ветра.
но попятился. Взгляд у Джонни был холодный и какой-то жесткий. Темные
волосы взлетели, открывая побелевшее лицо, ветер со стоном уносился в
ночное небо. Руки Джонни, казалось, были приварены к скамейке.
торжествующая улыбка. Глаза смотрели сквозь Баннермана. И Баннерман по-
верил. Такое нельзя сыграть или подстроить. Но самое страшное... Джонни
напоминал ему кого-то. Улыбка... интонации... Джонни Смит исчез, остался
один силуэт. За ничего не выражающими чертами стояло совсем близко дру-
гое лицо. Лицо убийцы.
самодовольный, издевательский. - Я всякий раз надеваю его, и как они ни
царапайся... и ни кусайся... ничего не останется... а все потому, что я
очень хитрый! - Его голос сорвался на торжествующий диковатый визг, ко-
торый мог поспорить с ветром, и Баннерман отступил на шаг. По спине его
пробежал озноб.
ЕТ, КОГДА ЗАРАЗИШЬСЯ. ОТ КАКОЙ-НИБУДЬ ДЕВКИ. ПОТОМУ ЧТО ВСЕ ОНИ ГРЯЗНЫЕ
ПОТАСКУХИ, И ИХ НАДО ОСТАНОВИТЬ, СЛЫШИШЬ, ОСТАНОВИТЬ, СЛЫШИШЬ, ОСТАНО-
ВИТЬ, ОСТАНОВИ ИХ, ОСТАНОВИ, ОСТАНОВИ - О БОЖЕ, ЭТОТ СТОП-ЗНАК!..)
вдруг из клубящейся белизны вырастает человек, ужасный человек, ужасный
черный ухмыляющийся человек, с глазами, сверкающими как две монеты, одна
его рука в перчатке, а в руке красный СТОП-ЗНАК... Он!.. Это он!.. Это
он!
НЕГО...)
кам. Перепуганный насмерть Баннерман присел возле него на корточки. Ре-
портеры за ограждением зашумели, задвигались.
торых читались боль и страх. Мысленно он еще видел эту черную фигуру с
блестящими глазами-монетами, вырастающую из снежной круговерти. Он чувс-
твовал тупую боль в паху от прищепки, которой мать мучила убийцу в детс-
тве. Нет, тогда он еще не был ни убийцей, ни животным, не был ни соплей,
ни кучей дерьма, как однажды обозвал его Баннерман, он был просто обезу-
мевшим от страха мальчишкой с прищепкой на... на...
по направлению к эстраде - она огромной круглой тенью маячила впереди,
как склеп. Баннерман догнал Джонни.
был плащ, - сказал Джонни, с трудом переводя дыхание. - Плащ с капюшо-
ном. Скользкий прорезиненный плащ. Посмотрите донесения. Посмотрите до-
несения, и вы увидите. В те дни шел дождь или снег. Да, они царапали его
ногтями. И сопротивлялись. Еще как. Но пальцы у них соскальзывали.
равновесие и наверняка упал бы, не подхвати его Баннерман под руки. Они
стояли на помосте. Благодаря конической крыше снега здесь почти не было,
только слегка припорошило. Баннерман посветил фонариком, а Джонни опус-
тился на четвереньки и медленно пополз вперед. Руки у него сделались
багровыми. Они казались Баннерману похожими на сырое мясо.
возбуждение, вдвойне острое оттого, что могут увидеть. Девочка
извивается, пытается кричать. Он закрывает ей рот рукой в перчатке.
Чудовищное возбуждение. ГДЕ ВАМ ПОЙМАТЬ МЕНЯ - Я ЧЕЛОВЕК-НЕВИДИМКА. НУ
КАК, МАМОЧКА, ЭТА ГРЯЗЬ СОЙДЕТ ДЛЯ ТЕБЯ?
жидкость? Моча?)
СУДОРОГОЙ ЛИЦО, В ОБРАМЛЕНИИ КАПЮШОНА... ЕГО (МОИ) РУКИ СОЕДИНЯЮТСЯ В
МОМЕНТ ОРГАЗМА НА ШЕЕ ЖЕРТВЫ И СЖИМАЮТ... СЖИМАЮТ... СЖИМАЮТ...
ростерся на сцене, сотрясаясь от рыданий. Баннерман тронул его за плечо,
Джонни вскрикнул и рванулся в сторону с перекошенным от страха лицом. Но
мало-помалу напряжение спадало. Он ткнулся головой в низкую балюстраду и
закрыл глаза. По телу пробегали судороги, как это бывает у гончих. На
пальто и брюки налип снег.
до белья и вплотную придвинувшись к портативному обогревателю. Он был
по-прежнему весь какой-то озябший и жалкий, но дрожь прекратилась.
ли.
Просто он ближе, чем вы ищете. Вы даже видели его в этом плаще, таком
блестящем, наглухо застегнутом. Он по утрам пропускает детей через доро-
гу. Он поднимает стоп-знак, чтобы дети могли перейти улицу.
огреть Джонни чем-нибудь.
цейский. И отличный парень. В ноябре будущего года он вполне может стать
кандидатом в начальники городской полиции, и он займет этот пост с моего
благословения. - На лице Баннермана появилась улыбка, усталая и презри-
тельная. - Фрэнку двадцать пять лет. По-вашему выходит, он начал зани-
маться этим скотством в девятнадцать. У него больная мать - гипертония,
щитовидка, начальная стадия диабета. Они ведут очень тихий образ жизни.
Словом, Джонни, вы попали пальцем в небо. Фрэнк Додд не может быть убий-
цей. Даю голову на отсечение.
тогда находился Фрэнк Додд? Он был в городе?
не очень-то многое можете. Ваше имя, считайте, уже в газетах, но это еще
не значит, что я должен выслушивать, как вы поносите должностное лицо,
достойного человека, которого я...
Джонни.
лоде щек. Его словно ударили ниже пояса. Затем он взял себя в руки, лицо
его превратилось в маску.
дружков-газетчиков отвезти вас домой. По дороге можете устроить
пресс-конференцию. Но клянусь богом, господом богом клянусь, если вы
упомянете имя Фрэнка Додда, я отыщу вас и переломаю кости. Понятно?
видели, как я спешил удовлетворить их любопытство? Как я позировал перед
объективами в расчете на выигрышный снимок? Как я по буквам диктовал им
свое имя во избежание ошибки?
нее. - Вы кажется, забыли, кто кому позвонил! Так я вам напомню. Это вы
позвонили мне. А то видели бы вы меня здесь!
тельный палец; он был гораздо ниже и намного легче Баннермана, однако
тот попятился - точно так же, как там, в парке.
- сказал он. - Просто вы не хотите, чтобы им оказался Додд. Пусть это
будет кто-то другой, тогда мы, возможно, почешемся, лишь бы не старина
Фрэнк Додд. Еще бы, Фрэнк - перспективный парень, Фрэнк - заботливый
сын, Фрэнк смотрит в рот старому доброму шерифу Джорджу Баннерману. Ах,
да чем наш Фрэнк не мученик, снятый с креста! Правда, иногда он насилует
и душит пожилых женщин и девочек, и, между прочим, Баннерман, среди них
могла быть ваша дочь. Неужели вы не понимаете, что среди них могла бы
быть ваша...