ребра.
доступную плоту глубину - двадцать-сорок сантиметров. Ее мы проскочили на
едином дыхании. По инерции вползли на мель и встали. Долго бродили вокруг,
пытаясь отыскать в дне хоть малое углубление, чтобы по нему, как по желобу,
вытолкать плот в море. Вообще-то повезло. Поменяйся или ослабни ветер - и
вода бы ушла, осела на несколько сантиметров, оголив дно. Надо спешить,
пока погода не выкинула очередной злой фокус. Ближайшая глубина начиналась
в ста пятидесяти метрах.
отрезок пути Сергей.
пешком разгуливающим там, где нам предстояло проплыть! Воткни в песок
спичку, серная головка торчала бы наружу! Вода, журча, как самая
обыкновенная речка, выкатывалась из залива в море. В свою очередь, далеко
на севере ветер и волны вдавливали между островами новые потоки воды. Если
бы не эта циркуляция, мы сидели бы сейчас на сухом берегу. Свой путь
пометили вешками. Получилась причудливая ломаная линия, идущая через ямки и
углубления в дне. Мы смотрели на последний перекат, как заключенный на
тюремную стену. Преодолей ее - свобода. Не сможешь осилить - клади голову
на плаху. Мысли, что не справимся, не допускали. Канал будем копать, а
прорвемся! Не могут нас остановить эти сто пятьдесят метров. Главное - до
ночи управиться.
получился ничтожный. За полчаса продвинулись лишь на три-четыре метра.
Тужились до кровавых кругов в глазах, пытаясь поднять и продвинуть плот.
Падали в изнеможении в воду. Икры и пальцы ног от напряжения сводило
судорогами. Сергей распечатал НЗ, щедро оделив каждого десятью кусками
сахара, справедливо рассудив, что, если не уйдем отсюда сегодня, грош цена
остаткам продуктов, все одно нам не жить. Лучше добить все
продовольственные запасы, но вырваться, чем растягивать при помощи них же
агонию на несколько дней.
наступило прояснение. Вновь вцепились в трубы. Тянули плот вверх, чуть жилы
не рвались, но не хватало наших сил совладать с его трехсоткилограммовой
тяжестью. Поняли - "голой мышцей" здесь не справишься, надо менять тактику
волока или отрезать камеры.
засеменили в сторону. Медленно плот закрутился на передних камерах. С
первого захода поставили его поперек течения. Вторым рывком занесли корму
вперед. Зашли с другой стороны и ту же операцию произвели с носа плота.
Выиграли два метра. Поочередно перебегая с кормы на нос, заносили,
кантовали плот. Иногда казалось, тащим по сухому. Вода не закрывала даже
пальцы ног! Через каждые четверть часа отдыхали, грызли сахар. Сердце,
выскочив из грудной клетки, ухало где-то в висках, дыхание было частым и
прерывистым. Если бы не видели прямо перед собой море, никогда бы не смогли
преодолеть эту подводную, вставшую поперек пролива, косу. Но близость
избавления воодушевляла.
вода прибудет. Но наши желания не совпадали с гидрологическим режимом
Аральского моря. Я боялся, что на последних метрах мы испустим дух - просто
сердце не выдюжит.
локтях, тянули плот вверх. Три левых ноги, шаря подошвами по дну,
отодвигались в сторону, упирались в ракушечник.
последние сантиметры, роняли.
осыпался, словно живой. Татьяна вновь забежала вперед и почти сразу
провалилась по колено. Дошли! Остался последний, малюсенький рывок.
Заглотил, пропихнул ветром и волнами в самое нутро, осталось переварить
ослабевшие жертвы. Так нет, исхитрились, нашли лазейку. В чем душа
держится, а ползут, копошатся возле своего странного парусника.
волока. Напряженно ищем по горизонту признаки земли, хотя внутри уверены -
вышли к морю, не может быть в заливе такой насыщенной синевы. Удивительно,
что не чувствуем радости. Все застила усталость.
коня за уздечку. Теперь осталось запрыгнуть на настил, отпустить поводья
парусам и тем закончить островную эпопею.
впечатанных в песок. Может быть, когда-нибудь я буду вспоминать их как
что-то значительное в своей биографии, но пока я ощущаю лишь облегчение. Не
надо готовиться к худшему, не надо ломать голову, как это худшее отодвинуть
еще на день, неделю.
когда по курсу чистое море, островная ситуация не кажется такой
беспросветно мрачной. Старый страх не пугает. Когда человек переживает
жизненных кризис, он, спустя какое-то время, вспоминает его чуть ли не со
смехом - надо же такому случиться, удивляясь бурным проявлениям своих
чувств. Зачем, спрашивается, суетился, нервничал?
все охают, переживают, следя за коллизиями сюжета, а ты сидишь спокойный,
потому что знаешь - кто преступник, кто очередная жертва. Даже начинаешь
скучать - содержание оказывается довольно примитивным, держится только на
интриге. Удивительно, что при первом просмотре вздыхал, зажмуривался во
время некоторых эпизодов, переживал за героев!
приключение. Трудности забудутся. Про то, что мы собирались героически
умереть на прибрежном песке, даже упомянуть будет неловко. Ведь теперь мы
знаем, что между островами есть проход. Никто не поверит, что угроза была
смертельной. "Чуть" - в расчет не принимается, тем более - вот он я, сижу
живехонький, полный нерастраченных сил и энергии, без малейших следов
пережитого ужаса.
обнимаемся, не целуемся в ознаменование освобождения, лежим с постными
физиономиями, прислушиваясь к болевым ощущениям в мышцах и внутренностях.
Нам бы этот праздник дня четыре назад, когда в нас бродили не
использованные еще эмоции. Мы бы устроили опереточный канкан...
горизонтом.
еще раз испытывать судьбу. Убедились уже - это не безопаснее, чем дергать
спящего льва за хвост. Остров как остров. Пришли мы к нему незваными
гостями и уходим без фанфар. Живыми выпустил - и на том спасибо...
карту, вожу по ней огрызком линейки. Получается явная ерунда. Я
перепроверяю эту ерунду подсчетом, математика - царица наук, на все
ответит. Выстраиваю колонки цифр. В итоге получаю ерунду в квадрате.
вода. Придется ее расстроить.
километрах от береговой черты, - невозмутимо сообщаю я итог своих
навигационных исчислений.
песок, не гребешки волн, а кусты саксаула. Не верь глазам своим - верь
формулам.
плывем согласно сказочному принципу "Поди туда, не знаю куда, принеси то,
не знаю что". Ладно, в берег воткнемся - у кого-нибудь разузнаем. Я
улыбнулся своей мысли. Вместо науки определения своего местонахождения в
море, банальное: "Дяденька, как проехать до..." - словно не по морю путь
держим, а разыскиваем овощную лавку.
заглаживает свою вину. Семь суток мы таскали его на себе, теперь он
исправно везет нас. На том мои работы исчерпаны. А жаль. Когда нечего
делать, голод и жажда мучают вдвойне. Лучше всего, конечно, спать, смотреть
цветные сны про пирожки-ватрушки, но я больше десяти часов не выдерживаю.
Остается завидовать Салифанову. Тот дрыхнет, как суслик, по двадцать часов
кряду. Как бока не отлеживает- непонятно. Наверное, его организм устроен
лучше. На неблагоприятные условия внешней среды отвечает немедленным
затормаживанием жизненных процессов. Сердце бьется два раза в минуту, не
чаще, дыхания вообще не заметно. Чистый анабиоз, только тот от холода, а
этот от жары, жажды и голодухи. Выгода налицо. Плывем все одинаковое
количество времени. Только мы четырнадцать часов, а Салифанов - семь.
Значит, он в два раза меньше страдает от голода, в два раза меньше от жажды
и в два раза от неопределенности положения.
в пустыне, а он сопит, как на домашнем диване. Практически отсутствует на
плоту. Тело - вон оно лежит, развалилось, ножки-ручки по сторонам
разбросало, смотреть противно. А сам Салифанов неизвестно где витает и что
там делает.
бедный глупый желудок, - тогда мы уравновесимся в расходе калорий. Очень
Сертаков Виталий
Орловский Гай Юлий
Шилова Юлия
Пехов Алексей
Березин Федор
Каменистый Артем