Все лицо достопочтенного padre подергивалось точно под влиянием
электрического тока, а пальцы судорожно шевелились.
недоступным никаким влияниям и воздействиям. На губах француза играла
торжествующая усмешка.
огонь. Но, к счастью, он думал не об этом.
когда-нибудь встретимся еще раз. Я даже мечтал об этом... Ха-ха-ха! И мечта
эта была удивительно приятная, но действительность оказывается еще более
приятной. Ха-ха-ха!.. Не правда ли? А? Разве вы не находите? ¬ продолжал он,
хлеща нашего товарища бичом по лицу. ¬ Разве вы не находите?!
хохотом, казавшимся положительно неуместным при данных условиях.
почернело, губы побелели, глаза засверкали. Стиснув зубы, он с криком
бешенства ткнул Рауля в лицо носком сапога. На ушибленном месте показалась
кровь...
силою отчаяния я порвал связывавшие меня узы, отчего у меня образовались
глубокие рубцы на руках, одним прыжком очутился возле чудовищного падре и
схватил его за горло.
веревкою ногах, упал перед ним как пласт.
Да будет вам кланяться мне в землю!.. Дайте мне разглядеть вас получше...
Да, это капитан!.. А там, кажется, лейтенант? Верно!.. Ну, сеньоры, вы в
таких чинах, что неудобно убивать вас, как собак, и оставлять на добычу
волкам... Нет, нет! Этого мы не сделаем... Ха-ха-ха! Мы понимаем тонкое
обращение... А это кто такой? ¬ продолжал он, обернувшись к Чэйну. ¬ Soldado
raso-lrlandes, carajo! (Простой солдат, ирландец!) Кто заставил тебя
сражаться против твоей собственной религии, а? Подлый предатель!
очень добры!!
складками своей красной manga.
потому мы обязаны поступать с ними сообразно их положению, ¬ сказал Хараута.
значит?
тобою?
это, Лопес? А?
Пока, покойной ночи, Лопес!..
на своего мустанга и с быстротой вихря скрылся из глаз...
таинственном Lбалетеv, который нам предстояло изобразить в каком-то Орлином
Гнезде. Это было заметно по его обращению с нами.
лесную чащу. Там он положил каждого поодиночке между четырьмя деревьями,
составлявшими параллелограмм. Вытянув наши руки и ноги, он крепко привязал
их к деревьям. В этом виде мы напоминали растянутые для просушки шкуры.
Пошевельнуться было немыслимо. Вдобавок к каждому из нас приставили по
часовому. В таком положении мы и провели всю ночь.
часовые забавлялись тем, что садились на распростертые затекшие тела своих
пленников и, спокойно покуривая, издевались над нашими стонами.
появлявшейся вновь. Ветер шелестел листьями, и этот унылый шум казался нам
заупокойным пением. Несколько раз где-то вдали начинал выть степной волк. Я
знал, что это был Линкольн, но охотник не смел подойти к нам ближе и только
давал знать о своем присутствии.
лесом. Мы долго поднимались вверх по крутой тропинке, пока не очутились на
вершине скалы, над бездонной пропастью...
харочо, и мы теперь свободно могли рассмотреть их при свете дня. Впрочем,
они не выглядели красивее, чем накануне, когда их освещало пламя горевшего
ранчо.
начальнику. Очевидно, энергичный падре был тверд в своем слове. Лопес
ежеминутно осматривал нас, желая удостовериться, целы ли наши узы.
скалы показался Хараута. Его сопровождали человек пятьдесят харочо.
нам и соскакивая на землю. ¬ Хорошо ли провели ночь? Надеюсь, что Лопес
устроил вам прекрасные, удобные постели.
длинный путь. Так ведь, Лопес?
обратился он к нам.
продолжал сыпать вопросами и замечаниями, на которые неизменно следовали
односложные ответы Лопеса.
смерть, в этом не было никакого сомнения, но какая ¬ этого мы никак не могли
понять. Я думал, что достопочтенному падре угодно будет приказать столкнуть
нас в пропасть.
лассо...
Ставь их теперь на позицию, Лопес, только, смотри, по чинам! Начинай с
капитана...
операцией.
арьергарде при вашем шествии на тот свет. Ха-ха-ха! А хорошо они
прогуляются, не правда ли, Лопес, а?
услугам. Пожалуйста, не стесняйтесь, сеньоры! ¬ продолжал он. ¬ Я не раз
имел случай выслушивать исповеди, не так ли, Лопес?
взглядом, но таким выразительным, что он заменил целую речь.
которого был прикреплен к дереву.
на паркет, приготовленный для его танцевальных упражнений. Ха-ха-ха!
вниз. Странное дело! В другое время вид пропасти внушил бы мне, вероятно,
ужас, но в эту минуту я, доведенный испытанными мною мучениями почти до
полного отупения, глядел в нее совершенно спокойно.