Чтение 40–й страницы книги ~Избранное~

толком дороги, притом ему любопытно было все вокруг - и,
увидев настоящую старинную деревенскую гостиницу "Герб
Чэмпиона", он вошел в отворенную дверь, чтобы все разузнать.
Оказавшись в баре, он позвонил в колокольчик, и ему
пришлось немного подождать, пока кто-нибудь выйдет. Кроме
него, тут был еще только один человек - тощий, с густыми
рыжими волосами, в мешковатом крикливом костюме, он пил
очень скверное виски, но сигару курил отличную. Выбор виски
принадлежал, разумеется, "Гербу Чэмпиона", а сигару он,
вероятно, привез с собой из Лондона. Беззастенчиво
небрежный в одежде, он с виду казался разительной
противоположностью щеголеватому, подтянутому молодому
американцу, но карандаш и раскрытая записная книжка, а может
быть, и что-то в выражении живых голубых глаз навели Кидда
на мысль, что перед ним собрат по перу, - и он не ошибся.
- Будьте так любезны, - начал Кидд с истинно американской
обходительностью, - вы не скажете, как пройти к Серому
коттеджу, где, как мне известно, живет мистер Боулнойз?
- Это в нескольких шагах отсюда, дальше по дороге, -
ответил рыжий, вынув изо рта сигару. - Я и сам сейчас
двинусь в ту сторону, но я хочу попасть в Пендрегон-парк и
постараюсь увидеть все собственными глазами.
- А что это за Пендрегон-парк? - спросил Кэлхоун Кидд.
- Дом сэра Клода Чэмпиона. А вы разве не за тем же
приехали? - спросил рыжий, подняв на него глаза. - Вы ведь
тоже газетчик?
- Я приехал, чтоб увидеться с мистером Боулнойзом, -
ответил Кидд.
- А я - чтобы увидеться с миссис Боулнойз. Но дома я ее
ловить не буду. - И он довольно противно засмеялся.
- Вас интересует теория катастроф? - спросил озадаченный
янки.
- Меня интересуют катастрофы, и кое-какие катастрофы не
заставят себя ждать, - хмуро ответил его собеседник. -
Гнусное у меня ремесло, и я никогда не прикидываюсь, будто
это не так.
Тут он сплюнул на пол, но даже по тому, как он это
сделал, сразу видно было, что он происхождения благородного.
Американский репортер посмотрел на него внимательней.
Лицо бледное и рассеянное, лицо человека сильных и опасных
страстей, которые еще вырвутся наружу, но при этом умного и
легко уязвимого; одежда грубая и небрежная, но духи тонкие,
пальцы длинные и на одном - дорогой перстень с печаткой.
Зовут его, как выяснилось из разговора, Джеймс Делрой; он
сын обанкротившегося ирландского землевладельца и работает в
умеренно либеральной газетке "Светское общество", которую от
души презирает, хотя и состоит при ней в качестве репортера
и, что мучительней всего, почти соглядатая.
Должен с сожалением заметить, что "Светское общество"
осталось совершенно равнодушным к спору Боулнойза с
Дарвином, спору, который так заинтересовал и взволновал
"Солнце Запада", что, конечно, делает ему честь. Делрой
приехал, видимо, затем, чтобы разведать, чем пахнет скандал,
который вполне мог завершиться в суде по бракоразводным
делам, а пока назревал меж Серым коттеджем и
Пендрегон-парком.
Читателям "Солнца Запада" сэр Клод Чэмпион был известен
не хуже мистера Боулнойза. Папа римский и победитель дерби
тоже им были известны; но мысль, что они знакомы между
собой, показалась бы Кидду столь же несообразной. Он слышал
о сэре Клоде Чэмпионе и писал, да еще в таком тоне, словно
хорошо его знает, как "об одном из самых блестящих и самых
богатых англичан первого десятка": это замечательный
спортсмен, который плавает на яхтах вокруг света, знаменитый
путешественник - автор книг о Гималаях, политик, который
получил на выборах подавляющее большинство голосов, ошеломив
избирателей необычной идеей консервативной демократии, и в
придачу - талантливый любитель-художник, музыкант, литератор
и, главное, актер. На взгляд любого человека, только не
американца, сэр Клод был личностью поистине великолепной. В
его всеобъемлющей культуре и неуемном стремлении к славе
было что-то от гигантов эпохи Возрождения; его отличала не
только необычайная широта интересов, но и страстная им
приверженность. В нем не было ни на волос того
верхоглядства, которое мы определяем словом "дилетант".
Фотографии его безупречного орлиного профиля с
угольно-черным, точно у итальянца, глазом постоянно
появлялись и в "Светском обществе" и в "Солнце Запада" - и
всякий сказал бы, что человека этого, подобно огню или даже
недугу, снедает честолюбие. Но хотя Кидд немало знал о сэре
Клоде, по правде сказать, знал даже то, чего и не было, ему
и во сне не снилось, что между столь блестящим аристократом
и только-только обнаруженным основателем теории катастрофы
существует какая-то связь, и, уж конечно, он и помыслить не
мог, что сэра Клода Чэмпиона и Джона Боулнойза связывают узы
дружбы. И, однако, Делрой уверял, что так оно и есть. В
школьные и студенческие годы они были неразлучны, и,
несмотря на огромную разницу в общественном положении
(Чэмпион крупный землевладелец и чуть ли не миллионер, а
Боулнойз бедный ученый, до самого последнего времени
вдобавок никому не известный), они и теперь постоянно
встречались. И домик Боулнойза стоял у самых ворот
Пендрегон-парка.
Но вот надолго ли еще они останутся друзьями - теперь в
этом возникали сомнения, грязные сомнения. Года два назад
Боулнойз женился на красивой и не лишенной таланта актрисе,
которую любил на свой лад - застенчивой и наводящей скуку
любовью; соседство Чэмпиона давало этой взбалмошной
знаменитости вдоволь поводов к поступкам, которые возбуждали
страсти мучительные и довольно низменные. Сэр Клод в
совершенстве владел искусством привлекать к себе внимание
широкой публики, и, казалось, он получал безумное
удовольствие, столь же нарочито выставляя напоказ интригу,
которая отнюдь не делала ему чести. Лакеи из Пендрегона
беспрестанно отвозили миссис Боулнойз букеты, кареты и
автомобили беспрестанно подъезжали к коттеджу за миссис
Боулнойз, в имении сэра Клода беспрестанно устраивались балы
и маскарады, на которых баронет гордо выставлял перед всеми
миссис Боулнойз, точно королеву любви и красоты на рыцарских
турнирах. В тот самый вечер, который Кидд избрал для
разговора о теории катастроф, сэр Клод Чэмпион устраивал под
открытым небом представление "Ромео и Джульетта", причем в
роли Ромео должен был выступать он сам, а Джульетту и
называть незачем.
- Без столкновения тут не обойдется. - С этими словами
рыжий молодой человек встал и встряхнулся. - Старика
Боулнойза могли обтесать, или он сам обтесался. Но если он
и обтесался, он глуп... уж вовсе дубина. Только я в это не
очень верю.
- Это глубокий ум, - проникновенно произнес Кэлхоун Кидд.
- Да, - сказал Делрой, - но даже глубокий ум не может
быть таким непроходимым болваном. Вы уже идете? Я тоже
сейчас двинусь.
Но Кэлхоун Кидд допил молоко с содовой и быстрым шагом
направился к Серому коттеджу, оставив своего циничного
осведомителя наедине с виски и табаком. День угасал, небеса
были темные, зеленовато-серые, цвета сланца, кое-где уже
проглянули звезды, слева небо светлело в предчувствии луны.
Серый коттедж, который, так сказать, засел за высокой
прочной изгородью из колючего кустарника, стоял в такой
близости от сосен и ограды парка, что поначалу Кидд принял
его за домик привратника. Однако, заметив на узкой
деревянной калитке имя "Боулнойз" и глянув на часы, он
увидел, что время, назначенное "мудрецом", настало, вошел и
постучал в парадное. Оказавшись во дворе, он понял, что
дом, хотя и достаточно скромный, больше и роскошней, чем
представлялось с первого взгляда, и нисколько не похож на
сторожку. Собачья конура и улей стояли здесь как привычные
символы английской сельской жизни; из- за щедро увешанных
плодами грушевых деревьев поднималась луна, пес, вылезший из
конуры, имел вид почтенный и явно не желал лаять; и просто
одетый пожилой слуга, отворивший дверь, был немногословен,
но держался с достоинством.
- Мистер Боулнойз просил передать вам свои извинения,
сэр, но он вынужден был неожиданно уйти, - сказал слуга.
- Но, послушайте, он же назначил мне свидание, - повысил
голос репортер. - А вам известно, куда он пошел?
- В Пендрегон-парк, сэр, - довольно хмуро ответил слуга и
стал затворять дверь.
Кидд слегка вздрогнул. И спросил сбивчиво: