не истекло. Я скоро вернусь; отведу только Джеки в нижний тупик
расплатиться по старому счету.
за кончик усов Джеки и сорвал их.
остается на сладкое! Боже, у нас ведь столько дел, вы не можете...
упала в грязь.
когда тот наклонялся, чтобы поднять ее. - Во-первых, не можете же вы
идти в нижний тупик в одиночку! Все беглые Ошибки живут там, и...
тот захлебнулся, сел и откатился набок. Керрингтон обвел взглядом
остальных.
погнал ее дальше, вниз по склону - в темноту. Пламя факела трепетало на
сыром ветру и освещало только покрытые плесенью камни пола в паре футов
от них; стены и потолок терялись во тьме.
извозиться в грязи, а свет факелов у арки не доходил до них даже слабыми
отблесками. Наконец Керрингтон остановился, швырнул Джеки наземь, а сам
опустился рядом на колени и воткнул факел в забитую грязью щель между
камнями.
ласковой улыбкой.
локтем, но она сбила факел - тот, подпрыгивая, покатился вниз и вдруг с
шипением погас.
темноте. Он схватил ее за плечи и прижал коленом к камням. - Это хорошо
- люблю застенчивых.
секунд, дернулся и как-то странно, сдавленно охнул. Потом снова
пошевелился, слабо царапнув ногтями ее лицо, опрокинулся набок, и она
услышала странный булькающий звук - словно вода вытекает из опрокинутого
графина. В воздухе запахло нагретой медью, и она поняла, что это кровь
струится по камням.
плачем: шепот тоненьких голосов. - Вот жадная свинья, - взвизгнул один.
- Все расплескал!
встать, но что-то, похожее на руку с зажатым в ней живым лобстером,
дернуло ее обратно.
ниже - к самому нижнему берегу, - мы посадим тебя в ладью и пустим по
течению. Ты будешь нашим подношением змею Апопу.
нам с сестрой.
по ее лицу.
***
что он видит все это во сне, накурившись опиума. Правда, в очень ярком
сне. Необычно ярком.
удивлением обнаружил, что находится в темной комнате - без всякого
представления о том, как и когда попал сюда, - и когда он встал,
потянулся за часами и не нашел даже стола, зато поразился тому, как
темно в комнате, он вдруг понял, что находится вовсе не у себя в номере
в "Гудзоне", а пошарив вслепую по маленькой клетушке, убедился в том,
что он и не в доме Джона Моргана или Бейзила Монтегью, да и вообще ни в
одном из известных ему мест. В конце концов он нащупал дверь, открыл ее
и целую минуту стоял, слепо щурясь на освещенную факелами лестницу -
архитектуру которой определил как провинциальную романскую - и
прислушиваясь к отдаленным стенаниям и крикам.
ощущением пустоты в голове и теплая вялость в суставах убедили его в
том, что он снова принял слишком сильную дозу лауданума и теперь
галлюцинирует.
что приснившийся дом есть отражение собственного разума, показалось ему
не лишенным здравого смысла, и хотя не раз в своих снах он плутал по
нижним этажам рассудка, ему ни разу не доводилось спускаться еще ниже, -
в катакомбы. Жуткие звуки доносились снизу, так что, любопытствуя, что
за чудища обитают на самом дне его разума, он начал осторожно спускаться
по ступеням.
гордился тем, что оказался способен на столь изощренную фантазию. Мало
того, что выветренные камни представлялись ему с необычайной четкостью,
а шорох его шагов отдавался от стен и ступеней слабым эхом, но самый
воздух, поднимающийся снизу, казался промозглым, затхлым и пах плесенью,
водорослями и... да, конечно, зверинцем.
нижней площадке, его окружала абсолютная темнота, нарушаемая лишь слабым
мерцанием - должно быть, это светили факелы, расположенные за
несколькими поворотами коридора, а может, это были просто яркие пятна на
его сетчатке.
доносились рычание и стоны, но когда ему оставалось до клеток всего
несколько шагов, он застыл от громкого крика - столько в нем было боли и
безнадежности. А это что, удивился он, мои амбиции, стреноженные и
загубленные моей же леностью? Нет, вряд ли, куда вероятнее, это
воплощение моего долга - в первую очередь моего таланта, - оставленного
мною без внимания и заключенного в самые дальние, почти недосягаемые
уголки моего сознания.
клетки. Что-то тяжело шлепнулось иа пол, потом послышался звук, будто по
камням волокут что-то сырое, и Кольридж сообразил, что порывы ветра,
холодившие ему руки, - это чье-то прерывистое дыханий.
заперты здесь?
соседних клеток послышались одобрительные уханье и чириканье.
самому, - мои пороки, которые я сумел обуздать? Вот уж не думал, что у
меня их столько...
я так и не развил в себе из-за лени? Может, мое невнимание и небрежение
извратили вас так?
порока? Нет, друг мой, мне кажется, лучше уж оставить вас как есть. Ведь
не случайно же так крепки прутья этих клеток. - Он повернулся и собрался
уходить.
не может быть успешным решение, если исключен хотя бы один из факторов
проблемы - на этом уже обжигались пуритане. Хотя клетки эти - я убежден
- суть обозначение моей воли, моего контроля над вами. Я не могу не
принимать вас в расчет.
к последней клетке, в замке которой все еще висел оставленный
Керрингтоном ключ.
***
эту жуткую, освещенную факелами комнатку с полом, залитым жидкой грязью.
своего истерзанного, привязанного к столу тела - точнее, способен
погружаться в недра своего горячечного сознания настолько, что все
хирургические манипуляции Романелли воспринимались им как слабые щипки и
толчки; так плывущий в глубине почти не ощущает возмущения воды на
поверхности.
он отчетливо понял, что умирает. При том, что каждое из причиненных
Романелли увечий по отдельности не представляло смертельной опасности,
для того, чтоб хотя бы остаться живым, Эшблесу необходимо было попасть в
реанимацию 1983 года.
Лондон Джек
Корнев Павел
Сертаков Виталий
Маккарти Кормак
Никитин Юрий
Трубников Александр