Разве можно такое выдержать?
это мое слепое движение в никуда. Высокий, в человеческий рост, каменный
парапет. Я приникаю к нему, и моим глазам внезапно открывается темная
бездна, располосованная стрелой автострады. Таинственные, непонятные огни
пытаются пробить ее толщу. Что они хотят сообщить мне своим миганием?
Зовут или гонят?
через последнюю преграду на пути к избавлению от всех болей и... срываюсь.
на твердь автострады - туда, куда я не хочу. Я оборачиваюсь, и это чисто
рефлекторное движение, не оплодотворенное никакой мыслью. Потому что в
мыслях я уже лечу головой вниз навстречу притягательному мерцанию огней в
клубах тьмы, чтобы приобщиться к их тайне.
отвешивают незлую, а потому несильную оплеуху.
чувство, которое просыпается во мне - глухая, вялая злость.
ко мне медленно возвращается рассудок, а с ним и сознание того
обстоятельства, что я жив. Спаситель держит меня за отвороты куртки, как
набивную куклу. Низкорослый и чрезвычайно плотный, с мощными плечами и не
менее мощными грудными мышцами, которые нагло прут из-под легкомысленной
полосатой маечки, будто каменные плиты. Кажется, такому ничего не стоит
оторвать меня от земли одной лишь короткой и могучей, как лапа сервомеха,
рукой и трясти перед собой на весу, отпуская другой рукой затрещины до тех
пор, пока я не вразумлюсь окончательно.
мозгов, максимум рогов. Совсем одичал. Хвала мне, у меня глаз на таких
наметан, да и высота для гравитра оказалась небольшой. Иначе пришлось бы
выгребать тебя из этого колодца. Словно кучу помета.
отвесного полета. Между прочим, трижды перекрытых защитными полями. Так
что не расплющился бы ты, как мечтал. В худшем случае - шок, клиническая
смерть от страха. Тоже мало приятного, но не трагично...
подальше от парапета. К наспех распахнутой кабине гравитра, что брошен
поперек проезжей полосы. Мимо на страшной скорости проносятся
грузовозы-автоматы, отчаянно и раздраженно сигналя.
пассажирское кресло широкими, как лопаты, ладонями. Мое вялое
сопротивление ничего не значит для него. - Я медик. Тебе повезло во всех
смыслах. А ты кто?
Выдумал тоже - суицид в таком телячьем возрасте!.. - Стеллан поднимает
гравитр с полосы и выводит его в просвет между опорами автострады,
навстречу темно-синим небесам. - Ты, я гляжу, в Галактику навострился?
чернозвездного неба, а глаз у него, как он уже сообщал, наметанный.
мамочке с папочкой. Или уже списали?
стряслось? - Я мотаю головой. - И не надо. Давай договоримся так: я с трех
раз угадываю. И если попаду в точку, ты это признаешь. Попытка первая:
тебя бросила девушка.
не остается незамеченным.
суицидальных поползновений из ста в твоем возрасте - от любви. Эпоха
глобального разгула "синдрома Ромео". Читал Шекспира? "Пора разбить
потрепанный корабль с разбега о береговые скалы". Между прочим, "синдром
Джульетты" регистрируется куда реже... Никто не хочет мириться с потерями.
Это и понятно: самый первый удар обычно самый тяжелый. Потом, с возрастом,
человек учится держать удары, воспринимать разлуки с подобающим
философским смирением. А в юности все эгоисты, ни с кем не желают делиться
счастьем. И ни черта вокруг себя не видят, кроме своих поруганных чувств.
доверием к собеседнику, к этому грубому могучему гному. - Резать по
живому...
"вивисекция". Но не трагично, не трагично! Она ушла, но она счастлива.
Почему тебя это не утешает? Мне, закаленному разлуками воину, это
непонятно. И ты учись терпеть боль, козерог.
хочу быть счастливым!
вечно. От этого тупеют, обращаются в улыбчивых идиотов, блаженно пускающих
розовые слюни. Разуму требуются встряски! Художник способен творить лишь в
несчастье. Когда ему хорошо, он годится лишь на то, чтобы расписывать
спальни пузатыми амурчиками. А ты - эгоист!
становится совсем мерзко, и я снова отворачиваюсь, прижимаюсь щекой к
холодному окошку. Гравитр забирает в облака, никто им не управляет. Машина
сама выбирает себе некий скрытый для чужого глаза путь. Куда мы летим?
Зачем? Не все ли равно...
Любовь есть любовь, я в этом кое-что смыслю. Терять женщину всегда больно,
это ты правильно говоришь и правильно ощущаешь. Только боль свою ты
упустил из-под контроля настолько, что сдуру захотел усмирить ее ценой
собственной жизни. А то, что твоя паршивая жизнь нужна не только тебе,
подлейшим образом забыл. Может быть, ты сирота?
освещенной кабине, в мягком кресле и слушать душеспасительные нотации. Я
никого сейчас не могу ни видеть ни слышать.
для медиков. Таким козерогам, как ты, оно кажется безысходным,
беспросветным. И вы преступаете все свои клятвы и честные слова. И ни за
что не хотите дождаться утра.
Предпочтешь сидеть в уголке, таращить полные слез глаза на портрет
утраченной возлюбленной и тихонько скулить. А потом побросаешь в сумку
какое-нибудь никчемное барахло, сотрешь с лица тень переживаний и
поднимешься на орбиту. И первый же эскулап, лишь покосившись на твою
ментограмму, спихнет тебя обратно на Землю.
тревога на краткий миг остротой своей заглушает кипящую внутри меня боль.
что так и будет. И ни сила моя, ни ловкость, ни познания в области
единоборств этому не помешают. - Доставлю к нему в оригинальной упаковке.
выскакивает из кабины первым. Недовольно озираясь, я высовываюсь следом, и
он тут же плотно смыкает пальцы на моем запястье. Такое ощущение, что на
меня надевают кандалы.
вокруг странной скульптуры, отлитой, как мне почудилось, из смолы - жирно
блестящей и даже не утратившей до конца вязкости. Должно быть, скамейки
специально для того, чтобы подолгу любоваться этим монстром... Ныряем под
узкую стрельчатую арку. И попадаем в царство готики. Нелепым кособоким
домишкам, что лепятся друг к дружке, никак не меньше тысячи лет. Они
опоясывают сплошной стеной просторную лужайку, из самого центра которой
нервно фонтанирует гейзер. В воздухе пахнет серой. Сквозь подошвы сандалий
от земли проникает тепло. На почтительном расстоянии от гейзера, прямо на
травке лежат люди. Не то спят, не то кейфуют.
похоже?
соседство.
пережигать себя, жизнь-то длинная... И жаль вас, и завидно вам. Кстати, не
строил ли ты фантастических планов вновь добиться ее взаимности?
Посняков Андрей
Гуревич Георгий
Прозоров Александр
Каменистый Артем
Шилова Юлия
Никитин Юрий