Чтение 40–й страницы книги ~Женщины~

- Чтения у тебя завтра вечером, - сказал Билл.

- Хорошо, сегодня повеселимся и про вс забудем.

Мы ехали дальше.

В тот вечер Кизинг был так же интересен, как его письма и стихи.

У него хватало здравого смысла не трогать литературу в нашем разговоре,
разве только изредка. Мы беседовали о другом. Мне не сильно везло на
личные встречи с большинством поэтов, даже если их стихи и письма были
хороши. С Дугласом Фаззиком я познакомился с менее чем очаровательным
исходом. Лучше всего держаться от других писателей подальше: просто
заниматься своим делом - или просто не заниматься своим делом.

Сесилия ушла спать рано. Утром ей нужно было ехать на работу.

- Сесилия со мной разводится, - рассказывал Билл. - Я ее не виню. Ей
осточертели мои наркотики, моя блевотина, вс мо. Она терпела много лет.
Теперь больше не может. Ебаться с ней я тоже уже не в силах.

Она бегает с этим юнцом зеленым. Я не имею права ее обвинять. Я съехал,
нашел себе комнату. Можем поехать туда и лечь спать, или я один могу
поехать туда и лечь спать, а ты можешь остаться тут, или мы оба можем
остаться тут, мне безразлично.

Кизинг достал пару колес и схавал их.

- Давай оба тут останемся, - предложил я.

- Ну, ты и горазд квасить.

- Больше ничего не остается.

- У тебя, должно быть, кишки чугунные.

- Не очень. Как-то раз лопнули. Но когда все дыры снова срастаются, то
говорят, кишки становятся крепче, чем самая лучшая сварка.

- Ты долго еще прикидываешь протянуть? - спросил он.

- Я уже все распланировал. Загнусь в 2000-м году, когда стукнет 80.

- Странно, - сказал Кизинг. - Я в этом году сам собрался умирать.
2000-й. Мне даже сон такой был. День и час моей смерти приснились. Как бы
то ни было, это произойдет в 2000-м году.

- Славная круглая дата. Мне она нравится.

Мы пили еще час или два. Мне досталась лишняя спальня. Кизинг устроился
на кушетке. Сесилия, очевидно, собиралась его бортануть всерьез.

На следующее утро я поднялся в 10.30. Оставалось еще немного пива. Я
умудрился одно проглотить. Когда вошел Кизинг, я занимался вторым.

- Господи, как тебе удается? Свеженький, как пацан 18-летний.

- У меня бывают плохие утра. Просто сегодня не такое.

- У меня занятия по английскому в час. Надо прийти в себя.

- Глотни беленькой.

- Мне сожрать чего-нибудь надо.

- Съешь два яйца всмятку. Их нужно есть со щепоткой чили или паприки.

- Тебе сварить парочку?

- Спасибо, да.

Зазвонил телефон. Там была Сесилия. Билл немного поговорил, потом
повесил трубку.

- Торнадо идет. Один из самых больших в истории штата. Может сюда
завернуть.

- Вечно что-то случается, когда я читаю.

Я заметил, как потемнело.

- Уроки могут отменить. Трудно сказать. Но лучше поесть.

Билл поставил яйца.

- Я тебя не понимаю, - сказал он, - ты даже с похмелья не выглядишь.

- Я каждое утро похмельный. Это нормально. Я приспособился.

- Ты все-таки неплохое говно пишешь, несмотря на весь этот кир.

- Давай не будем. Может, это из-за разнообразия писек. Не вари яйца
слишком долго.

Я зашел в ванную и посрал. Запор - не моя проблема. Я только выходил
оттуда, когда Билл завопил:

- Чинаски!

И я услышал его уже со двора, он блевал. Потом вернулся.

Бедняге было по-настоящему херово.

- Прими немного соды. У тебя валиум есть?

- Нет.

- Тогда подожди 10 минут после соды и выпей теплого пива. Налей в
стакан, чтобы газ вышел.

- У меня есть бенни.

- Пойдет.

Темнело. Через четверть часа после бенни Билл принял душ. Когда он
вышел, то выглядел уже нормальным. Он съел бутерброд с арахисовым маслом и
резаным бананом. Выкарабкается.

- Ты свою старуху по-прежнему любишь? - спросил я.

- Господи, да.

- Я знаю, что не поможет, но попробуй представить, что так бывало со
всеми нами - один раз, по крайней мере.

- Не поможет.

- Когда тетка пошла против тебя, забудь про нее. Они могут любить, но
потом что-то у них внутри переворачивается. И они могут спокойно смотреть,
как ты подыхаешь в канаве, сбитый машиной, и плевать на тебя.

- Сесилия - чудесная женщина.

Темнело сильнее.

- Давай еще пива выпьем, - предложил я.

Мы сидели и пили пиво. Стало совсем темно, и задул сильный ветер. Много
мы не разговаривали. Я был рад, что мы встретились. В нем очень мало
говна. Он устал - может, вс из-за этого. Ему никогда не везло со стихами в
США. Его любили в Австралии. Может, когда-нибудь его здесь и откроют - а
может, и нет. Может, к 2000-му году. Крутой, приземистый мужичок, видно,
что и вломить может, видно, что он там бывал. Мне он нравился.

Мы тихо пили, потом зазвонил телефон. Снова Сесилия. Торнадо прошел
или, скорее, обогнул нас. Билл собирался на свой урок. Я собирался в тот
вечер читать. Ништяк. Вс работает. Все при деле.

Около 12.30 Билл сложил свои блокноты и что там еще было нужно в
рюкзак, сел на велосипед и покрутил педали в университет.

Сесилия вернулась домой где-то днем.

- Билл отчалил нормально?

- Да, на велике. Выглядел прекрасно.

- Как прекрасно? На говне опять?

- Он выглядел прекрасно. Поел и вс остальное.

- Я его по-прежнему люблю, Хэнк. Просто я больше так не могу.

- Конечно.

- Ты не представляешь, что для него значит твой приезд сюда. Он,
бывало, мне твои письма читал.

- Грязные, а?

- Нет, смешные. Ты нас смешил.

- Давай поебемся, Сесилия.

- Хэнк, опять за свое.

- Ты такая пампушечка. Дай, я в тебя погружусь.

- Ты пьян, Хэнк.

- Ты права. Забудь.

В тот вечер я снова читал плохо. Плевать. Им тоже было наплевать. Если
Джон Кейдж может получать тысячу долларов за то, что съест яблоко, то и я
могу принять 500 плюс за билет - за то, чтоб побыть лимоном.

После вс было так же. Маленькие студенточки подходили со своими юными
горячими телами и глазами-маяками и просили подписать некоторые из моих
книг. Мне бы хотелось отъебать пятерых за ночь и вывести из своей системы
навеки.

Подошла парочка профессоров поухмыляться мне за то, что я такой осел.
Им от этого стало легче, будто сами посидели за пишущей машинкой.

Я взял чек и свалил. После в доме у Сесилии должно было состояться
маленькое избранное сборище. Это входило в неписанный контракт. Чем больше
девчонок, тем лучше, но в доме у Сесилии мне светило очень мало. Я это
знал. И точно - утром я проснулся в своей постели, один.

Билл снова болел на следующее утро. В час у него опять были занятия, и
перед уходом он сказал:

- Сесилия отвезет тебя в аэропорт. Я пошел. Прощаться не будем.

- Ладно.

Билл надел рюкзак и вывел велосипед за дверь.

Я пробыл в Лос-Анжелесе недели полторы. Стояла ночь. Зазвонил телефон. То
была Сесилия, она рыдала.

- Хэнк, Билл умер. Ты - первый, кому я звоню.

- Господи, Сесилия, я даже не знаю, что сказать.

- Я так рада, что ты тогда приехал. Билл только о тебе и говорил потом.
Ты не представляешь, что твой приезд для него значил.

- Что произошло?

- Он жаловался, что ему очень плохо, и мы отвезли его в больницу, а
через два часа он умер. Я знаю, могут подумать, что у него передозировка
была, но это не так. Хоть я и хотела развестись с ним, я его любила.

- Я тебе верю.

- Я не хочу тебя всем этим грузить.

- Вс нормально, Билл бы понял. Я просто не знаю, что сказать, чтобы
тебе легче стало. Я сам как бы в шоке. Давай я тебе позже перезвоню, вс ли
у тебя в порядке.

- Позвонишь?