оскорбление не задело вождя. Оцеола ничего не ответил; странная
улыбка промелькнула на его лице, не гневная и не презрительная.
Это была улыбка молчаливого, величественного пренебрежения,
взгляд, который порядочный человек бросает на негодяя, когда
тот оскорбляет его. Казалось, молодой вождь считает агента
недостойным ответа, а оскорбление слишком грубым (так оно в
действительности и было), чтобы возмущаться им. Такое же
впечатление было и у меня и у большинства присутствующих.
заставить его замолчать, или, по крайней мере, изменить
тактику. Но грубой душе чиновника было чуждо чувство
деликатности и справедливости, и, не обращая внимания на отпор,
данный ему Оцеолой, он продолжал еще более оскорбительным
тоном:
подписать?
кругу и воины, стоящие за ними, закричали:
полное право подписать!
Прыгун. -- Когда наступит время, -- добавил он с усмешкой, --
Оцеола сумеет доказать свои права. А сейчас он, может быть, и
не собирается этого делать.
оратору и подчеркивая каждое слово. -- Я имею право подписать,
и я подпишу!
неожиданным ответом. И белые и индейцы были одинаково изумлены;
все они задвигались, зашумели; недоуменные возгласы слились в
один сплошной гул.
своих политических убеждений. В голосе одних слышались радость
и ликование, в тоне других звучали горечь и гнев. Неужели это
сказал Оцеола? Не ослышались ли они? Неужели Восходящее Солнце
так быстро скроется за облаками? После всего того, что он
совершил, после всего того, что он обещал, -- неужели он
окажется изменником?!
противников переселения. В то же время партия изменников едва
могла скрыть свой восторг. Все знали, что подпись Оцеолы решает
дело, что отныне они обречены на переселение. Братьям Оматла
теперь нечего опасаться. Пусть теперь продолжают сопротивляться
враждебные белым воины, все те, кто поклялся не уходить. У них
больше нет вождя, который мог бы сплотить патриотов, как
Оцеола. После его отступничества дух сопротивления неизбежно
ослабеет, и дело патриотов можно считать безнадежно
проигранным.
-- все были ошеломлены. Оцеола, которого они облекли полным
доверием, смелый инициатор и вдохновитель сопротивления,
непримиримый враг всех тех, кто до сих пор ратовал за
переселение, истинный патриот, в которого все так верили, на
которого все возлагали надежды, -- теперь собирался уйти от
них, покинуть их в последнюю, решающую минуту, когда его
предательство окажется роковым для их общего дела!
патриотизм -- притворство!.. Его борьба, его сопротивление --
обман!.. Он подкуплен агентом, он все время действует по его
указке!.. Негодяй!.. Эта измена еще чернее измены Оматлы!
и сам не знал, что подумать об отступничестве Оцеолы. Он
объявил свое решение подписать договор -- что могло быть яснее?
свое слово и только ждал знака агента, для которого заявление
Оцеолы было, очевидно, столь же неожиданным, как и для всех
остальных. Любому, кто взглянул бы в этот момент на лицо
агента, сразу стало бы ясно, что он совершенно непричастен к
тому, что произошло. Он явно был так же ошеломлен заявлением
Оцеолы, как и все остальные, а может быть, даже еще больше. Он
так растерялся, что не сразу смог прийти в себя и обрести дар
речи. Наконец он промямлил:
вкрадчиво. Он рисовал себе радужную картину: Оцеола подпишет и,
таким образом, даст согласие на переселение. Дело, которое
поручено ему, Томпсону, правительством, будет выполнено с
блеском, и это значительно укрепит его положение в
дипломатических кругах. "Старый Хикори" будет доволен! А что
дальше? Дальше последует не скромное назначение во Флориду, к
жалкому племени индейцев, а дипломатическая миссия в
каком-нибудь крупном, цивилизованном государстве. Может
статься, он будет назначен послом -- например, в Испанию...
развеялись, как дым! Они рухнули так же внезапно, как возникли,
-- рухнули, как шаткие карточные домики.
для того, чтобы лучше разобрать слова. Он пробежал глазами
подписи, словно отыскивая чье-то имя.
Затем он выпрямился и, пристально взглянув на агента,
иронически спросил, все ли еще агент желает, чтобы он, Оцеола,
подписал договор.
высоко подняв его над головой, воткнул в пергамент с такой
силой, что лезвие глубоко вонзилось в дерево стола.
видишь, Оматла, я пронзил твое имя. Берегись, изменник!
Откажись от своих слов, или это лезвие так же пронзит и твое
сердце!
с места и весь дрожа от ярости. -- Хорошо! Я был готов к этой
наглости, к этому надругательству над законом. Генерал Клинч, я
обращаюсь к вам и вашим солдатам! Немедленно схватите его и
арестуйте!
шума, который поднялся кругом. Клинч быстро сказал несколько
слов стоящему рядом офицеру. Я видел, как полдюжины солдат
вышли из рядов, кинулись на Оцеолу и окружили его.
были опрокинуты на землю, и ружья выбиты у них из рук. Но
десяток дюжих парней вцепились в Оцеолу мертвой хваткой. Только
тогда молодой вождь прекратил отчаянное сопротивление. И,
уступив силе, он стоял суровый и неподвижный, как статуя,
отлитая из бронзы.
совершенно неоправданный акт насилия. Это был не суд, где судья
имел право арестовать виновного за неуважение к власти. Это был
совет, и даже оскорбительное поведение отдельного лица не могло
караться без согласия обеих сторон. Генерал Томпсон превысил
свои полномочия, он деспотически и незаконно воспользовался
своей властью.
возникло невероятное смятение. Воздух огласили громкие крики
солдат и женщин, плач и визг детей, боевой клич индейских
воинов -- все слилось в один общий гул. Никто не попытался
освободить Оцеолу -- это было невозможно при наличии стольких
солдат и стольких предателей. Но вожди-патриоты, поспешно
удаляясь, издали свой дикий клич: "Ио-хо-эхи!" -- призывный
военный клич семинолов, который предвещал расплату и месть.
Солдаты потащили Оцеолу в форт.
взор. -- Ты одержал победу, поступив вероломно. Но не думай,
что это конец! Ты можешь швырнуть Оцеолу в тюрьму, даже
повесить его, если хочешь, но не надейся, что его дух умрет!
Нет, он будет жить и взывать к мести! Его голос звучит уже
сейчас! Ты слышишь эти звуки? Знаешь ли ты боевой клич Красных
Палок? Запомни его получше! Не последний раз он звучит в твоих
ушах! Слушай его, тиран! Это твой похоронный звон!
форт. Когда я шел за толпой, кто-то дотронулся до моего плеча.
Это была Хадж-Ева.
будут тени... несколько теней. Может быть...
деревья расступились. Мы увидели возделанные поля, засеянные
безумная королева уже исчезла.