ны, за то, что они заставляли меня прятать глаза на ихних политзанятиях,
а в остальном мои интересы всегда были неразрывно связаны с Коммунисти-
ческой партией. Мы, евреи - умники то есть, все думаем, что если над
каждым из нас поставлен дурак-коммунист, так значит коммунисты мешают
нам работать. Да если б не коммунисты, Народ никогда нам бы не позволил
сидеть по институтам да кабэ, пускай и на вторых ролях, он бы всех гнал
добывать ему мясо с картошкой. А коммунисты у него отбирают, а нам дают.
Хотя, конечно, после себя. Нет кабэ без кагэбэ! Мы должны быть благодар-
ны партии за то, что она силой штыков охраняет нас от народного гнева!
ночная утроба, и после часовой паузы (ихнему брату спешить некуда - сол-
дат спит, а служба идет) брезгливо пошевелил прокуренными усами:
зывать Косте и мне, а особенно себе, что руководит мною не что иное, как
оскорбленный патриотизм. Я понимаю, ей слишком страшно жить с непатрио-
тичным мужем, но вы знаете что? Я почувствовал сильнейшее облегчение.
русская женщина по-русски три раза его обняла. Катюша отправлялась к
подруге, от которой все видно, что делается под хвостом у Николая Палки-
на, и все слышно, что передают по "Свободе". Если что, - авось, и Костя
к ним туда заберется. Балбеска была уверена, что жизнь - это невзаправ-
ду.
только зависть ко всеобщему братанию, которое, казалось, кипело во мраке
за окном: каждый раскрывал самое заветное: интеллигент - душу, таксист -
дверцу, завмаг - подсобку, а проститутка - ляжки, - нынче все бесплат-
ное, нынче все мы русские, акромя жидов, что затаились по щелям! (Я и на
площадь иду как еврей, и дома остаюсь как еврей.) Конечно, кто-то каждый
раз мягко клал мне холодный компресс на поддых, когда я вспоминал про
Костю, но вообще-то я был уверен, что все будет решаться в Москве. Ре-
шаться в том смысле, решатся они или не решатся, а если решатся, то уж
точно победят. Я не позволял накапливаться пафосу, напевая: "Я на подвиг
тебя провожала". В конце концов, в подспудной тяге к вулканической дея-
тельности жена сменила на огне бурлящий гуляш на бак с бельем. Будем
лить на головы, когда путчисты пойдут на штурм.
приходилось довольствоваться Катюшиными телефонными реляциями. Не помню
уж, в котором часу наша золотистая дуреха наконец догадалась разрыдаться
- дошло, на каком свете живет: в Москве началась атака Белого дома, уже
прошли... В общем, что надо, то и прошли. Значит, решились. И меня охва-
тило такое отчаяние, какого я - большой знаток и гурман по этой части -
еще не отведывал.
от мизинцев до волос. Словами - до крайности стерто (четырежды закрашен-
ное краткое слово на школьных перилах имеет больше сходства с обозначае-
мым предметом) - это чувство можно выразить так: "Нет. В мире. Правды".
Да какой дурак этого не знает? Но какой же дурак не знает, что когда-ни-
будь умрет, однако люди каждый раз делают из этого событие. И для меня
тоже вполне очевидно, что в Гондурасе, в Японии, в Германии может побе-
дить кто угодно - только не там, где я живу.
чае... Теперь это уже совершенно... Костик, вспомни, ты больной, у тебя
повышенная кислотность... Пойми, надо прежде всего выжить, потом будем
думать, как с этим бороться... Мы нужны Родине в тылу!" - последние сло-
ва выкрикнул в трубку уже я.
сил я жену, и она так прижалась ко мне, словно хотела в меня укрыться.
Или укрыть меня в себе. "Только бы вместе, только бы вместе..." - "Да
провались оно все!.. Частная-то жизнь у нас останется! Особенно половая.
Этого-то нам не запретят?!" - "Ты что - с ума..." - но я уже раздвигал
величавые портьеры ее халата - брызнуло солнце. "У тебя всегда одно..."
- но я уже забрался в прогретый солнцем виноградник, в любимую беседку,
увитую плющом и хмелем (только в пальцы постреливал болью неразрядивший-
ся аккумулятор). Ништо - однова живем! "Выключи хотя бы свет - устроил
разгул порнографии!.."
освоить вулугодский говорок, который теперь сделается литературной нор-
мой (не забыть почаще вворачивать сакраментальное сибирское "однако"!).
Я нащепал лучины из книжных полок (заметались страшные тени) и пу-ху-
зяйски, пу-хузяйски наладил свою бабу поддать жару. Шлепая босыми нога-
ми, белой лебедью проплыла она на кухню (от моей напутственной пятерни
разбежались волны сметаны) и приволокла (коня на скаку остановит) раски-
пятившийся бак - Пруст и Кафка на стеллаже скрылись в облаках пара.
срам) и, кряхтя, забрался на полок, а русская Венера принялась с застен-
чивым повизгиванием охаживать меня березовым веником из канализационного
люка. Ухх, ухх, издавал я оргиастические стоны, шибче! шибче!! о! о! до
печенок пробирает, холера!!! "А ну, поддай на каменку!" - и типятком со
всего маху на раскаленные кирпичи Толстого и Герцена, - ухххххорошшо!..
А таперича квасом - охх, духовит! А таперя медом, брагой, уксусом,
желчью, кровью!.. Запекается, однако, ястри тя... Ништо! волоки скребок!
От моей напутственной пятерни разбегаются волны малинового сиропа. А та-
перя будем, однако, блуда гонять! "Хи-хи, вы уж скажете, Лев Яклич..."
Веником-от, веником от кого, однако, прикрылась? А ну-к, раздуй лучину
полутче - эва, ножищи, однако, колоды колодами, а титечки быдто репки
чишшенные... Ты, однако, не стыдись, касатка, в еттом греха нетути - то-
ко что икону, однако, не забыть завесить...
стиснув друг друга?
рые на полном серьезе рассказывали, что мятежные министры улетели во
Фрунзе, чтобы оттуда пробраться к Саддаму Хусейну, но крылатая ракета
для них уже хрипит и рвется с поводка. Даже глупость почти умиляла меня,
когда дураки вместе со мной радовались нашей победе.
требовалось покупать кровью и ненавистью...
ках Манчжурии", - и вместо ностальгического умиления испытал самый нас-
тоящий ужас: мне показалось, что Эдем вот-вот снова накроет меня своей
волной.
додневные проявленьица Единства без заметной примеси злобы, когда незна-
комые люди, широко распахнув дверь, раскрывают тебе широкие объятия. От-
чего бы всем так не жить, вновь (как моча) ударяет в голову мечта идио-
та: если людей способно так преобразить некрасивое слово "родня", в кого
же они превратятся, если вдруг всерьез поверят еврейской байке, что все
мы - сводные браться по общему Отцу небесному?..
брат, которому в естественных условиях было бы глубоко противно все, чем
ты живешь, от всей души зазывает тебя на рыбалку, ты немедленно забыва-
ешь свои страшные клятвы больше ничего не делать "ради людей" (им же бу-
дет лучше - будешь меньше их ненавидеть) и не сходя с места совершаешь
встречный подвиг - соглашаешься на сутки непереносимой скуки в обществе
неразговорчивых рыб и, увы, гораздо более говорливого сородича. Но - са-
мое удивительное - ты тоже становишься улыбчив, услужлив и говорлив:
уровень еврейскости (грубее - жид-кости) в твоей крови падает почти до
нуля.
обнаруживаешь, что в который раз остался в дураках: ради Единства по-
жертвовал чем-то еврейски-реальным - и снова ничего (никого) не купил.
да, да, все равно еврейский, несмотря на русскую бабушку и русскую, в
кустодиевском вкусе, маму. По таблицам Эйхмана ему оставался бы всего
один шаг до полного арийца, но у нас смотрели (или смотрят?) не в кровь,
а в глаз - отстраненный глаз соглядатая, которым становится всякий, кто
водит компанию с чужаками. Кровь может обмануть - связи никогда. Поэтому
и внуки моих внуков будут точно такими же полными евреями, каковы мои
дети-квартероны. Но когда моему еврейскому чаду предстояло принять зас-
луженную участь...
не взлетал до таких высот. Иметь детей-евреев неизмеримо мучительнее,
чем быть евреем самому.
трясутся над своими чадушками) ко всяким неожиданностям, прекрасно пони-
мая, что к главной неожиданности - как к смерти или чуду - подготовиться
невозможно. Вообразите: вы скользите над пустотой, с каждым шагом совер-
шенствуясь в мастерстве канатоходца... и вдруг замечаете, как один из
членов жюри, скучающе пожевывая губами, как бы в рассеянности подпилива-
ет ваш канат туповатым, однако вполне дееспособным перочинным ножичком.
И ваша воля, ваше внимание с собственного, только что идеально послушно-
го тела устремляется к дядечке с ножичком.
самого начала видел дядечку с ножичком, - так ошибочно думал я, забыв,
что лишь единство с другими всегда наполняло меня ловкостью и удалью.
Своим ножичком дяденька не сумел перепилить ничего, кроме Единства.
"Воспитывая в правде" своих квартеронов, я перекрывал им кран к воспи-
Махров Алексей
Лукин Евгений
Андреев Николай
Каргалов Вадим
Эриксон Стивен
Муркок Майкл