середине.
в расследовании этого дела до тех пор, пока из Белого дома не оказали
сильного давления. Сейчас мы все прекратили.
останется тихо?
известно больше.
бомбы, когда Томас находился в горящей машине, а я была в
полубессознательном состоянии, какой-то полицейский по имени Руперт
отвел меня к своей машине и посадил в нее. Другой, в ковбойских ботинках
и джинсах, начал задавать мне вопросы. Меня мутило, и я была в шоке.
Они, Руперт и его друг-ковбой, пропали и больше не появились. Они не
были копами, Гэвин. Они наблюдали, как взорвется бомба, и перешли к
плану Б, потому что я не попала в машину. Я этого не осознавала, но,
вероятно, только пара минут отделяла меня от того, чтобы получить пулю в
голову.
полицейских, когда те появились на месте. Они испарились. Я была в их
машине, Гэвин. Они держали меня в руках.
лицо, которое казалось мне знакомым и которое я тебе описала?
друзьями.
десять минут, затем выскользнул и встретился с Коротышкой.
Классные типы. Я уверена, что есть и другие, но я с ними еще не
встречалась.
около сорока восьми часов.
тебя.
***
Хамел. Он, не отрываясь, смотрел в телевизор и что-то быстро бубнил себе
под нос. Шел фильм о людях в большом городе.
слово, стараясь воспроизвести типичное американское произношение. Он
занимался этим четыре часа. Он впитал в себя английский язык, когда
скрывался в Белфасте, и на протяжении двадцати лет просмотрел тысячи
американских картин. Его любимым фильмом был ?Три дня Кондора?. Он
просмотрел его четыре раза, прежде чем понял, кто кого убивает и зачем.
Он бы мог убить Редфорда.
сойдет для американца, но одна промашка, одна крохотная ошибка, и эта
женщина уйдет.
***
который платил сотню долларов в месяц за место и за то, что, как он
думал, было безопасностью. Они осторожно прошли через ворота, которые,
как считалось, должны были быть заперты.
секунд дверца водителя была открыта. Один из двоих сел на багажник и
закурил. Было воскресенье, почти четыре часа утра.
в кармане, и приступил к работе над автомобильным телефоном, из-за
которого Грентэм в свое время влез в долги. Верхнего света в салоне было
достаточно, и он работал быстро. Работа была легкая. Открыв трубку, он
установил в нужное место крошечный передатчик и приклеил его. Минутой
позже он выскользнул из машины и присел на корточки у заднего бампера.
Тот, что с сигаретой, подал ему маленький черный куб, который он
приткнул к решетке под автомобилем, позади бензобака. Это был передатчик
с магнитными присосками. Он будет посылать сигналы в течение шести дней,
до тех пор, пока не разрядится и его потребуется заменить.
определят, что он входит в здание ?Пост? на Пятнадцатой улице, они
войдут к нему в квартиру и поставят на его телефон жучок.
Глава 22
спала до позднего утра. Может быть, теперь она к этому привыкла. Она
пристально смотрела на шторы на крошечном окне и начинала осознавать,
что кошмаров не было; не было никаких движений в темноте, не появлялось
никаких грозящих ей пистолетов и ножей. Был тяжелый и глубокий сон, и
она долго изучала шторы, прежде чем ее мозг пробудился от него.
четвертый день в образе пеликана, и, чтобы увидеть пятый, она должна
была думать, как изощренный убийца. Это был день номер четыре всей ее
оставшейся жизни. Она должна была бы быть мертва.
что цела и жива, и что двери не пищат и полы не скрипят, и что в стенном
шкафу нет никакого притаившегося бандита, ее первая мысль была о Томасе.
Шок от его смерти постепенно проходил, и она обнаружила, что ей легче
удается отогнать от себя воспоминания о взрыве и ревущем пламени. Она
знала, что его разорвало на мелкие кусочки, и он умер мгновенно. Она
знала, что он не мучился.
находился рядом, о его шепоте и хихиканье, когда они были в постели и
секс был позади, а ему хотелось обниматься. Ему нравилось обниматься, и
ему хотелось играться, и целоваться, и ласкаться после того, как они
отзанимались любовью. И хихикать. Он любил ее бешено, влюбился без
памяти, и в первый раз в жизни мог вести себя с женщиной глупо. Много
раз посреди его лекций она вспоминала его воркованье и хихиканье и
прикусывала себе губу, чтобы не рассмеяться.
бы неделю оставаться в постели и плакать. На следующий день после
похорон ее отца психиатр объяснил ей, что душе необходим короткий, очень
тяжелый период горя и печали, и тогда она переходит в следующую фазу. Но
до тех пор, пока Дарби сможет жить дальше, ее душа должна болеть, она
должна безудержно страдать. Дарби последовала этому совету и безвольно
отдавалась горю две недели, потом устала от этого и перешла к следующей
стадии. Это сработало.
куда попало. Руперт, Худой и все остальные из этой компании лишили ее
возможности нормально скорбеть.
они сегодня будут делать? Куда она сможет пойти, не боясь быть
замеченной? Должна ли она найти другую комнату после двух ночей,
проведенных в этом месте? Да, она так и сделает. После того, как
стемнеет. Она позвонит и закажет комнату в еще одной крохотной
гостинице, где сдают комнаты с питанием. Где они остановились?
Патрулируют ли они улицы, надеясь просто на нее натолкнуться? Знают ли
они, где она сейчас находится? Нет. Она была бы мертва. Знают ли они,
что она теперь блондинка?
зеркалу над письменным столом и посмотрела на себя. Волосы стали еще
короче и были очень белыми. Неплохая работа. Прошлой ночью она трудилась
над ними три часа. Если бы она прожила еще два дня, она бы их еще
подрезала и перекрасила в черный цвет. Если бы она прожила еще неделю,
она могла бы стать лысой.
пище. Она не ела, и это необходимо исправить. Было почти десять.
Странно, но по утрам в воскресенье завтраков в гостинице не было. Она
могла бы рискнуть, поискать еды и воскресный выпуск ?Пост? и увидеть,
могут ли они засечь ее сейчас, когда он была ослепительной блондинкой.
макияжа. Она надела новую пару армейских брюк, новую куртку-ветровку и
была готова к сражению. Глаза были закрыты авиационными очками.