Чтение 40–й страницы книги ~Затерянные в океане~

в этих пустых бочках заключены души грешников: они испытывают адские муки и
вторят шуму волн криками агонии.

Два матроса, один из которых был неизбежно обречен, стояли лицом к
лицу; остальные толпились около, образуя круг. Взоры всех были прикованы к
ним, но противники смотрели только друг на друга. Ожесточение, злоба,
ненависть сверкали во взглядах, которыми они обменивались; но еще ярче
светилась у них в глазах надежда увидеть врага мертвым.

Обоих воодушевляла мысль, что сама судьба избрала их среди всех
товарищей для столь необычного поединка. И они твердо верили в это.

Убеждение это было так сильно, что ни один из них и не помышлял
противиться приговору рока, смирившись с мыслью, что "так уж, видно, на роду
написано".

Однако они не были фаталистами, а больше верили в силу и ловкость, чем
в слепой случай.

Именно на это и рассчитывал ирландец, выступив с новым предложением.

-- Я так полагаю, -- сказал он, -- давай попытаем, кто из нас лучший.
-- Тянуть жребий -- штука нехитрая, тут шансы равны; может, выживет как раз
что ни на есть худший. Клянусь святым Патриком, это не по чести, так никуда
не годится! Пусть живет тот, кто достойнее. Правильно я говорю, ребята?

У ирландца нашлись сторонники, поддержавшие его. Предложение это, столь
для всех неожиданное, показалось вполне разумным: оно открывало новые
перспективы.

Перестав трепетать за свою жизнь, матросы могли теперь уже более
спокойно ждать исхода борьбы. Чувство справедливости еще не совсем угасло в
их сердцах. Вызов ирландца показался им делом чести. Многие склонны были
поддержать его и высказались в этом духе.

У Легро было больше приверженцев, но они молчали, выжидая, что ответит
противнику их вожак.

Все ждали, что Легро охотно примет вызов -- ведь ему так не повезло в
этой лотерее. К тому же он и раньше нередко торжествовал над своим
соперником.

Но Легро решительно отказался. Наоборот, он возложил все упования на
судьбу. Правда, внимательный наблюдатель по всему виду и поступкам француза
заподозрил бы, что Легро рассчитывает на какую-то хитрость. Но никто
особенно не следил за ним. Ни один человек не обратил внимания, что Легро
мимоходом пожал руку одному из своих сторонников. А если бы даже кто и
заметил, что из того? Попрощался с товарищем, ища у него сочувствия в момент
опасности, -- как же иначе истолковать этот жест?

Однако, если бы окружающие присмотрелись к этому прощальному
приветствию повнимательнее, им стало бы понятно то равнодушие к смерти,
которое с этого момента так явно выражалось в поведении Легро. Ясно было,
что сейчас между обоими матросами произошло нечто значительное.

После этого беглого рукопожатия Легро больше не колебался. Он сразу же
заявил, что ко всему готов и твердо намерен остаться при своем решении
тянуть жребий.

-- Черт побери! -- вскричал он в ответ на вызов ирландца. -- Может,
думаешь, ирландец, что я струсил? Проклятие! Никому и в голову не взбредет
такая небылица. Но я верю в свое счастье, хоть Фортуна подчас меня надувала,
да и сейчас строит каверзы не хуже прежнего! Впрочем, как будто и ты у нее
тоже не в фаворе, так что шансы равны. Ну что ж, давай попытаем еще раз!..
Черт возьми! Видно, в последний раз придется ей поиздеваться над кем-нибудь
из нас--это уж наверняка!..

Разумеется, О'Горман не имел права менять установленный порядок
лотереи; поэтому те, кто высказался против ее продолжения, оказались в
меньшинстве. Матросы шумно требовали, чтобы сама судьба решила -- который из
двух?

Легро все еще держал мешок с двумя пуговицами -- черной и красной.
Заспорили -- кому тянуть жребий. Вопрос был не в том, кто первый -- второго
все равно не будет, достаточно вынуть пуговицу одному. Если окажется красная
-- умрет он; если черная -- его противник.

Кто-то предложил, чтобы мешок взял человек посторонний и хорошенько
перетряхнул его.

Но Легро воспротивился. Если уж ему доверили присматривать за порядком,
он сам доведет дело до конца. Все видели, заявил он, много ли было пользы от
того положения, которое ему навязали. Нет, совсем наоборот! Ничего, кроме
неудачи, это ему не принесло. А уж если не повезло, всякий знает: такому
злосчастью, может, и конца не будет. Впрочем, ему безразлично--так или
иначе, все равно: тот, кто держит мешок, ничего хорошего не получит. Но раз
он взялся и провел всю эту лотерею на свою беду, теперь уж он ее ни за что
не бросит, пусть даже в награду за это поплатится жизнью.

Речь Легро имела успех.

Большинство высказались в его пользу, настаивая, чтобы он продолжал
держать мешок.

Решено было: выбор сделает ирландец, вынув предпоследнюю пуговицу.

О'Горман не протестовал против такого распорядка, да к тому и не было
серьезных оснований. Казалось, идет обычная игра -- орел или решка. "Если
орел -- я выиграл, если решка -- то проиграл". Но здесь эта формула
приобретала новый, жуткий смысл, более подходящий к данному случаю: "Если
орел -- я буду жить, если решка -- умру". Мысль эта мелькнула в мозгу у
Ларри О'Гормана, когда он, смело подойдя к мешку, опустил кулак в его темное
нутро и вынул... черную пуговицу!

Глава LXX. НЕОЖИДАННАЯ РАЗВЯЗКА

В мешке осталась красная. Удивительно, что она оказалась последней, но
такие странности случаются иногда. Жребий выпал на долю Легро. Лотерея
кончилась: француз проиграл свою жизнь.

Какой смысл имело теперь продолжать игру? Но, к удивлению зрителей, он
на это решился.

-- Черт! -- воскликнул он. -- Опять не повезло!.. Ну ладно! --
хладнокровно прибавил он, несколько удивив всех.--Дай-ка и я вытяну жребий.
Хоть погляжу на эту клятую штучку, что будет стоить мне жизни!

С этими словами он опустил правую руку в мешок, в то же время продолжая
придерживать его левой. Несколько секунд он что-то нащупывал там, внутри,
как будто не сразу нашел пуговицу. Роясь таким образом, он опустил
отверстие, которое зажимал левой рукой, и, ловко переместив пальцы,
придержал мешок у самого дна. Делалось это, видимо, для того, чтобы засунуть
пуговицу в угол и ухватить ее пальцами.

Несколько мгновений мешок висел у него на левой руке, пока сам он
силился поймать маленький роговой кружок. Наконец ему это удалось. Он вынул
правую руку, в которой что-то было крепко зажато, -- очевидно, страшная
эмблема смерти. Его спутники, охваченные любопытством, затаив дыхание,
столпились вокруг, ловя все движения Легро.

Еще мгновение держал он кулак сжатым, высоко подняв его, чтобы все
могли видеть. Затем стал медленно разжимать пальцы и показал раскрытую
ладонь. Там оказалась пуговица, вынутая из мешка, но, ко всеобщему
изумлению, не красная, а черная.

Только двое не разделяли общего удивления: то был сам Легро, хотя,
казалось, ему-то и следовало дивиться более всех остальных, и матрос,
который несколько минут назад встал рядом с ним и тайком передал ему что-то
из рук в руки.

Неожиданный конец лотереи вызвал страшное волнение.

Несколько человек схватили мешок, вырвав его из рук у Легро. Мешок
сразу же вывернули наизнанку -- и на доски плота упала красная пуговица.

Матросы пришли в ярость и громко кричали, что их обманули. Некоторые
строили догадки, каким образом негодяю удалось так сплутовать. Сообщник
Легро, горячо поддерживаемый им самим, утверждал, что никакого обмана и в
помине не было: произошла ошибка в счете пуговиц с самого начала, когда их
клали в мешок.

-- Вполне возможно, вполне возможно! -- убеждал матрос, помогший Легро
сжульничать. -- Просто положили одной пуговицей больше -- двадцать семь
вместо двадцати шести, вот и все. Что ж, раз мы все помогали считать, никто
и не виноват. Придется теперь снова тянуть. Только на этот раз смотрите
считайте поаккуратнее!..

Возражать никто не посмел -- все согласились. Но многие были убеждены,
что с ними сыграли скверную шутку, и даже догадывались, каким образом это
было подстроено.

Кто-нибудь из жеребьевщиков достал себе пуговицу, точно такую же, как
те в мешке; зажав ее в кулак, он опустил руку и тотчас же вынул.

Двадцать шесть матросов тянули жребий -- который же из них плут?

Многие подозревали в мошенничестве самого Легро. Бросалось в глаза его
странное поведение. Зачем он опустил в мешок сжатый кулак и вынул его, так и
не разжав пальцы? Уже одно это казалось довольно подозрительным; было
замечено и еще кое-что. Но потом матросы припомнили, что ведь и некоторые
другие вели себя точно так же. Итак, улик, чтобы вывести виновного на чистую
воду, не находилось. Поэтому ни у кого не было сил и охоты выдвинуть
обвинение с риском для себя.

Впрочем, такой человек нашелся. До сих пор он еще не высказывался --
ждал, пока пройдет какое-то время после того, как распорядитель вытянул
последний, всех разочаровавший жребий. Человек этот был Ларри О'Горман.

Пока остальные матросы выслушивали доводы сообщника Легро и один за
другим охотно соглашались, ирландец стоял в стороне, видимо, глубоко
погруженный в какие-то подсчеты.

Только под конец, когда все как будто пришли к соглашению вторично
тянуть жребий, он очнулся от задумчивости и, стремительно выступив на
середину, со всей решимостью крикнул:

-- Нет!.. Нет, ни за что! -- продолжал он. -- Никаких жребиев, мои
милые, покуда не разберемся хорошенько в этом маленьком дельце! Тут что-то
нечисто,--все с этим согласны. Да только как найти плута? Пожалуй, я скажу
вам, кто этот гнусный негодяй, у которого не хватило ни смелости, ни чести