бо у нас на борту, либо далеко в море на своих шлюпках. Когда расстояние
между двумя судами сократилось до полумили, третьим выстрелом пробило
еще одну дыру в нашем гроте. Но тут шхуна вошла в полосу тумана. Мы
вдруг погрузились в него, и он скрыл нас, окутав своей влажной, плотной
завесой.
ярких солнечных лучах, над нами было ясное небо, и далеко-далеко, до са-
мого горизонта, море шумело и катило свои волны, а за нами бешено гнался
корабль, изрыгая дым, пламя и чугунные ядра. И вдруг, в мгновение ока,
солнце точно загасили, небо исчезло, даже верхушки мачт пропали из виду,
и на глаза наши, словно их заволокло слезами, опустилась серая пелена.
Сырая мгла стояла вокруг нас, как стена дождя. Волосы, одежда - все пок-
рылось алмазными блестками. С намокших вант и снастей вода стекала на
палубу. Под гиками капельки воды висели длинными гирляндами, и когда
шхуна взмывала на гребень волны, ветер сдувал их и они летели нам в ли-
цо. Грудь моя стеснилась, мне было трудно дышать. Туман глушил звуки,
притуплял чувства, и сознание отказывалось признать, что где-то за этой
влажной серой стеной, надвинувшейся на нас со всех сторон, существует
другой мир. Весь мир, вся вселенная как бы замкнулись здесь, и границы
их так сузились, что невольно хотелось упереться в эти стены руками и
раздвинуть их. И то, что осталось там, за ними, казалось, было лишь
сном, вернее - воспоминанием сна.
мотрел на Мод Брустер и убедился, что она испытывает то же, что и я. По-
том я перевел взгляд на Волка Ларсена; но он ничем не проявлял своих
ощущений. Он все так же стоял у штурвала и, казалось, был всецело погло-
щен своей задачей. Я почувствовал, что он измеряет ход времени, отсчиты-
вает секунды, всякий раз как "Призрак" то стремительно взлетит на гре-
бень волны, то накренится от бортовой качки.
зив голос. - Прежде всего возьмите топселя на гитовы. Поставьте людей на
все шкоты. Но чтобы ни один блок не загремел и чтобы никто ни звука. По-
нимаете - ни звука!
веку, и "Призрак" почти бесшумно сделал поворот. Если где-нибудь и хлоп-
нул риф-штерт или скрипнул блок, звуки эти казались какими-то странными,
призрачными, и обступивший нас туман тотчас поглощал их.
"Призрак" снова летел вперед под ярким солнцем, и снова до самого гори-
зонта бурлили и пенились волны. Но океан был пуст. Разгневанная "Македо-
ния" нигде не бороздила больше его поверхности и не пятнала небо своим
черным дымом.
тумана. Его уловка была ясна. Он вошел в туман с наветренной стороны от
парохода и, когда "Македония" вслепую ринулась вослед, еще надеясь пой-
мать шхуну, сделал поворот, вышел из своего укрытия и теперь намеревался
войти в туман с подветренной стороны. Если бы ему это удалось, его брату
было бы так же трудно найти нас в тумане, как - по старой поговорке -
иголку в стоге сена.
топселя, мы опять нырнули в туман, и в этот миг я был готов поклясться,
что видел смутные очертания парохода, выходившего из полосы тумана с на-
ветренной стороны. Я быстро взглянул на Волка Ларсена. Он кивнул голо-
вой. Да, он тоже видел - это была "Македония". На ней, вероятно, разга-
дали наш маневр, но не успели нас перехитрить. Не было сомнений в том,
что мы ускользнули незамеченными.
придется вернуться за своими шлюпками. Поставьте кого-нибудь на руль,
мистер Ван-Вейден, - курс держать тот же, - и назначьте вахты: мы будем
идти под всеми парусами до утра.
хоть на минуту попасть на "Македонию" и послушать, как там чертыхается
мой братец!
ла, - нам следует оказать гостеприимство нашему пополнению. Выставите
охотникам вдоволь виски и пошлите несколько бутылочек на бак. Держу па-
ри, что завтра наши гости все до единого выйдут в море и будут охотиться
для Волка Ларсена не хуже, чем для Смерти Ларсена.
пообещал им по доллару с каждой шкуры, добытой новыми. Отчасти поэтому
они так и старались сегодня. О нет, они не дадут им сбежать! А теперь
вам не мешает наведаться в свой лазарет. Там, надо полагать, полным-пол-
но пациентов.
за дело сам. Пока я возился в матросском кубрике с новой партией ране-
ных, бутылки уже заходили по рукам. Мне, конечно, доводилось видеть, как
пьют виски, например, в клубах, где принято пить виски с содовой, но
чтобы пить так, как пили здесь, - этого я еще не видывал. Пили из кру-
жек, из мисок и прямо из бутылок; наливали до краев и осушали залпом;
одной такой порции было достаточно, чтобы захмелеть, но им все казалось
мало. Они пили и пили, и новые бутылки все прибывали в кубрик, и этому
не было конца.
ки. Один Луис воздерживался: раза два отхлебнул немного - и все; зато и
шумел и буянил он не меньше других. Это была настоящая сатурналия. Все
галдели, орали, обсуждали минувшее сражение, спорили. А потом вдруг,
размякнув, начинали брататься со своими недавними врагами. Победители и
побежденные икали друг у друга на плече и торжественно клялись в вечной
дружбе и уважении. Они оплакивали невзгоды, перенесенные ими в прошлом и
ожидавшие их в будущем в железных тисках Волка Ларсена, и, хором прокли-
ная его, рассказывали всякие ужасы о его жестокости.
ками, качающиеся переборки, вздымающийся пол, тусклый свет лампы, колеб-
лющиеся тени, то чудовищно вырастающие, то съеживающиеся, разгоряченные
лица, потерявшие человеческий облик... И над всем этим - дым, испарения
тел, запах йодоформа... Я наблюдал за Уфти-Уфти, - он держал в руках ко-
нец бинта и взирал на эту сцену своими красивыми, бархатистыми, как у
оленя, глазами, в которых играли отблески света от раскачивающейся лам-
пы. Я знал, что, несмотря на всю мягкость и даже женственность его лица
и фигуры, в нем дремлют грубые инстинкты дикаря. Мне бросилось в глаза
мальчишеское лицо Гаррисона, всегда такое доброе и открытое, теперь ис-
каженное яростью, похожее на дьявольскую маску; он рассказывал захвачен-
ным в плен матросам, на какой адский корабль они попали, и истошным го-
лосом обрушивал проклятия на голову Волка Ларсена.
цея в мужском облике. А они - стадо его свиней, замученные скоты, при-
давленные к земле, способные бунтовать только исподтишка да в пьяном ви-
де. "А я? Тоже один из его стада? - подумалось мне. - А Мод Брустер?
Нет!" Гнев закипел во мне, я скрипнул зубами и, забывшись, видимо, при-
чинил боль матросу, которому делал перевязку, так как он передернулся. А
Уфти-Уфти посмотрел на меня с любопытством. Я почувствовал внезапный
прилив сил. Любовь делала меня могучим гигантом. Я ничего не боялся. Моя
воля победит все препятствия - вопреки Волку Ларсену, вопреки тридцати
пяти годам, проведенным среди книг. Все будет хорошо. Я добьюсь этого.
И, воодушевленный сознанием своей силы, я повернулся спиной к этому раз-
бушевавшемуся аду и поднялся на палубу, где туман серыми призрачными те-
нями лежал во мраке, а воздух был чист, ароматен и тих.
гия, как и у матросов, - только здесь не проклинали Волка Ларсена, Очу-
тившись снова на палубе, я облегченно вздохнул и отправился на корму, в
кают-компанию. Ужин был готов; Волк Ларсен и Мод поджидали меня.
выпил ни капли вина. Он не мог себе этого позволить, ведь, кроме меня и
Луиса, ему ни на кого нельзя было положиться, а Луис к тому же стоял у
штурвала. Мы шли в тумане наудачу, без сигнальщика, без огней. Меня
очень удивило сперва, что Волк Ларсен разрешил матросам и охотникам эту
пьяную оргию, но он, очевидно, хорошо знал их нрав и умел спаять дружбой
то, что началось с кровопролития.
действовала на него. Вчера вечером он своими рассуждениями довел себя до
хандры, и я каждый миг ждал очередной вспышки ярости. Но пока все шло
гладко, Ларсен был в великолепном настроении. Быть может, обычную реак-
цию предотвратило то, что он захватил так много охотников и шлюпок. Во
всяком случае, хандру как рукой сняло, и дьявол в нем не просыпался. Так
мне казалось тогда, но - увы! - как мало я его знал. Не в ту ли самую
минуту он уже замышлял самое черное свое дело!
жении духа. Приступы головной боли уже давно не мучили его, и глаза его
были ясны, как голубое небо. Жизнь мощным потоком бурлила в его жилах, и
от бронзового лица веяло цветущим здоровьем. В ожидании меня он занимал
Мод Брустер беседой. Темой этой беседы был соблазн, и из нескольких
слов, брошенных Ларсеном, я понял, что он признает истинным соблазном
лишь тот, перед которым человек не смог устоять и пал.