правая рука в кармане плаща. Анни говорит ворчливым тоном,
очень быстро, спеша покончить с формальностями:
лице угрюмое выражение, которое в былые времена придавало ей
сходство с девочкой переходного возраста. Но теперь Анни на
девочку не похожа. Она раздобрела, у нее пышная грудь.
самой себе:
ковриком. Походка ее изменилась -- Анни двигается с грузным
величием, не лишенным грации: видно, что ей мешает ее
свежеиспеченная полнота. И все же, несмотря ни на что, это она,
это Анни.
нее задиристое.
Ты похож на отца, который только что выдал замуж дочь. Ну
ладно, постоял и хватит. Снимай плащ и садись. Если хочешь,
сюда.
Какая голая комната! В прежние временя куда бы Анни ни ехала,
она всюду таскала за собой огромный чемодан, набитый шалями,
тюрбанами, мантильями, японскими масками, лубочными картинками.
Не успевала она устроиться в отеле -- пусть даже на одну ночь,
-- она первым делом открывала чемодан и извлекала из него все
свои богатства, которые развешивала на стенах, прицепляла к
лампам, покрывала ими столы или пол в замысловатом и изменчивом
порядке; не проходило и получаса, как самый заурядный
гостиничный номер приобретал такую насыщенную, чувственную
индивидуальность, что было почти невмоготу. Может, Анни
потеряла свой чемодан или оставила в камере хранения... В этой
холодной комнате с приоткрытой дверью в ванную есть что-то
зловещее. Она напоминает мой номер в Бувиле, его более
роскошный и грустный вариант.
и немного в нос.
видом?
любопытством, почти враждебным.
живешь ты.
платье ее очень бледнит. Волосы она не остригла. Она
по-прежнему невозмутимо смотрит на меня, чуть вздернув брови.
Значит, ей нечего мне сказать? Зачем же она меня вызвала?
Молчание становится невыносимым.
умнее я придумать не мог, лучше было вообще не открывать рта.
Сейчас она рассердится. Вообще-то я предполагал, что первые
четверть часа будут мучительными. И прежде, когда я встречался
с Анни после перерыва, пусть мы не виделись всего сутки, пусть
это было на утро после сна, я никогда не умел найти слов, каких
она ждала, какие подходили к ее платью, к погоде, к последним
фразам, которыми мы обменялись накануне. Чего же она хочет
сейчас? Я не могу угадать.
нежностью.
вид!
стоит на обочине. Ты невозмутимо сообщаешь и всю свою жизнь
будешь сообщать, что до Мелена двадцать семь километров, а до
Монтаржи сорок два. Вот почему ты мне так необходим.
что мы не виделись? Хорошо же ты скрывала свои чувства.
обиде. Но я чувствую, что улыбка получилась насквозь фальшивая.
Мне не по себе.
необходимости у меня, конечно, нет. В тебе, понимаешь ли, нет
ничего такого, что особенно радовало бы глаз. Но мне
необходимо, чтобы ты жил на свете и чтобы ты не менялся. Ты как
платиновый метр, который хранится где-то, не то в Париже, не то
поблизости. Не думаю, чтобы кому-нибудь когда-нибудь хотелось
его видеть.
что он существует, что он равен в точности десятимиллионной
доле четвертой части земного меридиана. И я думаю об этом
каждый раз, когда при мне что-нибудь измеряют в квартире или
когда я покупаю материю.
абстрактном свойстве, о своего рода мерке. Ты должен быть
благодарен, что я каждый раз вспоминаю при этом твое лицо.
которые в былые дни мне приходилось поддерживать, испытывая в
душе простые, пошлые желания: сказать ей, что я ее люблю,
стиснуть ее в объятьях. Сегодня у меня никаких желаний нет.
Разве что помолчать, посмотреть на нее и в молчании ощутить все
значение невероятного события -- передо мной Анни. А для нее --
неужели для нее этот день похож на все другие? Ее руки не
дрожат. Наверно, в тот день, когда она мне написала, ей надо
было мне что-то сказать, а может, это была минутная прихоть.
Теперь всего этого след простыл.
что на глаза у меня навертываются слезы.
Не проходило дня, чтобы я не думала о тебе. И вспоминала тебя в
мельчайших подробностях.
плечи.
на меня жалуешься.
скверная память.
ты узнал бы меня на улице?
так что напрягать память тебе не приходится.
меня. -- В первый раз, когда я тебя увидела, на тебе была --
никогда ее не забуду -- мягкая шляпа сиреневого оттенка,
которая ну никак не вязалась с твоими рыжими волосами. Глазам
было больно. А где теперь твоя шляпа? Хочу выяснить,
по-прежнему ли у тебя такой дурной вкус?
Молодец! Правда, это следовало сообразить давно. Твои волосы не
сочетаются ни с чем, они не смотрятся ни со шляпами, ни с
подушками кресел, ни даже с обоями, если обои служат им фоном.
Или тебе надо нахлобучивать шляпу по самые уши, как ту
английскую, фетровую, которую ты купил в Лондоне. Ты засунул
свои вихры под шляпу, и можно было подумать, что у тебя вообще
череп голый. -- И добавляет решительным тоном, каким обычно
завершают привычные ссоры: -- Тебе это совсем не шло.
украдкой гляделся в зеркало, когда думал, что я тебя не вижу.
скажешь, что она оживляет в памяти воспоминания: в ее голосе ни
малейшего оттенка задумчивой растроганности, приличествующей
такого рода занятию. Она говорит так, точно речь идет о
сегодняшнем дне, в крайнем случае о вчерашнем; все свои давние