ожидать.
воин. И у нас много таких, как ты. Просто я ВИЖУ. Знаешь, - он понизил
голос, - я вижу лучше, чем Асантао.
объяснило.
Ингольв невольно усмехнулся. Аэйт опять остался серьезен. Видимо, разговор
коснулся болезненной для него темы.
Я ВИЖУ, понимаешь?
устраиваясь поудобнее. - Теперь полезай под кровать, в темный угол, и не
ерзай там, понял? И ничего не бойся.
молча подчинился, как привык подчиняться Меле, и Вальхейм отметил это про
себя. Протянув руку к шнуру, висящему на стене, Ингольв резко дернул.
пороге. Оруженосец сонно моргал. Белая полотняная рубаха едва прикрывала
его колени. Сапоги он натянул прямо на босые ноги. Феронт ежился и мялся,
недоумевая: что понадобилось его благородию среди темной ночи? Спал бы,
как все, и горя бы не видал...
поживей.
более никакого внимания.
это... питательное. Разгоревать - это надо повара будить, а он как пить
дать по шее надает. Вы же его знаете, ваше благородие, тут хоть чей
приказ, хоть вашего благородия, хоть его светлости, все равно по роже-то
он съездит мне и никому иному...
гобелены, и в каждом новом мире они имели другой облик. Но всегда Ингольв
находил в их среде вполне развитую и достаточно сложную систему
взаимоотношений. Точно так же, как все люди, они умели дружить и
ссориться, одни оказывались алчными, другие преданными, третьи глупыми,
встречались порой изощренно-подлые, а иногда - поразительно добродушные. И
даже зная наперед, что они исчезнут, когда Торфинн уйдет из этого мира,
Ингольв каждый раз привязывался к ним - как это было еще в те дни, когда
он командовал своей ротой в Ахене...
острыми коленями, торчащими из-под рубахи, всего лишь мебель, вроде кресла
или стола, и если ему съездят по роже, то от него явно не убудет...
быстро. Бухнув на стол корзину, тяжело нагруженную провизией, оруженосец
поклонился и поспешно удрал, пока его не заставили искать в этакой темени
скатерть и бокалы. Вот жулик, подумал Ингольв, расставляя на столе тарелки
с мясом и хлебом и кувшин вина. Обнаружив на дне корзины свои любимые
оливки, капитан улыбнулся: каким бы сонным ни был оруженосец, а
подлизаться к его благородию не забыл.
съестного он невольно глотнул и побледнел. Ингольв вдруг ощутил
беспокойство и неловко спросил:
К тому же, морасту и воину должна быть присуща сдержанность. Наконец он с
достоинством кивнул.
Ешь по-быстрому. У нас мало времени.
столовым приборам юный дикарь проглотил несколько кусков мяса, отчаянно
морщась, сжевал одну оливку, потом глотнул вина и закашлялся. Ингольв,
внимательно наблюдавший за ним, быстро отобрал у него кувшин.
обстоятельство, сильно тряхнул головой и прошептал имя брата, словно
призывая его на помощь.
- что ты будешь со мной делать?
из замка. Но сначала поклянись, что ни он, ни ты никогда не приблизитесь к
обители Торфинна.
за плечи.
поймешь, если ты действительно "видишь". Много лет назад Черный Торфинн
отнял у меня свободу, мой Ахен, мою сестру. Потом в бесконечных мирах
Элизабет я потерял и себя. И если теперь Торфинну вздумается меня
уничтожить, то человеку по имени Ингольв Вальхейм это будет уже
безразлично. А теперь идем.
комнаты.
подношения вот уже немало веков. Пожалуй, в последний раз такой наплыв
паломников наблюдался здесь в прискорбные годы гражданских и религиозных
войн эпохи лжекумиров.
стекались отовсюду, погруженные в скорбь и молитву. Алвари, не выдержав
неизвестности, побежал-таки к скале Белые Пятна - поглазеть на
таинственный замок хотя бы издали, а заодно посетить Кари, у которого не
был в гостях лет сорок, никак не меньше. То, что предстало глазам старого
хэна, вызвало в его душе настоящий ужас. Трава вокруг пещеры была
безжалостно истоптана сапогами, а вход в нее завален.
ломая ногти. Кричать, призывая Кари и Кабари, он боялся, потому что
страшный восьмибашенный замок высился прямо над его головой, в нескольких
десятках метров, - кто знает, может быть, там все слышат? Рисковать ему не
хотелось. Молча глотая слезы, вспотевший, в рваной и пыльной одежде,
Алвари, наконец, к утру разобрал небольшой проход и прижался к нему лицом,
вглядываясь в черную пустоту пещерки. Острые осколки расцарапали ему щеку,
но скальный хэн даже не заметил этого.
услышать враги. - Кари! Это я, Алвари!..
плакать.
традиционному приветствию, на которое ни один хэн, даже самый нелюдимый,
не может не откликнуться.
душой, глядя на него, бесспорный бог "Глаза боятся, а руки делают". Однако
самому Алвари было не до веселья. Пещерка действительно была пуста.
Поленья от костра, горевшего некогда на пороге, были разбросаны по всему
полу, одно из них тлело в постели...
своей хижины и бросился там на ложе из сухих листьев. Он проспал до трех
часов ночи, когда закат сменился рассветом, после чего уселся посреди
храма, скрестив ноги, и начал усиленно медитировать под пристальными
взглядами застывших каменных божеств, которые взирали на него со всех
сторон, облитые двойным светом заходящей луны и встающего солнца. К утру
первые хэны, услышавшие мысленный призыв Алвари, уже подходили к святыне.
различных неприятностей, вроде политики, мятежей и войн. Даже если бы у
них и существовала какая-либо государственная власть, никакие заговоры
были невозможны: собравшись хотя бы раз, заговорщики чувствовали такую
непреодолимую скуку и так успевали надоесть друг другу, что вторично могли