Другого сколько-нибудь приличного костюма у него не было, и хотя в мяс-
ную лавку, в булочную, изредка даже к сестре ему было в чем пойти,
явиться в такой потрепанной одежде к Морзам нечего было и думать...
казаться, что и вторая битва проиграна, и придется идти служить. Тогда
все будут довольны - бакалейщик, сестра, Руфь и даже Мария, которой он
уже месяц должен за квартиру. За прокат машинки не плачено два месяца, и
агентство требует либо денег, либо машинку. В отчаянии, почти готовый
сдаться, заключить перемирие с судьбой, пока не соберется с силами для
новой битвы, он решил держать экзамены на железнодорожного почтового
служащего. К своему удивлению, он прошел первым. Место было обеспечено,
но когда откроется вакансия, этого не знал никто.
шина, всегда работавшая как часы, дала сбой. Выскочил, видно, винтик или
смазка пересохла, а только однажды утром почтальон принес Мартину не-
большой тонкий конверт. В левом верхнем углу стоял адрес редакции и наз-
вание - "Трансконтинентальный ежемесячник". Сердце у него екнуло, он
вдруг ощутил слабость, в глазах потемнело, странно задрожали коленки.
Спотыкаясь, добрел он до своей комнаты, опустился на кровать, так и не
распечатав конверт, и тут понял, как люди падают замертво, получив
счастливое известие.
значит, она принята к печати. Мартин помнил, какой рассказ посылал в
"Трансконтинентальный ежемесячник". "Колокольный звон", один из "страш-
ных рассказов", и в нем целых пять тысяч слов. А раз первоклассные жур-
налы платят по одобрении, значит, в конверте чек. Два цента за словод-
вадцать долларов за тысячу: чек должен быть на сто долларов. Сотня дол-
ларов! Вскрывая конверт, он мигом припомнил все свои долги: три доллара
восемьдесят пять центов бакалейщику, мяснику ровно четыре, булочнику
два, в зеленную пять, итого четырнадцать восемьдесят пять. Потом два
пятьдесят за квартиру и еще два пятьдесят за месяц вперед, за два месяца
за машинкувосемь долларов и еще за месяц вперед - четыре, итого тридцать
один доллар восемьдесят пять центов. И наконец, по закладным плюс про-
центы ростовщику - часы пять с половиной долларов, пальто пять с полови-
ной, велосипед семь долларов семьдесят пять центов, костюм пять с поло-
виной (шестьдесят процентов ростовщику, но не все ли равно?) - общий
итог пятьдесят шесть долларов десять центов. Он прямо видел эту сумму -
сто долларов, - словно она была написана в воздухе огненными цифрами, и
даже если вычесть все долги, он все равно богач: в кармане сорок три
доллара девяносто центов. Да притом будет заплачено за месяц вперед за
комнату и за машинку.
шинке листок - письмо и развернул его. Чека не было. Мартин заглянул в
конверт, посмотрел его на свет, но не поверил своим глазам и дрожащими
от спешки пальцами разорвал конверт. Чека не было. Он прочел письмо, то-
ропливо промчался глазами по строчкам, бегло просмотрел место, где ре-
дактор хвалил рассказ, - скорей, скорей к самой сути - почему не послан
чек. Такого объяснения он не нашел, зато нашел нечто, отчего разом сник.
Письмо выскользнуло из рук. Глаза потускнели, он откинулся на подушку,
натянул на себя одеяло до самого подбородка.
слов! Вместо двух центов за слово, десять слов за цент! И ведь редактор
похвалил рассказ! А чек он получит, когда рассказ будет напечатан. Зна-
чит, это все пустая болтовня, будто платят самое малое два цента за сло-
во, и притом сразу, когда рассказ принят. Это враки, и его попросту про-
вели. Знай он это, он бы и не начинал писать. Он пошел бы работать, ра-
ботать ради Руфи. Он вспомнил день, когда впервые взялся за перо, и
ужаснулся, столько потерял времени - и все ради цента за десять слов.
Должно быть, все, что он читал о высоких денежных вознаграждениях писа-
телям, тоже враки. Все эти полученные не из первых рук сведения о писа-
тельской профессии неверны, вот оно доказательство.
тов, а его солидная разрисованная обложка - свидетельство, что это пер-
воразрядный журнал. Достойный, почтенный журнал этот издается давно, с
тех пор, когда Мартина, и на свете не было. И на обложке каждого номера
из месяца в месяц слова одного великого писателя - сия звезда мировой
литературы, чьи "блестки" впервые появились на этих самых страницах,
возвещает, что "Трансконтинентальный ежемесячник" вдохновенно исполняет
высокую миссию. И этот возвышенный, гордый, боговдохновенный ежемесячник
платит пять долларов за пять тысяч слов! Великий писатель недавно умер
за границейпомнится, в крайней нищете, чему же тут удивляться, если ав-
торам так щедро платят.
норарах, и он потерял на этом два года. Но теперь он изрыгнет наживку.
Больше он вовек не напишет ни строчки. Он сделает то, чего хотела от не-
го Руфь, чего хотели все, - найдет место. Мысль, что надо поступить на
службу, напомнила ему о Джо, Джо, который бродяжил и бездельничал в свое
удовольствие. Мартин глубоко с завистью вздохнул. Он так вымотался за
долгие дни, когда работал по девятнадцать часов в сутки. Да, но ведь Джо
не любил и не было у него тех обязательств, что накладывает любовь, вот
он и позволяет себе бездельничать. Ему же, Мартину, есть ради чего рабо-
тать, и он будет работать. Завтра спозаранку отправится на поиски места.
И даст знать Руфи, что исправился и готов служить у ее отца.
ная цена искусства! Какое разочарование, какая ложь, какой позор - он
думал об этом непрестанно, а когда закрывал глаза, перед ним вспыхивали
огненные цифры - 3 доллара 85 центов, долг бакалейщику. Его пробирала
дрожь, болели все кости. Особенно донимала боль в пояснице. Болела голо-
ва - темя, затылок, самый мозг болел и, казалось, распухал, и лоб болел
невыносимо. А ниже, под сомкнутыми веками, безжалостно горели цифры -
3,85 доллара. Он открыл глаза, чтобы не видеть их, но белый свет в ком-
нате словно ожег глазные яблоки, и пришлось снова закрыть глаза, и снова
загорелись 3,85.
прочно засела в мозгу, и не мог он избавиться от нее, как не мог изба-
виться от цифры 3,85 под веками. Что-то менялось в цифре, он с любо-
пытством следил, и вот уже на ее месте загорелась цифра 2. Вот оно что,
подумал Мартин, это булочнику! Потом появились 2,5. Цифра озадачила,
Мартин стал лихорадочно гадать, что же она означает, словно дело шло о
жизни и смерти. Безусловно, он кому-то должен два пятьдесят, но кому?
Властная злобная вселенная требовала, чтобы он нашел ответ, и в напрас-
ных поисках он бродил по нескончаемым коридорам сознания, открывал заг-
роможденные старой рухлядью чуланы и кладовки с обрывками всевозможных
воспоминаний и сведений. Прошли века, и наконец легко, без труда, вспом-
нилось: это его долг Марии. С огромным облегчением Мартин обратился ду-
шой к мучителю-экрану под сомкнутыми веками. Задача решена, теперь можно
отдохнуть. Но нет, 2,5 померкли, и на их месте вспыхнуло 8. А это кому?
Опять предстоит безотрадный поход по закоулкам сознания в поисках отве-
та.
и он очнулся от стука в дверь, от голоса Марии, она спрашивала, не забо-
лел ли он. Глухо, сам не узнавая своего голоса, он ответил, что просто
задремал. С удивлением заметил, что в комнате темно, уже ночь. А письмо
пришло в два часа дня, и тут он понял, что болен.
вернулся к три же каторге. Но он стал хитрый. Незачем ему бродить по за-
коулкам сознания. Дурак он был раньше. Он потянул рукоятку, и само соз-
нание закрутилось вокруг него, чудовищное колесо судьбы, карусель памя-
ти, светило, что мчит по орбите мудрости. Быстрей, быстрей вращалось
оно, и вот уже Мартина затянуло воронкой водоворота и швырнуло в кружа-
щийся черный хаос.
под него накрахмаленные манжеты. И тут заметил, на манжетах напечатаны
цифры. Новая система метить белье, подумал он, но, вглядевшись, увидел
на одной из манжет цифру 3,85. Счет бакалейщика, догадался Мартин, на
барабане катка летают счета, не манжеты. Хитроумная догадка мелькнула у
него. Он бросит счета на пол, и тогда не надо платить. Придумано - сде-
лано. Он злорадно комкает манжеты, кидает на чудовищно грязный пол. Гру-
да все растет и растет, каждый счет повторяется тысячекратно, а вот счет
на два пятьдесят - его долг Мариивстретился только раз. Значит, Мария не
стребует с него платы, и он великодушно решил, что только ей и заплатит;
и среди груды на полу принялся искать ее счет. Он отчаянно искал сотни
лет, и вдруг появился толстый голландец, управляющий гостиницей. Лицо
его пылало гневом, и зычно, так, что разнеслось по вселенной, он заорал:
"Я вычту стоимость манжет из твоего жалованья!" А манжет высилась уже не
груда - гора, и Мартин понял: чтобы расплатиться, он обречен работать
здесь тысячу лет. Что ж, только и оставалось прикончить управляющего и
сжечь прачечную. Но здоровущий голландец опередил его - схватил за шиво-
рот и принялся дергать, как марионетку, вверх-вниз. Поволок над гла-
дильными досками, над плитами и катками в прачечную, над прессом для от-
жимки белья, над стиральной машиной. Мартин все двигался вверх-вниз, у
него застучали зубы, разболелась голова и он только диву давался, откуда
у голландца такая сила.
с другой стороны подкладывал редактор какого-то журнала. Каждая манжета
была чеком, в лихорадочном ожиданье Мартин проглядывал их, но бланки не
были заполнены. Миллион лет стоял Мартин и принимал чистые бланки и ни
одного не упускал, боялся прозевать заполненный. И наконец такой нашел-
ся. Трясущимися руками Мартин поднес его к свету. На пять долларов.
"Ха-ха-ха!" - засмеялся редактор по ту сторону катка. "Что ж, тогда я
Березин Федор
Ильин Андрей
Соломатина Татьяна
Шилова Юлия
Смоленский Вадим
Никитин Юрий