Чтение 40–й страницы книги ~Эксклюзивный грех~

главного редактора).

Хозяин включил бра и громко, с выражением, зачитал:

- ?Редакция газеты ?Молодежные вести? поручает специальному
корреспонденту Надежде Митрофановой сбор и систематизацию материалов по
теме: ?Ленинградский технический университет: Вчера, сегодня, завтра?.

Он сложил бумажку, вернул ее Наде, строго спросил:

- А при чем тут наша Лена?

- Вань, давай хоть в комнату пройдем, - попросила жена. Голос ее звучал
вроде бы просительно, но Надя безошибочно расслышала в нем убедительные,
стальные нотки.

Надю провели в гостиную, Клавдия Алексеевна усадила ее в глубокое кресло
и снова вроде бы робко обратилась к своему суровому мужу:

- Ванюш, чайку бы нам, а?

Супруг еще раз смерил Надежду цепким взглядом. Но безропотно удалился на
кухню. Там зашумела вода, зазвякал чайник, фыркнула, зажигаясь, горелка.

Надя украдкой рассмотрела комнату. Никаких стенок и горок - вместо них
развешаны ковры - на всех трех стенах, и даже на четвертой, меж двумя
окнами, помещалось что-то вроде ковровой дорожки. Старый-престарый диванчик
с двумя подушками, полированный секретер, самодельная полочка, по которой
вьются-ползут цветы. И - фотографии, везде фотографии. Поверх ковров и рядом
с ними. В деревянных рамках, в стальных, а то и просто в целлофане. Леночка
- ?снежинка?, видимо, в детском саду, Леночка - Снегурочка в школе... Она же
- на коньках, на качелях, на морском берегу, счастливо улыбается... ?Какая
красивая!? - восхищенно подумала Надя.

Клавдия Алексеевна села в кресло напротив Нади.

Их разделял журнальный столик, на нем лежало несколько пожелтевших от
времени тетрадок. Надя скосила глаза и удивленно прочитала на одной из
обложек:

"Для работ по литературе ученицы 7-го ?Б? Елены Коноваловой?.

Она потерянно взглянула в лицо Клавдии Алексеевны. Та смахнула слезинку,
проговорила вполголоса:

- Леночка... Ей бы сейчас...

- Сорок три года было, - быстро закончила Надя. Она горячо произнесла:

- Клавдия Алексеевна, давайте.., давайте сохраним мужество...

- Мужество? - ахнула хозяйка. Ее слезы мгновенно высохли, она повысила
голос:

- Какое мужество?! Леночка! Единственная дочь.., единственный ребенок...

Надя твердо выдержала осуждающий взгляд Клавдии Алексеевны и произнесла:

- У меня тоже горе. Пять дней назад я похоронила маму.

- Родители должны умирать раньше детей, - отрезала Клавдия Алексеевна. -
Это закон природы.

И тут же, взглянув в Надино побелевшее лицо, залепетала:

- Ой, Наденька, извините.., простите меня, дуру старую...

- Ничего, - стиснула зубы Надя. Глаза застилало горе. А в голове билась
не правильная, непрошеная мысль: ?Я использую свою беду. Эксплуатирую - в
собственных целях!"

Клавдия Алексеевна смотрела теперь на нее так участливо и встревоженно,
что Надя поняла: теперь она может спрашивать о чем угодно.

В комнату вошел супруг, Иван Савельевич. На подносе позвякивали чашки,
две вазочки с двумя сортами варенья. Он с беспокойством воззрился на обеих
женщин.

- Ставь, ставь... Ставь на столик, - облегченно захлопотала Клавдия
Алексеевна. - И сам садись, не маячь.

Она принялась расставлять чашки, выспрашивала Надю, сколько ей нужно
заварки и сахара, потчевала вишневым и грушевым вареньем... Иван Савельевич
подтянул стул, уселся, налил себе ядреного, черного, словно деготь, чаю.
Надя заметила, что руки у него дрожат. Неужели алкоголик?! Нет, вроде не
похож...

Чайная суета помогла Наде справиться с неловкостью, с неуверенностью в
своих силах. И решение она тоже уже приняла. Вот ведь: всю дорогу ломала
голову, что говорить Деночкиным родителям, как выкручиваться, да так и не
придумала. А сейчас - пожалуйста, мозаика сложилась. Собственно, сложное
слово ?мозаика? сюда и не подходит. Она просто расскажет им все...

Надя сделала глоток душистого чая. Он источал запах малины - не
синтетической добавки, а своей, руками собранной и сушенной дома. Надя
отставила чашку. Произнесла:

- Клавдия Алексеевна, Иван Савельевич... Я хочу рассказать вам все. Все,
что знаю сама. Ну а вы уж - решайте сами, станете вы помогать мне или нет.

И она рассказала - про три неожиданные смерти, про покушение, про
дневники Диминой мамы, про то, что из архива университета исчезли
медицинские карты...

Коноваловы слушали ее молча. Клавдия Алексеевна смахнула слезинку, когда
Надя сказала: ?Теперь - одна с Родионом, ну, с нашей таксой, осталась?. Иван
Савельевич прихлебывал чай, кивал, его взгляд, обращенный на Надю, с каждой
минутой теплел и смягчался. В конце своего рассказа Надежда сказала:

- Я еще раз прошу простить меня - за то, что пытаюсь ворошить прошлое. Но
- вы ответите на мои вопросы?

Коноваловы переглянулись.

- Да, - твердо сказала Клавдия Алексеевна.

- Да, - повторил Иван Савельевич. - Только.., только чем же мы можем
помочь?

Надя быстро спросила - на ходу вспомнив полуяновский урок, что к главному
нужно подходить постепенно, через серию маловажных, простых вопросов:

- На каком курсе Лена переехала в общежитие?

- На втором... - вздохнула Клавдия Алексеевна. - На первом еще пыталась
на автобусах ездить. В пять утра вставала, в десять вечера возвращалась. А
потом у них курсовые пошли, коллоквиумы, не успевала, лучше б она этот
институт бросила...

Надя увидела, что глаза Клавдии Алексеевны краснеют, наливаются
слезами... Она быстро задала новый вопрос:

- А кто были ее соседки по комнате?

- Таня Смирнова. Катя Котенко. Лина Савушкина. - без запинки ответила
мама.

- Что они сейчас?

- Танюшка Смирнова - в Штатах, преподает. Катя - где-то в Мурманске, за
моряком замужем. Работает в школе. Линка... - Клавдия Алексеевна запнулась,
- где Линка - не знаю. Где-то в Питере. Гуляет.

- Спилась уже, зуб даю, - вдруг брякнул Иван Савельевич.

- Вы с ними поддерживаете отношения? - продолжала Надя, сделав вид, что
не заметила его резких слов.

- Катя с Таней до сих пор открытки нам шлют, - гордо сказала Клавдия
Алексеевна. Слегка нахмурилась и добавила:

- Про Лину не знаю ничего.

- А.., а... - как ни старалась Надя говорить хладнокровно, голос ее
все-таки дрогнул, - а с кем-нибудь из молодых людей Лена дружила?

- Не до того ей было, - немедленно отрезал Иван Савельевич. - Слишком
занята была. На учебе своей помешалась. Пятерки, одни пятерки... - в его
голосе звучали досада и горечь. - Все должно было быть у нее отлично: на
?пять?, на ?пять с плюсом?, на ?шесть?, чего бы ни стоило, только - лучше
всех!

Клавдия Алексеевна укоризненно взглянула на мужа:

- Ну зачем ты так, Вань... Что у нее, разве мало поклонников было?
Леночка и на каток с ними ходила, и в кино... Но только так, ничего
серьезного. Глупые они, говорила, маленькие, щенята...

Пора было подбираться к главному. Надя глубоко вздохнула:

- Значит, училась Леночка хорошо. Несчастной любви у нее не было... Но -
почему? Почему же тогда случилось то, что случилось?! Неужели правда - из-за
учебы? Или просто - несчастный случай? Что вам в милиции-то сказали?

Иван Савельевич вдруг резко встал, рывком отодвинул стул, вышел из
комнаты. Клавдия Алексеевна скорбно посмотрела ему вслед. Вполголоса
объяснила Наде:

- В милиции сказали - у нее психологическая травма, нервный срыв... Лена
экзамен в тот день не сдала, очень расстроилась. Были свидетели. Ее... -
несчастная мать снова всхлипнула. - Ее никто не толкал. А Иван в это не
верит. Думает, что столкнули. А потом власти замели следы. А в милиции его и
слушать не стали, даже дела заводить не хотели.

- А вы? Что думаете вы?

Глаза у Клавдии Алексеевны заметались. К ковру - поверх него висели
выцветшие детские рисунки. К цветам - горшок у алоэ разрисован кривобокими
человечками...

Надя не торопила ее. Сама рассматривала комнату, и сердце ее обливалось
кровью, когда взгляд упирался в тертого-перетертого плюшевого мишку, в
старую куклу, в школьный пенал, брошенный на серванте...

Вдруг Клавдия Алексеевна встала.

- Пойдемте, я провожу вас, - сказала она.

- Но... - растерялась Надя.

- Пойдемте, - повторила Клавдия Алексеевна и приложила палец к губам.

Они вышли в коридор. Из соседней комнаты послышался хриплый вздох,
похожий на сдерживаемое рыдание.

- У Ивана сердце больное, - прошептала Клавдия Алексеевна.

Они вышли из квартиры, Клавдия Алексеевна торопливо поздоровалась с
соседками, увлекла Надю прочь со двора.

Возле мэрии обнаружилась чистая, пустая лавочка. Они присели. Клавдия
Алексеевна прикрыла глаза и сказала:

- Лена... Лена была беременна. Четыре месяца. Иван не знает. Узнал бы,
кто отец, - убил бы.

Надя с ужасом наблюдала, как на глазах сереет лицо собеседницы. Но
все-таки задала следующий вопрос:

- А вы?! Вы знаете, кто отец? От кого ребенок?!

- Не знаю, - глухо произнесла Клавдия Алексеевна. И повторила: