Мизинчиков и десятки других, с теми же целями.
Ей вдруг стали все угождать, стали баловать ее, стали ей льстить. Бедная
Татьяна Ивановна и подозревать не хотела, что все это из-за денег. Она
совершенно была уверена, что по чьему-то мановению все люди вдруг испра-
вились и стали, все до одного, веселые, милые, ласковые, добрые. Он не
являлся еще налицо; но хотя и сомнения не было в том, что он явится, те-
перешняя жизнь и без того была так недурна, так заманчива, так полна
всяких развлечений и угощений, что можно было и подождать. Татьяна Ива-
новна кушала конфеты, срывала цветы удовольствия, читала романы. Романы
еще более распаляли ее воображение и бросались обыкновенно на второй
странице. Она не выносила далее чтенья, увлекаемая в мечты самыми первы-
ми строчками, самым ничтожным намеком на любовь, иногда просто описанием
местности, комнаты, туалета. Беспрерывно привозились новые наряды, кру-
жева, шляпки, наколки, ленты, образчики, выкройки, узоры, конфекты, цве-
ты, собачонки. Три девушки в девичьей проводили целые дни за шитьем, а
барышня с утра до ночи, и даже ночью, примеряла свои лифы, оборки и вер-
телась перед зеркалом. Она даже как-то помолодела и похорошела после
наследства. До сих пор не знаю, каким образом она приходилась сродни по-
койному генералу Крахоткину. Я всегда был уверен, что это родство - вы-
думка генеральши, желавшей овладеть Татьяной Ивановной и во что бы ни
стало женить дядю на ее деньгах. Господин Бахчеев был прав, говоря о ку-
пидоне, доведшем Татьяну Ивановну до последней точки; а мысль дяди, пос-
ле известия о ее побеге с Обноскиным, бежать за ней и воротить ее, хоть
насильно, была самая рациональная. Бедняжка неспособна была жить без
опеки и тотчас же погибла бы, если б попалась к недобрым людям.
ленькая деревенька, верстах в трех от большой дороги и стоявшая в ка-
кой-то яме. Шесть или семь крестьянских изб, закоптелых, покривившихся
набок и едва прикрытых почерневшею соломою, как-то грустно и неприветли-
во смотрели на проезжего. Ни садика, ни кустика не было кругом на чет-
верть версты. Только одна старая ракита свесилась и дремала над зелено-
ватой лужей, называвшейся прудом. Такое новоселье, вероятно, не могло
произвесть отрадного впечатления на Татьяну Ивановну. Барская усадьба
состояла из нового, длинного и узкого сруба, с шестью окнами в ряд и
крытого на скорую руку соломой. Чиновник-помещик только что начинал хо-
зяйничать. Даже двор еще не был огорожен забором, и только с одной сто-
роны начинался новый плетень, с которого еще не успели осыпаться высох-
шие ореховые листья. У плетня стоял тарантас Обноскина. Мы упали на ви-
новатых как снег на голову. Из раскрытого окна слышались крики и плач.
сломя голову. В первой же комнате, на ситцевом, длинном "турецком" дива-
не, без спинки, восседала заплаканная Татьяна Ивановна. Увидев нас, она
взвизгнула и закрылась ручками. Возле нее стоял Обноскин, испуганный и
сконфуженный до жалости. Он до того потерялся, что бросился пожимать нам
руки, как будто обрадовавшись нашему приезду. Из-за приотворенной в дру-
гую комнату двери выглядывало чье-то дамское платье: кто-то подслушивал
и подглядывал в незаметную для нас щелочку. Хозяева не являлись: каза-
лось, их в доме не было; все куда-то попрятались.
господин Бахчеев, вваливаясь за нами в комнату.
Имеет право теперь говорить один только Егор Ильич, а мы здесь совершен-
но посторонние, - резко заметил Мизинчиков.
не замечая Обноскина, бросившегося к нему с рукопожатиями, подошел к
Татьяне Ивановне, все еще закрывавшейся ручками, и самым мягким голосом,
с самым непритворным участием сказал ей:
узнать о ваших намерениях. Угодно вам будет ехать с нами в Степанчиково?
Илюша именинник. Маменька вас ждет с нетерпением, а Сашурка с Настей уж,
верно, проплакали о вас целое утро ...
Херберт Фрэнк
Посняков Андрей
Сертаков Виталий
Суворов Виктор
Шилова Юлия
Роллинс Джеймс