лание. Ее близость дразнила его. Золотистая амазонка Паолы вызывала в
нем мучительные видения ее тела, когда она сидела на тонущем Горце, ког-
да прыгала в воду с высоты сорока футов или шла по комнате в своем жем-
чужноголубом платье средневекового покроя и сводившим его с ума стройным
движением колена приподнимала тяжелые складки.
в том, что я люблю его. Иначе...
собой, на острые ушки Лани.
хать.
Я думаю, мы и без слов понимаем друг друга.
на него в упор, затем быстро подняла руку, державшую хлыст, словно желая
прижать ее к своей груди, но рука нерешительно замерла в воздухе и опять
опустилась. Все же он видел, что глаза ее сияют радостным испугом. Да,
ошибки быть не могло: в них были испуг и радость. И он, следуя особому
чутью, которым одарены некоторые мужчины, переложил повод в другую руку,
подъехал к ней вплотную, обнял ее, и, прижавшись коленом к ее колену,
привлек к себе так близко, что лошади покачнулись, и поцеловал ее в губы
со всей силой своего желания. Ошибки быть не могло. В этом жарком
объятии, когда их дыхание смешалось, он с невыразимым волнением по-
чувствовал на своих губах ответный трепет ее губ.
Она подняла хлыст как бы для того, чтобы ударить, но опустила его на
удивленную Лань и тут же так неожиданно и стремительно вонзила шпоры в
бока лошади, что та застонала и шарахнулась в сторону.
чувствуя, что голова у него кружится и кровь стучит в висках. Когда за-
молкли последние отзвуки дальнего топота, он не то соскользнул, не то
упал с седла и сел на мшистый камень. Грэхем был глубоко потрясен - го-
раздо сильнее, чем считал это возможным до той минуты, когда она очути-
лась в его объятиях. Что же! Жребий брошен! Он вскочил и выпрямился так
порывисто, что Селим в испуге отпрянул от него и, натянув повод, громко
захрапел.
бежно. Это не могло не случиться. Грэхем действовал не по заранее обду-
манному плану, хоть теперь и понимал, что при своей пассивности и про-
медлениях с отъездом должен был все это предвидеть. А теперь отъезд уже
не поможет. Теперь все его терзания, его безумие и счастье состояли в
том, что сомнений уже быть не могло. Зачем слова, когда его губы еще
дрожали от воспоминания о том, что она сказала ему прикосновением своих
губ? Он вновь и вновь возвращался к этому поцелую, на который она отве-
тила, и тонул в море блаженных воспоминаний.
полненный смиренной благодарности, понятной лишь тому, кто истинно лю-
бит. Чудесным казалось ему, что такая удивительная женщина могла его по-
любить. Это ведь не девчонка. Это зрелая женщина, опытная и отдающая се-
бе отчет в своих желаниях. И ее У. дыхание прерывалось, когда она была в
его объятиях, и ее уста ожили для его уст. Он получил от нее то, что ей
отдал, - а ему даже не снилось, чтобы, он после стольких лет мог дать
так много.
обнюхивал его плечо, но остановился, задумавшись.
у Дика свои права. Но права есть и у Паолы. Да и смеет ли он уехать пос-
ле того, что произошло? Разве только если она... уедет вместе с ним. Уе-
хать теперь - это все равно, что поцеловать тайком и убежать. Если уж
так вышло, что двое мужчин любят одну и ту же женщину, - а в такой треу-
гольник неизбежно закрадывается предательство, - то, конечно, предать
женщину постыднее, чем предать мужчину.
шадь к дому, - и Паола, и Дик, и я живые люди; и мы реалисты - мы при-
выкли прямо смотреть в лицо жизненным фактам. Ни церковь, ни законы, ни-
какие мудрствования и установления здесь ни при чем. Мы трое должны все
решить сами. Конечно, кому-нибудь будет больно. Но вся жизнь - страда-
ние. Умение жить состоит в том, чтобы свести страдание до минимума. К
счастью. Дик и сам держится таких же взглядов. Ничто не ново под луной.
Бесчисленные треугольники бесчисленных поколений всегда как-то разреша-
лись, значит, будет разрешен и этот. Все человеческие дела в конце кон-
цов как-нибудь да разрешаются..."
снова прикоснулся рукой к колену и ощутил на губах дыхание Паолы. Он да-
же остановил Селима, чтобы посмотреть на сгиб своего локтя, о который
опирался ее стан.
да. Даже его жадный взор не мог отыскать в ней никаких следов сегодняш-
него великого события и того гнева, от которого побледнело ее лицо и за-
горелись глаза, когда она подняла хлыст, чтобы ударить его. Она была та
же, что и всегда, - маленькая хозяйка Большого дома. Даже когда их взоры
случайно встретились, ее глаза были ясны, спокойны, без тени смущения,
без всякого намека на тайну. Положение еще облегчалось тем, что приехали
новые гости, приятельницы ее и Дика, которые должны были остаться на
несколько дней.
рояля.
Сан-Франциско.
ликодушно сдерживаете свой голос, чтобы окончательно не заглушить мой.
- заявил он. - На днях мы пели один дуэт, - он вопросительно взглянул на
улыбавшуюся Паолу, - который мне особенно по голосу. - Грэхем опять
взглянул на нее вскользь, но не получил никакого ответа: хочет она петь
или нет. - Я сейчас пойду принесу ноты, они в другой комнате.
да выходил. - Очень яркая, увлекательная вещь.
далеко не с тем жаром и трепетом; но они спели дуэт звучнее и шире,
больше в духе самого композитора и меньше давая места личному толкова-
нию. Грэхем во время пения думал об одном и был уверен, что о том же ду-
мает и Паола: их сердца поют другой дуэт, о котором даже не подозревают
эти аплодирующие дамы.
рее, с той именно богатой звучностью, какой можно было ожидать от прек-
расных форм ее шеи.
расскажу... - начала она.
говорил Терренс Мак-Фейн отеческим тоном.
щи", и вместе с Паолой, Диком и Грэхемом за столом сидело всего семь че-
ловек.
разил Дик. - Я знаю, что моя точка зрения совпадает с Карлейлем, но это
ничего не доказывает. Культ героев прекрасная вещь. Я говорю не как су-
хой схоластик, а как скотовод-практик, которому постоянно приходится
иметь дело с методами Менделя.
хуже белого! - вмешался Хэнкок.
предрассудки - я имею в виду не врожденные, но привитые еще в раннем
детстве окружающей средой - слишком сильны; и сколько бы вы ни фило-
софствовали, вам с ними не справиться. Они так же неискоренимы, как вли-
яние манчестерской школы на Спенсера.
Средний готтентот или средний меланезиец, в сущности, мало чем отличает-
ся от среднего белого. Разница в том, что таких готтентотов и негров го-
раздо больше, чем белых, среди которых есть значительный процент людей,
превосходящих обычный средний уровень. Я их называю первой шеренгой, они
увлекают за собой своих соотечественников, средних людей. Заметьте, что
первая шеренга не меняет самой природы среднего человека и не развивает
его интеллекта, но она лучше оснащает его для жизненной борьбы, открыва-
ет перед ним больше возможностей, облегчает движение вперед всей массе.
Махров Алексей
Посняков Андрей
Шилова Юлия
Посняков Андрей
Майер Стефани